Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!» - Наталья Павлищева

Положение становилось критическим, четвертый день бестолкового топтания под стенами подходил к концу, а изменений не предвиделось. Если осажденным придут на помощь войска из Реймса и Шалона, то битыми могут оказаться сами осаждающие. Оставалось решить – штурмовать город или все же вернуться в Жьен, пока не стало хуже.

Жанна металась, не понимая промедления дофина и Тремуйля. Ну чего они ждут, ясно же, что надо штурмовать! Каждый день, каждый час проволочки отнимали у осаждавших силы и, главное, веру в победу. Пока еще воины рвутся на штурм, готовы брать Труа голыми руками, а что будет через несколько дней? Сомневающихся становится все больше. Чего тянут эти военачальники?! Она не знала, что военачальники собрались для обсуждения этого вопроса. Только Деву почему-то «забыли» позвать. Но внутренний голос девушки вдруг позвал ее в палатку к дофину.

Совет был немалым, здесь отсутствовали только они с Жилем и Ла Гир, зато сидел герцог Алансонский… В другое время Жанна съязвила бы на тему своего отсутствия и их забывчивости, но сейчас не до того. Без объяснений понятно, что решался вопрос о штурме или отступлении. И по опущенным глазам девушка поняла, что не в пользу штурма. Какие же они все-таки! Отступить, даже не попытавшись штурмовать!

Неожиданно Жанна преклонила колено перед Карлом:

– Милый дофин, не поддавайтесь сомнениям, вы вступите в город через три дня!

Единодушный вздох отнюдь не означал облегчения, напротив, все словно говорили: ну что с нее взять, глупышка!

Епископ де Шартр, сдерживая улыбку, попытался объяснить девушке:

– Можно и через неделю, да только едва ли это случится…

Жанна с вызовом вскинула голову:

– Вы будете там завтра!

Когда за ней закрылась дверь, епископ только развел руками, словно говоря: ну вы же видите, с кем приходится иметь дело. Капитаны не были столь категоричны, в отличие от епископа они видели Деву в деле и прекрасно знали ей цену. И все же никто не верил, что штурм укрепленного Труа может закончиться в один день.

А девушка времени зря терять не стала, начались серьезные приготовления к штурму. Барон предложил:

– Нужно объехать вокруг и посмотреть, где самые слабые места.

С этой минуты для осажденных начались тревожные часы. Заметив приготовления к штурму, комендант города Легюзье не поверил своим глазам, а увидев Жанну, в сопровождении советников объезжающую крепостные стены и что-то показывающую рукой именно на те места, которые и он сам считал в обороне слабыми, еще вчера столь уверенный, он вдруг почувствовал неприятную тяжесть в левом боку. Может, и правда Карлу помогает Господь в виде вот этой девчонки в белых латах?

Если засомневался даже глава гарнизона, то что говорить об остальных. Простые горожане не сомневались, они давно поверили в Деву и спасение Франции и вовсе не собирались поддерживать свой гарнизон. Легюзье понял, что, как только начнется штурм, изнутри Деву поддержат горожане, и тогда никакой гарнизон выстоять не сможет. Оставалось одно – последовать примеру Оксерера. Но на сей раз договариваться с осаждающими было поздно, оставалось только сдаваться на милость победителей.

Штурма Труа не было, единственным условием сдачи города осажденные назвали свободный выход гарнизона и неразграбление.

Как и обещала девушка, дофин вошел в город. Такого не ожидал никто, получалось, что одна только угроза с ее стороны взять город на щит ставила на колени самых строптивых?! Армия воспрянула духом, воевать рядом с Девой казалось таким легким занятием! А вот дофин все больше переживал, чувствуя приближение решающего момента. Таковым не была коронация, скорее то, что ожидалось после нее. Ей хорошо, перед ней распахивают ворота даже сильные города, а каково будет ему? Что ж теперь, вот так походом идти через всю Нормандию до самого Кале? Спать в пусть и удобной, но походной палатке? Забыть о соколиной охоте и развлечениях? Все чаще душила досада: сама не живет и другим не дает! Если бы кто подслушал мысли дофина, то был поражен: Дева билась, чтобы он стал королем, а Карл мучился из-за слишком большой ответственности и нежелания взваливать на себя дело освобождения страны даже с помощью непобедимой помощницы! Но таков был дофин.

Со временем он изменился, своему наследнику Людовику Карл оставил неизмеримо более сильное государство, чем то, что получил после Столетней войны, он провел разумные реформы во многих областях жизни, и, хотя сонное выражение лица не покинуло Карла до конца его дней, этого короля называли Реформатором. Все же Жанна разбудила Карла хотя бы внутренне.

