Леди Стойкость - Сьюзен Робинсон

Саваж сочувственно коснулся ее плеча.

Теа продолжила.

— Я никогда не была женщиной, которые очаровывают, которые притягивают, которые… ну, во французском дворе я была одна такая. Я предпочитала искусство, цветы, деревья, птиц и других существ танцам, кокетству, заманиванию мужчин. — Она посмотрела на Саважа и почувствовала, что ее бросило в жар. — Если честно, если бы я умела нравиться, без сомнения, мои вкусы бы изменились.

— Они все этим занимались, эти высокопоставленные леди? Танцы и тому подобное?

— Большинство.

— Целыми днями? Все время? Вот скука-то. Лучше уж быть вором, я думаю. Разумеется, ты не присоединялась к ним. Ты слишком умна для этого.

Она выглянула в окно, чтобы не видеть его лица.

— Но я была так молода, и мне совсем не хотелось чувствовать себя чужой. Ты понимаешь, я никогда не танцевала, не кокетничала и все такое. Никто не приглашал меня на танец. Бывало, я скрывалась в уборных и в отдаленных комнатах, чтобы люди не замечали, что никто не хочет танцевать со мной. Когда кто-то заходил туда, где я пряталась, я убегала, так что никто ни о чем не подозревал. Мне было очень стыдно.

Потом, однажды, когда я собиралась вот так опять скрыться, произошло чудо. Молодой мужчина попросил разрешения пригласить меня на танец. — Теа улыбнулась, наблюдая за Стаббом, который внизу тыкал мясо ножом. — Это было похоже на чудесную перемену. Я стала как и все другие девушки.

Теа вздохнула и посмотрела на Саважа. Он глядел на нее широко раскрытыми глазами, наполненными ужасом, и она поняла, что он боится услышать конец истории.

— История печальная, и это злит меня. Я все еще ругаю себя за то, что была такой бездумной простушкой, позволила насмехаться над собой. Понимаешь, я верила ему. Я хотела любить и любила его, даже спустя время, когда прошло много дней и он уже не замечал меня. Однажды я целое утро искала его по всему дворцу.

Она отвернулась к окну и высунулась в него, прежде чем потеряла самообладание.

— И потом выяснилось, что он просто спорил со своими друзьями на деньги. — Фигура Стабба расплылась у нее перед глазами, и она, моргая, пыталась подавить слезы. — Они спорили даже не на то, что он возьмет меня, а на то, как долго это будет продолжаться.

— Господи, — сказал тихо Саваж. Он подошел к ней, положил руку на стену около окна и прислонился к ней головой.

Теа продолжила свой рассказ.

— Шотландская королева нашла меня рыдающей в передней дворца и заставила все рассказать. Она помогла мне вернуться домой. Этого мне и хотелось — уехать домой и никогда больше не появляться при дворе. Никогда не быть рядом с мужчинами.

— Но не все же…

— Не учи меня, — сказала она. — Я была совсем юная, мне было шестнадцать, и за семь прошедших лет я привыкла к своему униженному положению. И вот что я опять наделала. — Она покачала головой. — Валялась с вором.

— Ты так сказала, будто я прокаженный.

— Робин Саваж, ты знаешь, что я имею в виду.

Он ущипнул ее за нос.

— Ты имеешь в виду, что высокопоставленная леди не может делить постель с такой неотесанной деревенщиной, как я?

— Не знаю, каково твое происхождение, но «неотесанный» про тебя не скажешь.

— Благодарю.

Теа отошла чуть в сторону и окинула его взглядом.

— Таким образом, мы подошли к завершению. Когда я отправилась к шотландской королеве, чтобы предупредить ее о лорде Дарнлее, я делала это в оплату за ее доброту и помощь. Она помогла мне, когда я больше всего мечтала умереть. Я не могла позволить, чтобы она совершила такую же ошибку, как я. Особенно когда все еще можно предотвратить.

— Теа, неужели ты не понимаешь? Какая бы добрая она ни была, ее планы угрожают безопасности и благополучию нашей страны.

Она нахмурилась и прошипела раздраженно:

— Святые кости, я знаю это. Но моя совесть не может позволить, чтобы она вышла замуж за такую скотину.

— Елизавета любит Англию, — сказал Саваж. — Королева Мария любит трон. Я не освобожу тебя до тех пор, пока ты не прекратишь настаивать на том, что тебе необходимо вмешаться во все эти дела.

— Я знаю, — огрызнулась Теа. — Не считай меня дурой. Ты способствуешь чудовищной свадьбе. Это тоже грех.

Саваж подошел к ней лениво, как будто бы во сне.

— Так, значит, ты сердишься на меня?

— Да.

Он подошел ближе и положил руки на ее плечи, но она скинула их.

Он поцеловал ее в шею, она оттолкнула его. Он приблизил губы к ее уху.

— Может, ты продолжаешь сердиться и на себя за то, что страстно желаешь разбойника.

Потерев ухо, она фыркнула, но ничего не сказала.

Саваж коснулся мочки ее уха кончиком языка, потом пробежался губами вниз по шее, закончив путь поцелуем основания шеи.

— Мы оба испорчены, — сказал он и начал свой путь обратно. — Они повесят меня, если узнают, что я взял тебя. Давай же, Теа. Если мне суждено быть повешенным, покажи мне побольше из того, за что я умру.

10

Любовник должен показаться своей возлюбленной умудренным во всех отношениях, сдерживать себя и не делать ничего такого, что могло бы быть ей неприятно.

Дерри очнулся и почувствовал, что его лицо зарыто в облаке черного шелка. Его глаза раскрылись, и сначала он был поражен, заметив, что нежное плечо касается его обнаженной груди. Потом он понял, что спал, свернувшись вокруг Теи. Ее волосы были разметаны по его лицу. Он поцеловал ее в макушку, соскользнул с кровати, оделся и на цыпочках вышел из комнаты. Уже снаружи он просунул руки в рукава камзола, повернулся и задвинул засов на двери.

Она будет рассержена. Опять. После ночи бурной любви они проспорили до утра, потому что он отказывался освободить ее, а она отказывалась повиноваться. Он мог бы догадаться, что она не из тех женщин, которые будут относиться почтительно к нему, даже после того, как он стал ее хозяином в постели. Будь она проклята. Еще несколько таких ночей, и она сделает все, что он ни пожелает. Может быть.

Он усмехнулся самому себе, попытался отделаться от глупой гримасы, потом забылся и опять усмехнулся. Он сделал открытие и чувствовал себя, как те исследователи, которые открыли Новый мир. Она любит искусство. Когда она сравнила его ласки с ощущением, которое возникло у нее при первом знакомстве с картинами Тициана, ему с трудом удалось скрыть свою догадку. Стараясь оставаться равнодушным, он попросил ее описать работы да Винчи, Боттичелли, античные статуи. Он дал себе слово, что когда-нибудь покажет ей свою комнату с сокровищами.

Он никогда не думал встретить женщину, которая бы разделяла его страсть к искусству. Могла бы любоваться им, как восхитительным заходом солнца. Казалось, Теа насыщалась великолепием искусства, как младенец насыщается молоком матери. Из всех сокровищ, что он собрал, Теа, наверное, была самым ценным.