Территория отсутствия - Татьяна Лунина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Дергать людей за веревочки.
— Митенька, я догадываюсь, что твоя мысль, которой ты хотел со мной поделиться, не бесконечна, но неужели она так коротка?
— Не язви старшим, — строго одернул Елисеев. — Так вот, я собирался вручить тебе эту «гальку», — небрежно кивнул на футляр, — тяпнуть по рюмке за новоселье и разбежаться. Но вы, дорогая сеньора, заикнулись про «альбиносов», и я сделал стойку. Сразу просек, к чему ты клонишь. Сначала твоя идея, мягко говоря, не показалась удачной, потому что наш депутат — наивный ребенок в сравнении с теми, кого мы оба имеем в виду. Этих запросто вокруг пальца не обведешь, да и пап, которые охотно помогали бы загонять свое чадо в ловушку, у них, к сожалению, нет. Они сами кого угодно и куда надо загонят, глазом никто моргнуть не успеет. Но потом, на балконе, я остыл, поразмышлял и пришел к выводу, что на этом можно построить бизнес и здорово раскрутиться. Когда один позарез нуждается в том, что способен дать другой, всегда возникает основа для деловых отношений. Словом, если делать ставку на желание одного быть одураченным, уникальную способность другой пудрить мозги и на здравый смысл третьего, дело может выгореть.
— Значит, в бизнесе, которым ты предлагаешь заняться, задействованы трое, так?
— Именно.
— И среди них один — потенциальный дурак, другой — мошенник и только третий — порядочный, здравомыслящий человек? Елисеев, как ты думаешь, на какой минуте развалится такой бизнес?
— Заоблачная ты моя, на этом строятся отношения большей части деловых людей. Только они почему-то живут не на развалинах, все больше на виллах да в коттеджах. Не знаю ни одного, кто бы бедствовал.
— У тебя все?
— В общих чертах — да.
— Тогда я скажу — нет.
— Почему?
— Мне не нравятся эти черты.
— Ну что ж, — вздохнул Дмитрий, поднимаясь из-за стола, — не буду тебя уговаривать. Но могу поспорить на что угодно: ты все равно не успокоишься, пока не сыграешь такую же шутку, как с этим Козелом, еще с кем-нибудь.
А потом еще. И еще. Потому что сама испытываешь драйв. Кто умеет так заводить мужика, подчинять его своей воле, заставляет слепнуть, глохнуть, глупеть и при этом считать, что родился в рубашке, — не остановится на одном. Ты, Машка, даже не подозреваешь, какой силой владеешь. Я плевать хотел на мистику и прочую ерунду, но сидят в тебе ангел с чертом. Может, они сидят в каждом, не знаю. Да только в других они борются, а в тебе пируют. Иногда мне кажется, что я слышу, как они чокаются друг с другом, — и вышел. Не попрощавшись. Нет, ему точно лучше бы заниматься формулами, чем общаться с людьми!
* * *Приближалось тридцать первое декабря. Елки, смолистый запах, сверкающие гирлянды, шампанское, мандарины, радостно опустошающий свои карманы народ — суета, толкотня, предпраздничная горячка. Сколько бы ни было человечеству тысячелетий, оно всегда в эти дни становится точно ребенок — неуправляемый, наивный, шальной.
— С кем собираешься встречать Новый год, Машенька? — спросил Тимофей Иванович, с наслаждением прихлебывая горячий чаек. Продавец-консультант доживал в «Ясоне» последние дни и поэтому особенно смаковал каждый, превращая заурядное чаепитие в чайную церемонию, обставленную задушевными монологами. Чаевничали, естественно, в каморке эксперта.
— С друзьями?
— Да. — Бедный старик наверняка искренне огорчится, если узнает, что «Машенька» в новогоднюю ночь будет в одиночестве подпирать собой стену, молча вперившись в телевизор. По правде сказать, у нее это особой печали не вызывало, но, впрочем, и особую радость не доставляло тоже.
— Хорошо, — одобрил старший Козел. — Хуже всего — одиночество. Особенно в такой праздник. — Подобно большинству прилично поживших на свете людей, Тимофей Иванович примерял на других то, в чем расхаживал сам. Нынешняя «одежда» казалась ему самой лучшей, и он простодушно считал, что так «одеваться» должен бы каждый. — А я с детьми буду, посидим по-семейному. Честно говоря, не помню, когда мы собирались на Новый год все вместе. Это ведь домашний праздник, — пояснял, как оправдывался. — Когда есть родные, не годится быть одному, правда?
— Конечно. Раньше я тоже никогда не уходила из дома в новогоднюю ночь, — вздохнула, поддакнув, Мария, — когда родители были живы. Мама пекла «Наполеон», папа пел под гитару и… — дальше сочинять помешал телефонный звонок. Сочинительница извинилась и включила мобильник. — Да?
— Привет, сеньора! Ты никуда не собираешься отвалить на Новый год?
— Собираюсь.
— Куда?
— На Марс.
— А почему не на Луну? — развеселился Елисеев.
— Не люблю проторенные дороги.
— Предлагаю на пару махнуть в Питер.
— Я там что-то забыла?
— Помнишь, я обещал тебя познакомить с Антоном? Скульптором?
— И что?
— Послезавтра у него открывается персональная выставка. Если завтра рванем, успеем. Раньше предупредить не мог, извини. Ты же знаешь, меня не было в Москве две недели, только вчера прилетел.
— Я с сороками не общаюсь, они мне на хвосте ничего не приносят.
— Не язви! Короче, завтра вечером, часиков в десять заеду. Будь готова. Потусуемся среди богемы, встретим в граде Петра Новый год, прошвырнемся по Невскому. Заскочим в Эрмитаж, поглазеем на шедевры мировой культуры. Я сто лет там не был, а ты?
— В Эрмитаж не заскакивают, но ходят.
— Не придирайся к словам! И вообще, мы с тобой, дорогая, народ трудовой, нам положено расслабляться. К тому же Новый год — праздник семейный, а мы почти что семья. Слушаю, — переключился вдруг Елисеев на кого-то другого. — Секунду, у меня параллельный. Мань, вечером перезвоню. Но учти, билеты уже заказаны, пока! — интересно, у всех деловых людей так стремительно едет крыша?
Дальше пронесся ураган. Вечерний звонок — короткие переговоры с вялым сопротивлением — Ленинградский вокзал — «Красная стрела» — стук вагонных колес. Опомнилась утром, когда вывалилась на чуть припорошенный снегом перрон. Холодно, сыро, туманно, сверху то ли снег мельчит, то ли дождь колется. Никогда коренная москвичка не разделяла восторгов по северной столице. Вокруг деловито сновали с чемоданами пассажиры, суетились носильщики, над головами плыл равнодушный механический голос — вокзал переваривал содержимое, безразлично приняв в шевелящуюся утробу еще пару залетных птиц, сдуру прилетевших сюда поглазеть на то, чем дома могли бы наслаждаться в избытке.
— А в ЦДХ на Крымском валу сейчас отличная выставка, — вяло доложился елисеевский хвост, телепаясь к выходу следом. — Интересно, какого черта я здесь забыла?