Рапсодия - Джудит Гулд

— Я не буду участвовать ни в каких конкурсах, — решительно заявил он. — Ни имени Чайковского, ни Ван Клиберна.

— Но почему? — изумился Дмитрий. — Это же просто неслыханно! Растущие молодые пианисты вроде тебя обычно используют конкурсы для того, чтобы их имя стало известным, чтобы создать себе аудиторию и репутацию.

— Никаких конкурсов. И никаких дисков для продажи, по той же самой причине.

— Не выпускать диски на продажу?! Но это же самоубийство! — не выдержала Соня. — Ты думаешь, что говоришь? Ведь они же могут стать твоим главным источником дохода. И к тому же прославят тебя.

— Никаких записей. До поры до времени. И по той же самой причине, — продолжал он, словно не замечая недоумения родителей, — ближайшие два или три года я намерен давать публичные выступления лишь в исключительных случаях, перед очень небольшой аудиторией.

Он сел, глядя на отца и мать с лихорадочным блеском в глазах. Они ничего не могли понять. Он вскочил на ноги, начал расхаживать по комнате.

— Неужели вы не понимаете? Это наилучший способ возбудить ко мне интерес во всем мире. Заставить публику ждать моих концертов, заставить их мечтать о возможности попасть на галерку, только бы меня послушать, заставить их повсюду искать мои компакт-диски.

Они слышали всевозможные слухи обо мне — и еще услышат, — и теперь они захотят убедиться сами.

— Но… — начала Соня.

— Я буду записывать все свои выступления. Но не позволю продавать диски в течение ближайших нескольких лет. Представляете себе, какой это возбудит интерес! Лучше всякой рекламы.

— Но что… — начал Дмитрий. Миша поднял руку, требуя тишины.

— При ваших преподавательских зарплатах плюс прибыли от моих выступлений, пусть и нечастых, о деньгах нам беспокоиться не придется. Вы согласны?

— Да-а-а, — протянул Дмитрий. — Но только…

— Вот и прекрасно, — оборвал его Миша. — Значит, решено. — Он облокотился на рояль, мечтательно глядя в потолок. — Я не стану выступать в «Карнеги-холл» до восемнадцати лет. А до тех пор я буду мучить и дразнить публику, давая, может быть, один концерт в год. К моменту моего первого выступления в «Карнеги-холл» они все будут ломиться в мои двери.

— Миша, — начал Дмитрий, — то, что ты предлагаешь, идет вразрез с тем, что должен делать всякий молодой музыкант.

— В этом-то все и дело!

Это произошло четыре года назад, вспоминала Соня. Ему тогда было всего четырнадцать, а какая сообразительность! Какая мудрость! Поначалу они с Дмитрием отнеслись к его плану с недоверием. Такая стратегия обязательно его подведет. Публика устанет ждать его выступлений, интерес к нему в конце концов пропадет, о нем забудут. Однако они старались не выказывать свои опасения, всячески подбадривали сына, всегда были рядом, в любой момент готовые прийти на помощь. И он оказался прав. С годами любопытство публики по отношению к нему превратилось в настоящую одержимость, особенно среди знатоков.

И вот теперь, отрешенно думала Соня, им с Дмитрием придется уступить свое место агентам, продюсерам, компаниям звукозаписи, экспертам по маркетингу… Эти люди, а не родители будут теперь создавать для него будущее в музыке.

Соня почувствовала легкий озноб, потерла руки, обхватила себя за плечи. Остается только надеяться, что Миша оказался прав и что они с Дмитрием поступили верно, позволив сыну самому планировать свою карьеру. Да еще столь необычным способом.

Ну что ж, решила она со своей обычной практичностью, жизнь покажет. Не далее как сегодня вечером. Сегодня концерт в «Карнеги-холл».

Блестящая публика, обычно спокойная и невозмутимая на подобных мероприятиях, сейчас, к изумлению Сони и Дмитрия, буквально выходила из себя. Все вели себя так, как будто Мария Каллас только что последний раз вышла на бис, перед тем как распроститься со сценой навсегда. Люди топали ногами, аплодировали, кричали и свистели, требуя еще и еще. И все это ради их Миши… Соня с улыбкой повернулась к Дмитрию:

— Кажется, они вообще не собираются уходить. Дмитрий порывисто обнял жену.

— Это просто безумие какое-то! Я счастлив.

В конце концов зрители начали расходиться. Поклонники окружили Соню и Дмитрия плотным кольцом. И хорошие знакомые, и люди, которых они видели впервые. Левины пожимали руки, отвечали на поцелуи, благодарили за бесчисленные комплименты. Когда их наконец оставили в покое, они почувствовали, что окончательно выдохлись. Однако радостное возбуждение не проходило.

Дмитрий взял жену под руку.

— Пора идти.

— Да-да. Скоро надо ехать к Бунимам. Кстати, ты видел их на концерте?

— Да, они сидели двумя или тремя рядами дальше нас.

— Странно… даже не подошли поздороваться.

— Может быть, просто хотели избавить нас от лишних разговоров, рукопожатий и комплиментов.

— Да, наверное, ты прав. И потом, им же надо вернуться домой раньше, чтобы встречать гостей.

Они направились за кулисы. Однако подойти к Мишиной двери так и не смогли — из-за плотной толпы. В основном молодые женщины, но и мужчины тоже есть, заметила Соня. Все держали в руках программки. Ждали автографа, отталкивая друг друга.

— О Господи! — выдохнула Соня. — Он не сможет выбраться отсюда. Что делать?

Неожиданно раздался громкий голос. Густой баритон с русским акцентом.

— Отойдите назад. Освободите проход, пожалуйста.

Голос звучал резко и уверенно и в то же время достаточно вежливо.

Какой-то молодой человек взял Соню под руку и повел вперед, на ходу обернувшись к Дмитрию и сделав ему знак следовать за ними. Рядом с Дмитрием появился другой молодой человек и повел его вслед за женой. Словно Красное море расступилось перед ними. Плотный молодой человек во фраке с бабочкой, в очках с роговой оправой продолжал выкрикивать начальственным голосом:

— Дорогу! Освободите, пожалуйста, дорогу!

Они подошли к Мишиной двери. Незнакомец постучал — пять раз, быстро и отчетливо. Дверь приоткрылась, затем распахнулась на короткий момент. Соня с Дмитрием едва успели пройти, незнакомец — за ними.

Миша сидел на кресле с полотенцем на плечах, снова и снова промокая его концами пот с лица. Вскинул глаза на вошедших, широко улыбнулся:

— Ну как? Неплохо, а?

Соня и Дмитрий ответили одновременно:

— Это просто фантастика!

— Ты никогда еще так не играл!

Миша поцеловал мать, потом отца. Снял с шеи полотенце, начал яростно вытирать потную гриву волос.

— Кажется, им тоже понравилось, — проговорил он смеясь.

— Понравилось?! — воскликнула Соня. — Да я никогда еще такого не видела. Такой энтузиазм, такое…

Миша неожиданно выронил из рук полотенце.