Современный чехословацкий детектив (сборник) - Войтех Стеклач

— Конечно, — сказал я, — но пойми, для меня это был шок. Что ты… что он…

— Плевать, — перебила меня Яна, — я все равно ему этого пока рассказывать не буду.

— Пока? — усмехнулся я. — Уж пожалуйста, будь добра, никогда ему об этом не рассказывай.

— Посмотрим, — улыбнулась она, — мы еще посмотрим, как у нас с тобой все сложится.

— Как будто у нас с тобой уже что-то сложилось, — с иронией заметил я, — прошлой ночью…

— Погоди, Честмир, а взаимная симпатия? — не сдавалась веснушчатая девица.

— Ну, это да, это конечно.

— Вот видишь, — торжествующе заявила Яна, — так оно и должно быть. Постепенное развитие отношений, нарастание интимности и так далее. Ты не читаешь тетушку Бету в «Подружке»?

— Это для меня слишком сложно.

— Отговорки. Ты отлично знаешь, что, если что-нибудь будет тебе непонятно, всегда сможешь спросить меня.

— Правда? — обрадовался я.

— Ну конечно, — сказала Яна. — Кстати, погляди незаметно вот на тот столик в углу. Это создание все время подает мне какие-то странные знаки. А я его не знаю, хотя лицо вроде бы немного знакомое…

Я обернулся. Подмигивающим созданием оказался не кто иной, как чертов мыслитель и диск-жокей Анди Арношт. Он в одиночестве сидел возле столика и что-то писал, а перед ним были разложены какие-то папки и бумаги. Поймав мой взгляд, он многозначительно подмигнул.

— Здорово, Честмир! — На это деликатное восклицание обернулся весь зал.

— Это Арношт, — объяснил я Яне, — в понедельник ты должна была видеть его в «Ротонде». Он диск-жокей. Подмигивал, наверное, мне, а не тебе, потому что…

Я не договорил. Анди стоял над нами во весь свой неприметный рост и глубоко кланялся.

— Я сначала не хотел вам мешать, но… если не помешаю, можно мне присесть? — Выпалив это, Анди тут же уселся, так что подыскать подходящий ответ я не успел.

— Это Яна, — представил я свою спутницу, — а это Анди Арношт, в настоящее время еще и талантливый сочинитель мюзиклов.

Опухшие глазки Анди заблестели.

— Ну да, — скромно согласился он.

— Очень приятно, — нейтрально произнесла Яна.

— Представь себе, — обратился ко мне Анди, — для меня было страшно полезно тогда с тобой поговорить.

— Мы говорили о мюзикле, который пишет Анди, — объяснил я Яне.

— Слушай, — продолжал Арношт, одарив нас лучезарной улыбкой, — ты помнишь, как там было?

— Еще бы, — сосредоточенно кивнул я, ошеломленный перспективой, что Анди еще раз повторит свой творческий замысел. — Это про то, как один идиот… то есть козел…

— Вот-вот, — перебил Арношт, — но постой! Кончалось все тем, что он возвращается к этой своей Итке, так?

— Так, — сказал я.

— Понимаешь, — Анди принял задумчивый вид, — мне пришло в голову… А тебе это не показалось чуток схематичным?

— Ты думаешь? — осторожно поинтересовался я.

— Ну да, — горестно заявил Анди, — такой конец кажется мне избитым, таким, знаешь ли, стереотипным.

— А Томаш придумал другой?

— Да, — ответил Анди, — вот интересно, что ты скажешь… Вам это еще не надоело? — накинулся он внезапно на Яну.

Она покачала головой:

— Продолжайте, я люблю слушать умные разговоры.

— Это большая редкость у женщин… — бесхитростно похвалил Анди веснушчатую девицу. — Мы подумали, а что, если Итка отправится за козлом в Прагу, ну, когда она получит письмо от той знаменитой певицы, что, мол. забудь о козле, что мы с ним поженимся.

Я с удовлетворением наблюдал, как у Яны перехватывает дыхание даже после столь краткого погружения в сюжет. Она совсем было собралась задать вопрос, но я ее опередил:

— Ага, она, значит, объявляется в Праге, и на тебе! — становится знаменитой?

— Да, — просиял Анди, — точно! Видно, что это все было как-то заложено в структуре сюжета, ну, этот мотив, — раз ты все понял так, как надо!

— Наверное, — согласился я, — наверное, оно там и впрямь было заложено.

— Отлично, — с облегчением произнес Анди, — и конец, значит, меняется. Мужик опять в деревне и работает механизатором, но при этом знает, что Итка его простила и что, скорее всего, вернется к нему.

— Как это — скорее всего?

— Ну, кончается все тем, что Итка уезжает на смотр молодых талантов, а что потом будет — неизвестно. Такой, понимаешь ли, открытый финал, чтобы это не была схема.