А тогда у дофина начинали ныть зубы даже при голосе Девы. Так и в этот раз, она почти ворвалась к нему в комнату. Девушка пылала от возмущения, ноздри хорошенького носика раздувались, черные глаза горели, волосы растрепались… Карл поневоле заметил, что она весьма недурна, не портит даже мужской костюм (наоборот, прекрасно вырисовывается стройная фигурка, чего не скажешь о многих других дамах) и коротко стриженные волосы. Но сейчас дофину было не до стройности и прелести Девы, та огорошила заявлением:

– Годоны собираются увести с собой пленных французов!

Карл удивленно пожал плечами:

– Да, это условие их сдачи – свое имущество забрать с собой.

– Какое имущество?! Разве попавшие в плен французы могут называться имуществом?! Я распорядилась закрыть ворота и не выпускать годонов, пока они не освободят пленных!

– Ты не имеешь права командовать! Это дело Тремуйля и мое! Я дал слово рыцаря, что гарнизон сможет забрать с собой все, что ему принадлежит. Пленных можно только выкупить!

– Так выкупите, если не желаете просто освободить!

Карлу вдруг показалось, что еще мгновение, и Дева вытащит из ножен меч и приставит к его горлу. Ощущение клинка на своей шее было столь сильным, что Карл даже сглотнул, словно проверяя, не перерезано ли оно уже. Черные глаза впились в невыразительные глаза дофина, не отпуская его взгляд. Голос Карла чуть захрипел:

– Рагье…

Распоряжение казначею было недвусмысленным: заплатить выкуп за пленников. Потрясены оказались все – годоны, никак не ожидавшие пополнения своих карманов за счет дофина, пленники, уже отчаявшиеся обрести свободу, и те, кто видел поединок взглядов дофина и Девы.

Жиль хохотал:

– Как тебе удалось заставить раскошелиться этого скрягу?

Девушка пожимала плечами:

– Я просто сказала ему выкупить пленных, если не хочет отобрать. Дурацкие какие-то договоренности, как могут быть люди чьей-то собственностью, даже если они пленные?

Барон ухмыльнулся:

– Пленный всегда собственность, пока за него не получат выкуп, с ним можно делать все, что угодно. Таков закон войны.

– Дурацкий закон! – снова возмутилась девушка.

– А зачем же тогда брать в плен, если не ради выкупа? Тогда проще убивать всех подряд.

Во взгляде, который Жанна метнула на Жиля де Ре, было бешенство.

Дальнейшее шествие армии было просто триумфальным, казалось, Труа – последний оплот сопротивления сторонников годонов. Жанна уверена, что так и есть, ведь она вела законного короля, как же можно сопротивляться Божьей воле? Сказывалось то, что на стороне Девы сами жители городов, они тоже верили в божественное предназначение Девы и согласны выполнить волю Господа. Не учитывать их настроения старшины городов попросту не могли, никакой гарнизон не устоял бы, окажись между двух огней – осаждающей уже достаточно большой армии Жанны и собственных недовольных горожан. Следом за Труа открыл свои ворота Шалон. Теперь оставался лишь сам Реймс.

Реймс тоже сопротивляться не стал, выслав навстречу Карлу делегацию с ключами от города и приглашением войти в него.

Жанна показывала барону де Ре и герцогу Алансонскому вокруг себя и твердила:

– Посмотрите, как красиво! Так может быть только в Шампани! Правда, самые красивые места во всей Франции?

Герцог отрицательно качал головой:

– Вы не видели Анжу. Красивей Анжу не может быть ничего.

Ему вторил Жиль де Ре:

– Жанна, а Бретань?

– Там камни! – фыркал герцог.

– Даже камни Бретани красивей анжуйских красот!

Жиль прекрасно понимал, что дразнит герцога зря, для каждого его родные места всегда краше, даже если это пустыня по сравнению с цветущим садом. Но Жиль недолюбливал зазнайку герцога, все достоинство которого, как казалось барону, заключается в его родстве с дофином, что было достоинством весьма сомнительным.

Но Жанна не слушала ни того, ни другого, для нее Шампань – самое лучшее место в мире, правда, лучше та часть Шампани, что ближе к Лотарингии на берегу Мааса. Вполне понятно, ведь там родная деревня Девы Домреми и все места знакомы. Вот с этим не соглашался уже Жан из Меца, твердивший, что лучше Лотарингии не найти. А стоило зайти разговору о знаменитом соборе Реймса, как Жан начинал просто кипятиться, советуя съездить и посмотреть на Мецкий собор: