Самозванец. Кровавая месть - Станислав Росовецкий

— Хоть выспались? — Это живой мертвец расслышал легкий топот догоняющих и повернулся к ним в седле, запустив над дорогою волну тяжкого духа потревоженной мертвечины.

Змей ответил ему после того, как усадил Зелёнку в телегу (Гривка, коренная, только дико покосилась на них), а сам присел на облучок рядом с домовым. А ответил Змей уклончиво:

— Это как посмотреть, мертвец Серьга.

— Ты, дядюшка Серьга, чем задавать ехидные вопросы, лучше бы раздобыл в лесу мяты и себе за пазуху положил, — сморщив носик, посоветовала русалка. И вдруг затараторила: — Почитай и не спали мы вовсе. А ты, колдун, напрасно лыбишься, потому что никакой стыдной сладости мы так и не испытали. И скрывать сей позор, как честная девица, я вовсе не намерена. Нет, вы поглядите на него, мил-друга моего: разве не красавчик? А проку — чуть.

— Ей-богу, Зелёнка, мне сейчас не до смехов — показалось тебе. И сдается мне, прекрасная девица, что это вовсе не наше дело, а твое со Змеем. Тем более что на войну едем, — Сопун сказал это осторожно, предчувствуя, впрочем, что русалка не остановится, пока не выскажет всего, что накопилось на зеленой прозрачной душе.

Красавец Огненный Змей, видно, тоже предчувствовал такое из Зелёнки словоизвержение. Ибо проговорил быстро:

— Полететь дорогу впереди разведать.

Поерзал взад-вперед на облучке, вдруг встал на него ногами, подпрыгнул — и в воздухе уже рассыпался искрами, немало напугав тем лошадей. Окончательно обратившись летучим Огненным Змеем, принялся он набирать высоту и вскоре скрылся из виду в небе.

— Разумно поступил, — заметил Сопун. — И ему оттоль все видно, и наше место ворогу не выдаст.

— Вот ведь глупенький, — проводив любезного друга глазами, проворковала Зелёнка. — Я ведь подожду, не стану на него бочку катить, пока не вернется.

Мужики: живой, мертвый и домовой — переглянулись и одновременно вздохнули.

— Вздыхают они тут! — вдруг завопила русалка, да так, что лошади едва не понесли. — Сами, окаянные, налюбились этой грешной любовью — ешь, не хочу, а я вот уже триста лет в нелепом девическом чину пребываю! Вам-то могу сказать — вас-то к чему мне стыдиться, козлы старые?

— Тьфу! — одновременно отозвались мертвец и домовой.

— И на кого это вы вздумали плевать, спрашивается?

Тогда, спасая положение, заговорил Сопун. Как довольно часто с ним случалось, не ведал он, чем закончит свою речь, однако начал, опять-таки как всегда, весьма бойко:

— Любезнейшая Зелёнка! Мы тебе по гроб жизни благодарны за то, что извела ты первого из наших супостатов, сделала славный почин. А теперь едем мы на битву, и нам, извини, не до твоих любовным размолвок со Змеем. Вот только мне любопытны стали твои слова про столь долгое твое девичество. Ведь видели мы этого последнего твоего ухажера, иноземца, коего ты оставила в виде, ты уж извини как честная девица, но из песни слова не выкинешь. Похабный был, в общем, у парня вид.

— А, вот ты о чем, колдун… — И тут Зелёнка впервые за все время знакомства с нею Сопуна пожелтела лицом, что, видимо, передавало испытываемое девицею крайнее смущение. — Как бы вам, мужикам, пояснить? Начинаешь с парнем играть, вроде и чувствуешь желание, чтобы. Ну, понимаете меня? Ну, чтобы девичество свое, наконец, потерять. А как возьмешься за щекотку, тут сразу так увлекаешься, так увлекаешься. И до того заведешься, что приходишь в себя, рукою рядом лап-лап — а играть-то уже не с кем! Все равно что с тобою, дядька Серьга!

— Если хотела ты меня уязвить, балаболка ты зеленая, то просчиталась. У меня одноединственное теперь желание: зубами загрызть убийц моей семьи.

— Ну и Велес тебе в помощь, дяденька-покойничек.

— Подумать только, как девки испортились за последние четыреста лет! — горестно пропищал Домашний дедушка. — Еще немного — и додумаются штаны на толстые свои зады напялить!

Русалка фыркнула. Взор ее блуждал беспокойно по странно серебристому пустому небу.

— На Змея надейся, а сам не плошай, — пробурчал Сопун. — Лучше бы ему вернуться поскорее. Неладное со временем делается, день слишком долог, а это значит, что и темнота может подкрасться внезапно. Да и впереди подозрительно притихло. Я вот думаю, что нам не худо бы снова вызвать Лесного хозяина.

