Рождение Зимы - Брайан Ракли

— Я слышал о тебе. Иньюрен, да?

Иньюрен промолчал. Кейнин отпустил его и повернулся к Эньяре.

— А это племянница тана, я полагаю. Хорошенький трофей.

Эньяра сердито смотрела на него.

— Но сейчас явно не в лучшем настроении, — сдерживая веселье, сказал Кейнин и поднялся на ноги. — Ты бы лучше привыкала к новым порядкам, эта долина возвращается к своим истинным хозяевам.

— Вы это уже когда-то пробовали и потерпели неудачу, — колко заметила Эньяра.

Наследник крови засмеялся. Весело и громко.

— Не на этот раз. На этот раз прошлое будет предано погребению.

Он повернулся к инкаллимам:

— Колглас?

Один из воинов вышел вперед, весь ленивая четкость и сдержанная властность.

— Сожжен, — ответил он.

— А Кеннет и его сын?

— Брат тана мертв. А мальчишка удрал по воде, но он ранен и сейчас, наверное, тоже уже умер.

Тихий стон сорвался с губ Эньяры. Кейнин не обратил на это внимания.

— Наверное? — с еле заметным сарказмом произнес он. — Значит, ребенок удрал от знаменитого Боевого Инкалла? Все Ланнисы должны быть мертвы или захвачены. Вот что было важно!

Инкаллим стиснул зубы.

— Мы отвечаем перед Шревой. Здесь она командует Боевым Инкаллом, не ты.

Пару секунд двое мужчин стояли под дождем лицом к лицу. Глядя на них, Эньяра поняла, что инкаллимы — не простые воины. Этот человек смотрел на сына тана Горин-Гир, как на равного, без особого почтения.

Кейнин успокоился первым и вытер лицо:

— Очень хорошо. Вы найдете Шреву где-нибудь недалеко от рыночной площади. Можете рассказать ей эту историю. В конце концов, тан и его выводок заперты в замке. — Он передернул плечами, потом улыбнулся Эньяре и Иньюрену. — Суровая погода, но я подобрал для вас хорошее пристанище.

Он повернулся и направился к коню, но вдруг остановился, словно вспомнив что-то не очень важное, что только сейчас пришло ему в голову, и посмотрел на Эглисса.

— Я не хочу, метис, чтобы Белые Совы шли дальше. Скажи им, что если их увидят ближе к городу, чем сейчас, мы обойдемся с ними как с врагами.

Эглисс заморгал, как будто его ударили.

— Я думал… — начал он.

Кейнин с насмешливым удивлением вздернул бровь. Легкое презрение прозвучало в его голосе, когда он заговорил.

— Уж не собираешься ли ты со мной спорить? — спросил он. — Белые Совы получили, что хотели, — Кровь Ланнис разбита. Мы в них больше не нуждаемся.

— Но твой отец говорил…

— Не перестарайся, метис. Мой отец лежит больной в Хаккане, и здесь его представляю я. Отныне это земли Горин-Гиров, и я не желаю, чтобы здесь бродили какие-то твари. Ты можешь идти в Андуран, если хочешь, они — нет.

— Белые Совы будут… разочарованы, — возразил Эглисс. — Другие — некоторые из их вожаков — не так уж далеко позади нас. Они могут захотеть встретиться с тобой, чтобы ты подтвердил обещание, данное твоим отцом. Поселения в Анлейне должны быть снесены, крупный рогатый скот и деловое железо в подарок. Я обещал им это от вашего имени, как того хотел ваш отец.

Эньяра заметила странное, успокаивающее урчание в голосе на'кирима.

Кейнин вдруг помрачнел и сделал решительный шаг к Эглиссу.

— Если мне хоть на миг покажется, что ты вздумал поиграть со мной своим голосом, я разнесу твой череп. Я очень хорошо знаю, на какие фокусы ты способен. Своими сладкими звуками ты мог морочить голову лесным тварям, и, пока они мне были нужны, я ничего не имел против. Но ты ошибаешься, если думаешь, что можешь попытаться проделать то же со мной.

Дождь усилился. Кейнин вытер со лба дождевые капли и легонько тряхнул головой. Он даже не взглянул на кирининов, наблюдавших за ними из-за деревьев.

— Когда ты обещал моему отцу, что сможешь привести лесных тварей на нашу сторону, он заключил с тобой договор. Сейчас все кончилось. Я больше не хочу иметь дела с твоими дикарями и, конечно, не буду с ними встречаться. Взгляни на них, эти лесные люди одеты в шкуры. Если им нужен скот, пусть возьмут вон тех. — Он указал на пасущихся недалеко животных. — Если им нужно снести поселения, пусть сносят сами, но предупреждаю, если они сожгут хоть один дом в пределах дня пути от Андурана, я убью тебя, а потом выслежу их. Если они огорчатся, скажи им, чтобы помнили, что скоро мы станем правителями Андурана. Мы напали на непримиримых врагов.

Эглисс открыл было рот, но Кейнин уже вскочил в седло.

— У меня слишком много дел, мне есть чем занять время. Последи, чтобы эти лесные твари не пошли за нами, — приказал он одному из своих щитников, — и приведи в Андуран девчонку и этого, второго.

Наследник крови хлестнул коня и поскакал через поле. С ним отправились трое, остальные остались, поглядывая на растерянно озиравшегося Эглисса. Инкаллимы уже собирали свои пожитки. Несколько воинов Горин-Гира подъехали к Иньюрену и Эньяре. Им разрезали веревки на щиколотках и подняли на лошадей.

— Постой, — заорал Эглисс вслед исчезающему Кейнину. — Отдай мне хотя бы Иньюрена. Тебе он не нужен.

Никто не обратил на него внимания.

Напоследок Эньяра, которую везли к скрытому завесой дождя городу, увидела фигуру одиноко сидевшего на'кирима. Он неотрывно смотрел им вслед и выглядел теперь несчастным и беспомощным. Когда он ее запугивал, она представить себе не могла, что он может быть и таким. За спиной на'кирима уходили и уже почти исчезали в лесу Белые Совы.

Из стаи устроившихся на ночлег черных ворон поднялась одна птица и лениво захлопала крыльями под дождем. Сделав несколько взмахов сильными крыльями, она развернулась и направилась в сторону Андурана.

Город был совсем не такой, каким его помнила Эньяра. Самое великолепное творение ее Крови было разрушено, словно свирепой бурей. Большинство фермерских сооружений в предместьях повреждено не было, хотя вид у них был заброшенный, и возникало ощущение начинающегося распада. Не было видно ни людей, ни света в окнах, не поднимался дым из труб. Совершенно пустынный пейзаж.

Когда они вошли в город, в ноздри им ударил запах влажного горелого дерева. От множества домов остались только остовы. Лошади едва не наступали на еще неубранные тела. Местами дорогу преграждали кучи обвалившихся камней. С одного порога к Эньяре тянулась черная, обугленная рука. В открытом окне одиноко болталась задымленная и пропитанная влагой, когда-то белая, простыня. На остатках деревянной крыши сидел канюк и, склонив голову набок, наблюдал за всадниками.

Они продвигались по улицам, приближаясь к площади и к замку за ней. Тел уже не было. С этих улиц смерть убрали. Только вороны и собаки рыскали по переулкам. Были еще воины, небольшими группами пробиравшиеся по руинам, подбирая то немногое, что еще оставалось. Эньяра мельком увидела нескольких, непохожих на других, людей, ползавших по остаткам дома, словно крысы по телу. На них были шкуры и широкие штаны, а спутанные волосы заплетены в косы и перевязаны кожаными ремешками. Они на мгновение прервали поиски, чтобы посмотреть на проезжающих всадников, потом опять вернулись к своему занятию. Когда они начали перекликаться друг с другом, их грубый язык напомнил Эньяре собачий брех. Она подумала, что, наверное, это и есть тарбены: дикие сородичи северян, которые жили здесь задолго до появления Темного Пути. Если Кейнин и их тоже привел на юг, мало что в долине Гласа избежит разграбления.

Дома, располагавшиеся по южной стороне площади, исчезли; от них остался только лес чернеющих колонн и столбов. Кажется, где-то опять начало гореть; наверное, еще не все торговые дома, магазины и склады оказались уничтоженными. На самой площади было довольно оживленно. Шеренгу привязанных лошадей охраняли угрюмые стражники, прятавшиеся от дождя под выступами крыш. Караван груженных мешками с продуктами и тюками с оружием мулов пересекал открытое пространство; его сопровождал эскорт из тридцати копьеносцев. На западной стороне площади в магазине, в котором торговали перечной мятой, кипела бурная деятельность, оттуда доносился рев раздуваемого пламени и тяжелые удары молота.

На севере над крышами возвышался замок, полускрытый завесой дождя. Там не заметно никакого движения, оттуда не доносилось ни звука. Эньяра думала, что увидит яростное сражение, а все вокруг выглядело так, словно и война тоже улеглась в ожидании лучшей погоды.

Кейнин нан Горин-Гир занял самое большое здание на площади. Торговец мехом так спешил покинуть свой дом, что на полу возле обеденного стола осталась лежать кипа прекрасного куньего меха. Кейнин сидел на ней, когда Эньяру и Иньюрена привели и поставили перед ним. Несколько воинов с суровыми лицами бездельничала тут же, в комнате: кто-то взгромоздился на край стола, кто-то развалился в дорогих креслах.

Там же находилась и молодая, лет на пять старше Эньяры, женщина. На ней была легкая кольчуга из светлого металла. Золотая цепь на шее и толстые, поблескивающие кольца на пальцах. Черные длинные гладкие волосы напоминали нити спряденного обсидиана. Когда Эньяра посмотрела на нее, та ответила холодным, полным высокомерного презрения взглядом.