Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Историческая проза » Нерон - Д. Коштолани

Нерон - Д. Коштолани

Читать онлайн Нерон - Д. Коштолани

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 122
Перейти на страницу:

В Общество являлись и эдилы; они ввели здесь в обиход нечто вроде ежедневных приемных часов, во время которых они беседовали с выдающимися современниками. Ни один высший государственный чиновник не упускал случая явиться туда, где сам император бывал по окончании театрального представления и участвовал в трапезе.

Зодик и Фанний приходили в Общество во главе шумной оравы. Они являлись лишь под вечер, по окончании занятий в своих группах. Их часто сопровождал Пиладий, преподававший в их школах танцы и фехтование. Он словно влетал, а не входил; казалось, что его руки и ноги порхают. Кадры его учеников состояли, главным образом, из сенаторов.

Недавно Нерон на одном из празднеств предложил сенаторам скрестить мечи с гладиаторами.

Чтобы закалить свое тело и впредь не быть застигнутыми врасплох — сенаторы принялись за ученье, желая вернуть силы одряхлевшим мускулам и вновь приобресть юношескую ловкость.

В искусстве авторитетами теперь считались Зодик и Фанний. Первый обучал поэзии, второй — декламации, и пению. Они были окружены стаей почитателей, продолжавших и здесь закидывать учителей вопросами.

Лентул, непритязательный мелкий землевладелец, на старости лет возгорел желанием писать стихи и стал изучать поэтов. Он попросил Зодика вновь объяснить ему уже изложенное на занятиях. У Лентула был усталый вид. Новоприобретенные знания подавляли его, и, пока учитель говорил, мысль его невольно перебегала к жене, детям, к его молочным фермам, и внимание его рассеивалось. Он был невероятно прилежен, но туго соображал и слабо подвигался к поэтике.

— Овладеть бы мне хоть дактилем! — сказал он со вздохом.

— Нет ничего проще, — объявил Зодик и стал скандировать гекзаметры, отбивая пальцем счет.

— Вот как? — тупо заметил Лентул и стал тоже манипулировать пальцами.

Зал был полон огней и жужжал как улей. Обходительный Криспий, потерявший одним ударом полмиллиона, встал из-за игорного стола, но все же продолжал вежливо улыбаться. Бубульк еще держался.

Зодик и Фанний не примкнули к игрокам, а сели в сторонку, под колонной.

— Я не могу тягаться с ними, их ставки слишком высоки, — сказал Зодик. — Смотри, еще шесть патрициев. Их все прибывает.

— Я повысил плату за ученье, — сообщил Фанний, — но, несмотря на это, меня сегодня рвали на части. В мою школу поступают главным образом старики, которые учатся фехтованию.

— Каковы их успехи? — спросил Зодик.

— Неважны, — ответил Фанний, и рот его искривился язвительной усмешкой.

Оба были теперь обеспечены деньгами и везде приняты, но оставались мрачно настроенными. Они были солидарны в зависти ко всякому, кто чего-нибудь достиг, и озлобленно критиковали все светлые начинания. Это не мешало им смотреть и друг на друга с пожирающей ненавистью. Зодик не мог примириться с тем, что и для Фанния наступили золотые дни. Фанний, с своей стороны, не мог спокойно видеть успехов Зодика.

Они были неразлучны, как Кастор и Поллукс, но близость их вызывалась не дружбой, а опасением, как бы в отсутствие одного другой не продвинулся дальше. За спиной они всегда поносили друг друга.

Жизнь не обогрела их любовью и не избаловала почетом. Зодик всю свою молодость околачивался на Форуме и кричал в ухо каждому прохожему свои слащавые стишки об овечках и воркующих голубках; его лишь высмеивали или отталкивали. Наибольшая царская милость не могла изгладить это из его памяти. Ему хотелось выместить на каждом свою злобу, радостные и удовлетворенные лица раздражали его; он старался причинять зло даже самым безобидным людям.

Фанний был когда-то рабом, тащил на спине камни и разбил себе левую лопатку. Боль все еще давала себя чувствовать и временами не позволяла ему уснуть. Он тоже непримиримо относился ко всему человечеству и таял от удовольствия, когда мог сказать или услышать о ком-нибудь плохое. Эти нескладные, ничтожные существа были оба невыразимо несчастны, и неизмеримо подлы. И все же в их глазах еще робко теплилась исконная жажда любви; она была полуиспепелена, зарыта где-то в глубине существа, но достаточно им было встретить мимолетную похвалу или намек на уважение, чтобы эта искра вновь вспыхнула…

Мрачно сгорбившись, они сидели рядом.

— Он придет? — спросил Фанний.

— Откуда мне знать? — раздраженно ответил Зодик.

Император оставался средоточием их помыслов, хотя он почти перестал принимать их. Они стеснялись признаться в этом друг другу.

— Когда ты у него был? — осведомился Фанний.

— Недавно… я ведь теперь так занят, — отговорился Зодик.

— Я тоже. Впрочем, он постоянно выступает.

— Да, — с пренебрежением сказал Зодик. — Парис всюду следует за ним, как тень. Он устроил для Нерона представление в «Бульбусе» и в театре Марцелла.

— Как он играл?

Зодик расхохотался.

— Он был омерзителен! Смешон! Никто не берет его всерьез. В сущности он — ничтожество…

— Полное ничтожество! — подкрепил Фанний с глубоким презрением. — Только мы сделали из него что-то…

В речах их кипела желчь. Они резко выбрасывали свои слова, как будто сами питали к ним отвращение, причем у обоих лица уродливо искажались.

Они зорко следили друг за другом. Каждый надеялся, что его опала при дворе останется для другого тайной.

— Где Нерон сегодня выступает? — спросил Фанний.

— В театре Помпея. Но я не пошел, — и Зодик нахмурился.

Появился Калликлес, по обыкновению — с тремя женщинами; одна из них, Лоллия, была возлюбленной Бубулька; его, однако, никогда не видели в ее обществе; говорили, что он завел эту связь лишь для того, чтобы не отстать от моды. Остальные две спутницы Калликлеса были египетские гетеры; их маленькие бледные лица казались еще меньше и бледнее в рамке густых, иссиня-черных кудрей. Жизнерадостная улыбка обнажала их ослепительные зубы.

Калликлес предупредительно помог своим спутницам снять вуаль. Его встретили тепло и радостно, за что он всех отблагодарил экспансивными жестами.

Он был римлянином, несмотря на греческое имя, но в молодости жил в Афинах и стал эллином по языку и наклонностям. Он презирал и осмеивал латинское государство, его военный дух, жестокое варварство и тяжеловесное безвкусие.

Волосы его не были густы, но он искусно разделял их идеально прямым пробором, который ежеминутно заботливо поглаживал. Он носил тогу аметистового цвета, потертую, но изящно задрапированную, как у патрициев.

Многие принимали его за артиста, поэта или плясуна. Хотя он не принадлежал ни к одной из этих профессий, однако таил в себе задатки всех трех. Он носил в душе обломки разбитой жизни; у него не было больше цели; печаль отражалась на его лице, изборожденном темными складками. В глазах его затаилась, казалось, сгущенная, но пылающая тьма; их глубины были словно выжжены солнцем; взор их был взором хищной птицы.

В сорок лет он претворил свое крушение в чудо и разбрасывал теперь с широким размахом драгоценнейшие осколки своего жизненного опыта. Он беседовал по-гречески. Умел играючи говорить обо всем, что взбредет на ум: о женской туфельке, сережке, косметике, стихах и своих вымышленных похождениях с египетскими принцессами, предки которых покоятся в пирамидах. Он рассказывал о кознях поэтов, о привычках и слабостях государственных людей; болтал о всяких пустяках, которые, однако, в его устах казались существенными и знаменательными. В этом пристанище артистов он один производил впечатление настоящего художника, хотя никогда не выдавал себя за такового.

Все ждали из его уст чего-то особенного. Он выработал себе собственный язык, в котором язвительно смешивал старинные, классически-высокопарные выражения с неприкрашенными, грубо-откровенными словечками уличного ночного говора. Он был ядовит, иногда ронял едкие и жестокие слова, насмешливо отзывался обо всех и, прежде всего — о своей собственной особе.

Благородные чувства, жившие в его утонченной душе и когда-то вносившие отраду в его существование, со временем пропитались горечью; сладкое вино превратилось в терпкий уксус, однако — острый и ароматный.

Окружавшие его женщины внимательно слушали его. Он говорил ласкающим, бархатным голосом; одобрил палевые ленты, которые носила Поппея, и ее золотые туфли; назвал Лоллию очаровательной, а египетских девушек — обворожительными, сопровождая улыбкой свои сознательные преувеличения. Он расточал комплименты, как дешевые розы, с небрежной любезностью.

— В Афинах, — произнес он сокрушенно, — женщины носят бледные вуали, а когда поют, слегка запрокидывают голову. Их тело тонко и нежно…

Он любил вино; отпил несколько глотков и грустно посмотрел в бокал.

— Очень печально, — произнес он, понурив голову.

— Что печально?

— Я видел сегодня римлянку, одетую в шерсть. Она была тучна и тяжело дышала. Разве это не ужасно? — и он вопросительно взглянул на женщин.

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 122
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Нерон - Д. Коштолани торрент бесплатно.
Комментарии