Сопун ехал впереди всех, а говорил обернувшись к товарищам, поэтому немало перепугался, когда почувствовал, что его Воронок встает на дыбы, а справа от проселка трещат ветки. Оказалось, что это Лесной хозяин, перепрыгнув через придорожные дубы, лихо приземлился прямо под ноги Воронка. Видно, при этом леший забыл о своей ране, потому что распрямлял ноги скривившись и рукою держась за правый бок. Люди успели спешиться, а Медведь — соскочить с телеги, в общем, все товарищи, кроме русалки, оставшейся на месте, уже окружили лешего, когда он, по-прежнему скособоченный, сумел заговорить:

— Не хер меня березками вызывать, мужики, — и без того много лесу загубили! Ох, недаром опасался я этих клятых немцев с их длинными пищалями! Сумели, канальи, мне, Лесному хозяину, пулей в бок угодить! А потом, когда уже пришел я в себя, перевязал рану, да и взялся за негодяев по-настоящему, они догадались переодеться да переобуться шиворот-навыворот — и развеяли чары. Вот-вот будут на Чертовой мельнице, умники…

— Это та мельница, у коей запруда на болоте? — оживился Сопун.

— Она самая. Там мы их и прижучим, если Велес даст.

Тут Медведь рыкнул, привлекая внимание хозяина и приятеля, потом принялся бить себя в грудь лапами, желая, по-видимому, показать, что такое несчастье могло случиться только в его отсутствие. Раскинул передние лапы пошире и направился к лешему на задних, ворча умильно и высовывая острый красный язык. Леший принял зверя в объятия и потрепал по холке:

— Славно, друг, что ты с людьми остался. Еще застрелили бы тебя те негодяи — что бы я тогда без тебя делал?

А Медведь, зацепив когтями, осторожно размотал на лешем кушак, отвернул полу кафтана и принялся зализывать рану. Лесной хозяин закрыл глазки, его безбровое лицо разгладилось и приняло довольно глупое выражение.

Сопун кашлянул, прочищая горло:

— Спасибо тебе, Лесной хозяин, что бился за нас за всех и рану принял. Теперь мы к бою-драке тоже готовы, а Домашний дедушка нам и лошадок наших вернул.

— Ох уж эти немцы! Да не конец ли света приближается? А супостаты ваши могут, на

Чертовой мельнице не останавливаясь, выйти снова на дорогу, а та через пару часов их приведет на Бакаев шлях. А я вот прямо сейчас на весь лес ночную темень напущу, безлунную. Тогда им на мельнице уж точно придется остановиться.

Тогда вскинулась из телеги Зелёнка:

— Дядюшка, да подожди ты с теменью! Там мой мил-друг Змей летает, боюсь, как бы он в темноте меня не потерял.

— Мил-друг? Змей? Уже он тебе мил-друг, негодница? Что он тут делает, этот прощелыга, в моем лесу? Мало ему сельских и городских вдовушек, теперь моим собственным дурочкам головы кружит! Да уж не замуж ли ты за него собралась, Зелёнка! Смотри у меня! Моей власти, Лесного хозяина, над тобою, вертихвосткою, еще никто не отменял!

Тут русалка встала в телеге во весь свой рост, подбоченилась, склонила зеленую головку набок и принялась отвечать весьма велеречиво — и столь визгливо, что Медведь, продолжая зализывать рану хозяина, предпочел бережно развернуть его так, чтобы закрывал от разгневанной лесной ведьмы. Из того, что успел услышать Сопун, прежде чего догадался заткнуть уши, самым пристойным было сожаление о том, что немец попал из мушкета в правый бок «лесного Ирода», а не на полсажени ниже и влево. Мертвому батьке Сопуна услышанное уже по барабану, для Домашнего дедушки, хоть и ссорятся они с Лесным хозяином, леший и русалки все-таки свой брат, однако сам Сопун, хоть и был колдун, не желал бы услышать об отношениях между малыми и большими божествами чего-нибудь лишнего и соблазнительного для себя как для человека. В таких делах излишнее знание столь же опасно, как и полное невежество.

Визг и крики Зелёнки оборвало только возвращение ее долгожданного дружка. Приняв человеческий облик, Змей отряхнулся, почистил перчаткою рукав и застенчиво обратился к Зелёнке:

— Пока летел я, свистело у меня в ушах, однако послышалось мне, моя милая, что ты песенку пела…

— Все мои песни о тебе, мой сладкий, — проворковала она как ни в чем не бывало. — О том я пела, что тебя давно не видала.

Леший рыкнул. Чтобы предотвратить ссору, Сопун спросил торопливо:

— Так что же удалось тебе разведать, скорый летун?

— Да не разведка то была, колдун, — так себе, безделица. Супостаты наши у Чертовой мельницы, отселе версты две, не больше. Видно, станут лагерем. Кони пьют из запруды как были, взнузданные, не расседланные, а они сами рядом с ними лакают, как собаки. Поставили было дозорного, да и он к запруде прибежал.