— Нет, теперь уж точно не будет, — горячо согласился я; — какая там схема! Это будет сама жизнь. Такая хорошая, реалистичная, ну, серьезно, — быстро добавил я, потому что по лицу Анди пробежала тень подозрения.

— Мы все еще над этим работаем, — озабоченно сказал Анди, — а завтра уже премьера. Да, чтобы не забыть. — Анди порылся в бумажнике и положил перед нами два красиво отпечатанных приглашения. — Обязательно приходите.

— Придем, — пообещала за нас обоих Яна, — начало в семь?

— В семь, — сказал Анди, — но это еще тот, старый вариант. Постепенно станем переделывать. Будем прислушиваться к мнению публики, как говорит Томаш… Да! — ударил себя по лбу Анди, — черт побери, чуть не забыл еще одну вещь. Он сказал, если я вдруг тебя увижу, чтобы ты к нему обязательно зашел. Что-то страшно важное.

— Спасибо, Анди, — кивнул я, — обязательно заскочу к Томашу.

Чего он от меня хочет? Наверняка это как-то связано с сегодняшним допросом. И касается Бонди.

— Ну ладно, — поднялся Анди, — я полетел. Завтра увидимся, — многообещающе подмигнул он. — Рад был познакомиться, Яночка. Будь здоров, Честмир!

— Я тоже, — сказала Яна, и мы с Анди обменялись рукопожатием.

— Расплатимся, ладно? — предложила юная Грешная. Уже на улице ее передернуло:

— Тяжелый случай, правда?

— С ним бывает так весело, — возразил я. — Во всяком случае, я всегда веселюсь.

Яна пожала плечами.

— Ты меня проводишь?

— Если хочешь.

Она, оказалось, жила совсем недалеко от меня. Мы в нерешительности остановились перед подъездом.

— В это время обычно возвращается папа.

— А-а, — сказал я, — тогда пока!

Я протянул Яне руку и внимательно огляделся по сторонам. Она засмеялась:

— Поцелуй меня, Честмир.

Я сдержанно поцеловал ее в лоб и медленно направился обратно на остановку. Поеду к Гертнеру.

37

— Выпьешь?

Томаш протянул мне рюмку. Под глазами у него были круги, и рука дрожала.

— Честмир, я должен с тобой посоветоваться.

— Ну так говори.

— Сегодня с утра меня допрашивал Грешный.

— Знаю. — Я сел в кресло.

— Значит, ты знаешь, что я ему сказал. И не сердишься на меня?

— За что?

— Ну, что не сказал тебе.

— Не я же расследую убийство.

— Конечно, — гнул свое Том, — но я мог сказать тебе об этом еще в понедельник.

— Наверное, у тебя была какая-то причина промолчать. — Я посмотрел на Зузанину фотографию за спиной Томаша.

— Это правда, причина была, — голос у Тома задрожал, — и я расскажу о ней только тебе.

— Постой, — недоумевал я, — ты же все рассказал капитану, или не так?

— Нет, — покачал головой Том, — не все. Только половину.

— Как это?

— Послушай, — у Тома возле краешков губ пролегли складки, — не догадайся я кое о чем вовремя, так молчать мне, скорее всего, до самой смерти!

И Томаш живописал мне то, о чем я уже узнал от капитана. В субботний вечер Гертнер уходил из «Ротонды» в полдевятого. На лестнице он услышал, как в будке Бубеничека звонит телефон. Он поднял трубку, так как Бубеничек в тот момент ловил ему на улице такси. Звонила Зузана. Она хотела говорить с Колдой, а потом попросила Томаша, чтобы к ней подъехал хотя бы он, потому что она ужасно боится. Что к ней вот-вот кто-то нагрянет и…

— Я решил, это она только так болтает, — задумчиво объяснял Том, — просто в припадке ревности разыскивает Колду, чтобы устроить ему сцену. Извини.

— Не стесняйся!

— Я собирался повесить трубку, — сказал Том, — потому что вернулся Бубеничек и крикнул, что на улице меня ждет такси. Я торопился на Малую сцену. Но тут услышал в трубке еще кое-что… о чем не сказал капитану.

Гертнер в раздумье глядел на свою рюмку. Мне было интересно, что он поведает мне, скорей всего, ничего веселого.

— Он уже здесь, сказала Зузанка, точнее, вскрикнула.

— Кто?

Гертнер покачал головой:

— Она положила трубку.

— А-а, — разочарованно протянул я, — так что ты не знаешь, кто к ней пришел.

— Не совсем так. Зузана опустила трубку мимо телефона, — сказал Томаш, — и, перед тем как ее положили на место, я услышал: «Кому ты звонила?»

— И ты узнал голос?

— Думаю, что да. — Томаш сжал губы. — Поэтому так долго молчал. И если бы не то, что…

— Постой. — Я поднялся с кресла. — Черт возьми, Том, кто это был?