Военные пацаны (сборник) - Андрей Ефремов

Говорят, до войны Грозный был самым красивым городом союза – город-сказка. Жили там прекрасные, добрые и славящиеся своим гостеприимством люди. И наши земляки в то время туда ездили, а возвращались полные добрых впечатлений. И сейчас ездят… Верно говорят: «Если плюнуть в бочку с водой, то вода испортится, и из нее уже не будут пить». В свете последних событий отношение к этим людям изменилось кардинально и надолго. Как же так получилось, почему они изменились?

А можно ли было вовремя остановить все эти события? Был же некий толчок, отодвинувший камешек, который перекрывал выход тоненькой струйке воды. Но ведь вода и камень точит. Водичка расширила проход, и со временем струйка превратилась в бурный, сметающий все на своем пути, опасный и грозный поток, полноводную реку, которая в любом случае пробьет себе дорогу, невзирая на завалы, пороги и искусственные заграждения.

А теперь представьте состояние нашего героя – Владислава: обладая подобными знаниями, и с избытком, ему пришлось с головой – которой он, кстати, как и все нормальные люди, дорожит – погрузиться в эту мутную зазеркальную жизнь. Хорошо хоть отдельную комнату для него выделили. Ни с кем не общался, жил сам по себе – обособленно от всех. Но за пару дней пообвык, притерся, наладил контакты. С облезлым котом по имени Пират. Кот стал его лучшим другом, а также причиной и следствием некоторых последующих событий, поэтому, считаю, кота для начала обязательно нужно каким‑то образом, хоть и скупым абзацем, но обрисовать. Напомню еще раз: в существующем мироздании все взаимосвязано.

Пират всех казарменных, несмотря на то что все поголовно – земляки, сторонился, жил обособленно, сам по себе. Имел обыкновенную кошачью полосатую расцветку, но не имел правого глаза и левого уха; хвост отсутствовал – то ли в боевых действиях поучаствовать пришлось, то ли какой садист тесаком баловался – про то неведомо. Уж какой есть – это факт.

Возможно, именно по этой причине, что они не такие, как все, но лично мне кажется, в большей мере из‑за того, что Пирата привлек свежий запах раздавленной на днях полевой мыши, исходящий от подошвы Владова ботинка, Сылларов и этот кот сдружились. Даже мурлыкал с картавинкой безухий, когда Влад его поглаживал. Вот провалиться мне на этом месте, если вру! Так оно и было!

Надо отдать должное Пирату: благодаря наличию кота реактивное состояние у Владислава в убоповском коллективе никак не проявилось.

Про тесак

Гончар приделывает ручку кувшина там, где ему захочется.

А ведь было, было и у Владислава «реактивное состояние»! Но давненько – еще до Гудермеса: в то время, когда в голой степи на блокпосту стояли. И был у него свой метод борьбы с этим душевным недугом.

В очередной командировке, в первый же день по прибытии на блок, трое друзей: Гаврил Герасимович, старлей – связист отряда; отрядный старшина – старший прапорщик Сергей Сергеевич и Владислав – как самые опытные, пока другие переминались с ноги на ногу и раздумывали, куда бы лучше заселиться, с ходу, без особого шума вселились в небольшой, довольно уютный вагончик. Обустроились и начали службу служить.

Это было время, когда по всему Северному Кавказу в большей или меньшей степени шли каждодневные боевые действия и когда по всем отрядам прошлась эпидемия по приобретению фирменных ножей. О тех ножах ходили легенды: сталь особая, дамасская, та, из которой самые лучшие медицинские скальпели делают; изготавливают этот металл в самой Москве, производят ножи, опять же, самые лучшие оружейных дел мастера – ручная работа! Кроме того, благодаря народной рекламе и небывалому спросу, появились и левые фирмы, штампующие ножи «под фирмуґ», так что отличить невозможно. Бойцы покупали как готовые, так и под индивидуальный заказ. Каких только ножей у бойцов не было: и со страшным пилообразным обушком, и большие, и маленькие, и под австрийский штык-нож времен Второй мировой, метательные, втыкательные, с выгравированным рисунком, с вытравленной надписью. Многие – сам видел – ходили и с двумя, а бывало – и с тремя клинками: на груди, на спине, на голени; либо на бедре и два за плечами, торчащие рукоятками вверх. Изощрялись в этом деле, кто как мог.

Нередко нож выступал в качестве «подмазки», подарка и даже самой настоящей боевой награды. Но самое главное, конечно же, – «последний аргумент»! Солидный грозный аргумент уже своим внешним видом выступает в роли успокоительного средства для предполагаемого оппонента, придает обладателю кинжала немалую значимость в глазах окружающих; красивый аргумент, кроме того, вызывает и нехорошее чувство зависти у не имеющего подобного, и соответственно чувство гордости у имеющего. С какими завидущими и в то же время уважительными взорами иной раз провожали бойцов спецподразделений простые армейские парни со штык-ножами на поясах! А сколько ножей было в свое время раздарено тем же армейцам – не счесть.

Герасимыч, первый из дружков, который поддался этому «чеченскому синдрому», – решил приобрести и себе, любимому, подобный кинжал: штатный автоматный штык-нож его уже не устраивал. Специально отправился с группой выезжавших на войсковые продуктовые склады, как бы нехотя, невзначай, отбился от них, долго толкался по прилавкам на городском рынке, тщательно выбирал, прикидывал в руке; как истинный знаток, проверял балансировку, хват, угол заточки. Остановил свой выбор на простенькой, но изящной финке с наборной рукоятью из кусочков кожи. Металл – что зеркало: и смотреться в него можно, и бриться. Красивый нож.

Новый ножичек по возвращении на блок увидел старшина, сразу же оценил:

– Герасимытш, задари!

– С какой такой стати?

– Ну, как другу! – В глазах отразился блеск металла, рукоятку разве что на зуб не пробует.

– Давай, Сергеич, я тебе лучше налью, как другу! – Собственно мог бы этого и не говорить, ибо уже налито. – Давай, брат, за дружбу!

– Ага… Слушай, ты мне на самом деле друг? – Пальцы отмеряют гарду.

– Ага… в городе их много…

– Тебе жалко? – дыхнул тонким слоем на клинок.

– Для тебя, Сергеич, ничего не жалко, пей!

– Герасимытш, задари! – Старшина протер клинок об рукав.

– Ты меня уважаешь?..

– Я тобою горжусь!

Подошел сменившийся с поста Владик (тогда еще не картавивший):

– Привет, Герасимыч! Приехал?

– Привет, приехал.

Бросив разгрузку с автоматом на нары, Владислав взял нож особым хватом специалиста, подбросил в руке, повертел меж пальцев, скупо похвалил:

– Хор-роший тесак. – Это у него высшая степень одобрения. – Новость слыхали?

– Какую?

– На въезде в Кизляр машину подорвали.

– Ага…

– …Каждый день сволочи долбят!..

– Угу…

– Сегодня в поселке стреляли…

– Ага…

– Два чеха ногайцев атаковали…

– Это как?! – не поверили Владу друзья: примерно в восьми километрах к северу стоит ногайский поселок; естественно, на краю поселка у них имеется свой довольно солидно укрепленный блокпост. – Два чеха?!

– Ага. – Владик, вернув нож хозяину, продолжил: – Да, два обкуренных вникакую на мотоциклетке: «Аллах акбар!» – и в атаку на ногайцев с пулеметиком! Ну, ногайцы их и порешили в две минуты. Мотоциклет, вон, до сих пор дымится. Хрен знает, откуда они выскочили.

– А мы тут гадаем – откуда у них дым такой…

– Шашлыки, что ли, жарят…

– Видать, башню у них от наркоты конкретно подорвало.

– Тоже стрессы гасят, сволочи!

– Значит, где‑то рядом рыщут, волки…

Кто не знает Владика, скажет: спокойный парень. Но это не так: несмотря на внешнее спокойствие и невозмутимость, видно, что человек на пределе. Мог подолгу молчать, но на вопросы отвечал сразу же, причем неизменно с юморком и в точку. Стрессы всегда давил горячим чаем и сигаретой или сигаретой с чаем. Коньяки и прочие напитки в то время не употреблял.

Так и получилось, судя по всему, из‑за этого ножа покой потеряли все трое: Сергей Сергеич, Владик и Герасимыч. Герасимыч – из‑за того, что не желает вот так сразу ни с того ни с сего расстаться с ножом и его повсюду с алчным блеском в глазах преследует практичный старшина Сергеич со своим «Герасимытш, задари!». Сергеич – оттого, что в его, когда‑то сломанную на службе голову взбрела мысль заиметь вещественную память о боевом товарище; Владик же – оттого, что захотел во что бы то ни стало заиметь подобный нож, но когда случится оказия съездить в город – про то неведомо.

Наконец настал день, когда настойчивый Сергеич все же окончательно достал Герасимыча, и тот сдался, а Владик напросился в помощь зам по тылу и уехал с ним на продуктовые склады. И настал вечер, когда Владик приехал с новеньким ножом; Сергеич все никак не мог налюбоваться подарком; а Герасимыч размышлял: что же делать с новенькой солдатской миской, в ответ подаренной ему растроганным Сергеичем. Но при этом следует отметить – все трое нашли какое‑то успокоение: Сергеич – при ноже и при памяти, Герасимыча не достает Сергеич, и Владик занят: усердно натачивает новенький нож. Какие уж там стрессы! Так что тот первый вечер прошел более-менее спокойно.