Русская Япония - Амир Хисамутдинов

12 февраля 1890 г. Бунге и Бухарин приехали в Саппоро и выразили признательность губернатору за помощь в поисках «Крейсерка». Бухарин писал: «Вице-губернатор Хакодате дал нам переводчика, маленького, очень подвижного, долгое время бывшего на Сахалине и очень недурно изъяснявшегося по-русски. Господин Козима Кураторо нам оказывал неоценимые услуги в дальнейшем пути и нес несносную службу переводчика с замечательным терпением, и вообще он меня всегда поражал своим философическим отношением к жизни и ее невзгодам: никогда он не выходил из себя, не сердился, не печалился, и все трудные положения разрешались у него искренним смехом». По ходатайству членов экспедиции японский переводчик получил российский орден.

Ровно через год командир Владивостокского порта издал приказ о сооружении в саду Морского собрания памятника русским морякам: адмиралтейский якорь, «обнимающий» своими лапами огромный валун, бронзовый приспущенный Андреевский флаг и четыре орудия, соединенные цепями. Его торжественно открыли 28 октября 1897 г. В беспамятные советские времена якорь, флаг и орудия были отправлены на переплавку, а на валун поставили маленький бюстик Ленина. Во время перестройки Ильича заменили на якорек Холла, на котором ясно виднеется «Знак качества». Матрос Иванов был похоронен у фундамента маяка Соя, связав навеки Хоккайдо с Владивостоком.

Приезд цесаревича Николая

Кругосветное плавание цесаревича Николая Александровича приурочили к завершению наследником образования (восемь гимназических классов, четыре университетских и один дополнительный год). Александр III хотел, чтобы сын увидел свет и проехал всю Россию с востока на запад. Николай Александрович должен был присутствовать и на церемонии начала строительства Великой Сибирской железной дороги. Фрегат «Память Азова», на борту которого находился цесаревич, в этом плавании постоянно сопровождала эскадра. В ее состав входил фрегат «Владимир Мономах», а в эскорте в разное время участвовали крейсеры «Адмирал Корнилов» и «Адмирал Нахимов», клипер «Джигит» и канонерские лодки «Запорожец», «Кореец», «Манджур», «Бобр».

Путешествие началось 23 октября 1890 г. после молебна в Гатчине и завершилось 4 августа 1891 г. с возвращением цесаревича в Царское Село. Историографом наследника стал тридцатитрехлетний Э. Э. Ухтомский, включенный в свиту Николая Александровича за несколько дней до отъезда. Интерес к Востоку возник у Ухтомского под влиянием семейных традиций: по матери он был потомком адмирала С. К. Грейга, героя Чесменского сражения. Его прадед, адмирал флота А. С. Грейг, был героем Русско-турецкой войны 1806–1812 гг., а отец, Э. А. Ухтомский, служил старшим офицером на фрегате «Аскольд». Еще во время учебы на историко-филологическом факультете С.-Петербургского университета Эдуард Эдуардович серьезно заинтересовался Востоком и стал изучать культуру этих стран, в частности, буддизм.

Николай Александрович прибыл в Японию 15 апреля 1891 г. в сопровождении шести кораблей русского флота. Столько же японских кораблей приветствовали наследника русского престола артиллерийским салютом из 21 орудия. Была организована радушная встреча высокого гостя, на которую прибыл принц Арисугава-но-мия Тарухитэ. Находясь в России в 1882 г., он присутствовал на торжествах по случаю восшествия на престол Александра III, а в 1889 г. при новом посещении Петербурга познакомился с наследником.

Внешне визит Николая Александровича в Страну восходящего солнца проходил в очень дружественной обстановке, но это была только фасадная сторона. Япония уже не была той беззащитной страной, в которую в свое время пришел Е. В. Путятин. Она активно наращивала военную мощь, и многим японцам были свойственны имперские настроения. 1890 г. стал рубежом, когда японцы перестали смотреть на иностранные державы снизу вверх; напротив, они считали, что имеют в Азии приоритет перед другими государствами. Япония с тревогой наблюдала за экспансией России на Дальнем Востоке, и некоторые японские газеты связывали поездку наследника престола с желанием России подчинить Японию своему влиянию.

В течение семи дней, которые Николай Александрович находился в Нагасаки, он со спутниками неоднократно совершал инкогнито прогулки по городу. Э. Э. Ухтомский писал: «Днем нами посещаются кумирни архаического типа (мия), не представляющие, по правде сказать, никакого интереса: храмы в память предков и героев отличаются лишь обширностью ограды, отсутствием всякой вычурности, наконец, внешностью жрецов «каннуши» (в их просторном одеянии и черном головном уборе с белой полосой). Идолов нет. В недоступном взору простых смертных небольшом по размерам «святом святых» хранятся эмблемы солнца и войны. Поблизости — высокие бронзовые фонари и белые фарфоровые башенки. Отношение мирян к религии самое примитивное: в жертву духам приносятся бескровные приношения. Ни торжественных обрядов, ни общественных молитвословий нет. Около маленького капищного здания помещается чайный домик (у небольшого пруда) с разряженными служанками».

Из достопримечательностей Нагасаки цесаревича больше всего интересовали русская деревня Инаса и буддистский храм Госиндзи с Русским кладбищем. Еще до приезда высоких гостей кладбище привели в порядок. «Сам губернатор был, нашел его в запустении и велел вычистить, обязав в то время бонзу подпиской, что он и вперед будет хранить его в порядке, иначе три иены в месяц, которые он получает за хранение русского кладбища, будут переданы кому-нибудь другому. Наследник Цесаревич посетил кладбище инкогнито, причем, не дождавшись, пока принесут ключ от ограды, перелез чрез нее на кладбище». Побродив вокруг могил, Николай Александрович зашел в храм и поговорил с настоятелем Окамурой. В то время при Госиндзи проживали четверо монахов, старший из которых хорошо помнил командира «Аскольда» Унковского и старшего офицера Ухтомского, чьи сыновья совершали кругосветное плавание вместе с наследником. Российский посланник в Японии Д. Е. Шевич, сопровождавший цесаревича, пожертвовал 50 иен на русское кладбище. Правда, настоятель забрал их в пользу кумирни. После ухода наследника монахи окутали специальным покрывалом сиденье, которым тот пользовался.

Во время прогулок цесаревич и его спутники убедились, что нагасакцы сдружились с русскими. В городе работало множество русских забегаловок, особенно популярным среди матросов был «Кабак Кронштадт». «Ничего нет легче, по-видимому, для русских, как ладить с азиатами, — писал один из сопровождавших наследника. — Между ними такое сочетание единомыслия по существеннейшим жизненным вопросам, что некоторого рода родство душ всегда определяется быстро и самым тесным образом. При глубоком, почти коренном различии национального психофизического облика, японец и простого звания русский все же как-то братски ближе друг другу, чем к европейцам. Житель Страны восходящего солнца инстинктивно чувствует в нас часть того громадного духовного мира, который мистики наравне с педантичными учеными именуют туманным словом «Восток», т. е. лоно зиждительного покоя, откуда на историческую арену искони выходят святить и озарять нашу юдоль великие миротворцы и монархи-подвижники».

В Нагасаки гости отпраздновали Пасху. С балкона гостиницы цесаревичу был виден и фрегат «Память Азова» и «забавный японский фейерверк (с распускающимися по ветру из клочков черного дыма от маленьких бомб и ракет — разнообразными флагами и шарами, причудливыми человеческими фигурами, драконами и птицами из цветной бумаги». Матросы поставили спектакль на темы крестьянского быта из трех картинок: «На свою же голову», «Домовой» и шутка в одном действии «С легкой руки».

На борту русского корабля побывал с официальным визитом принц Арисутава Такехито. На пристань Охато его сопровождали генерал-лейтенант Каваками, известный своими прогрессивными стремлениями контрадмирал Ито, секретарь его величества Санномия, церемониймейстеры барон Маденкози, говоривший по-русски и православный, и Яманоучи.

21 апреля русской эскадре предстояло уйти из Нагасаки в Кагосиму, а затем в Кобе. Перед отходом наследник со свитой завтракал в доме консула Григория Александровича де Воллана. Он прожил в Японии шесть лет и был большим знатоком Востока. В этнографической коллекции, которую консул все эти годы собирал, были в большом количестве представлены образцы дерева, резные черенки кинжалов, различные виды бумаги и обоев, используемые японцами для раздвижных стен жилища, а также традиционная обувь, музыкальные инструменты и модели земледельческих орудий, шелковая и цветная бумага для изготовления вееров и пр. В 1910 г. дипломат передаст около 340 предметов своей коллекции этнографическому отделу Кунсткамеры.

Предполагалось, что цесаревич проведет в Японии месяц, но поездка в Оцу сократила сроки визита. Обставленный с помпой визит цесаревича в Японию продолжался, приближаясь к своему горькому концу. По пути в Киото цесаревич Николай со своими спутниками заехали в Кагосиму (Конгусима), оплот противодействия Западу. Не в этом ли кроется причина нападения? В Кагосиме гостей особенно поразил японский сад.