Пеший город - Феликс Кривин

А хобот у слона мягкий, такой нежный. Если на него положить голову, не нужно никакой подушки.

Случается, что улитка Гелицида спит со львом (слон об этом, конечно, не догадывается). Вы никогда не спали со львом? Это очень приятно, гривка у льва такая мягонькая, а все тело твердое, мускулистое. Очень, очень интересный мужчина.

Как-то спала с бегемотом (слону и льву об этом, разумеется, не докладывала). Бегемот тоже ничего, симпатичный. Такой толстенький. Только грязненький. Из болота и прямо к ней.

Улитка ему кричит: — Ты мне смотри! Нанесешь грязи, а мне убирать? Вытирай ноги, когда выходишь из болота!

Это она, конечно, сказала неправильно. Вытирать ноги надо, когда входишь, а не когда выходишь. Но бегемот послушался. Теперь, когда выходит из болота, долго ноги трет, прежде чем ступить на сухую землю.

С буйволом интересно получилось. Пустили слух, будто улитка наставила ему рога. Будто раньше, до их встречи, у буйвола рогов не было, а после встречи с улиткой они появились.

Потом стали говорить, что она и быку наставила рога, и оленю наставила рога, и, словом, всем, у кого рога, их наставила улитка Гелицида.

Но это неправда. Она даже не со всеми спала.

Теперь вы понимаете, почему так долго спит улитка Гелицида? Пока со всеми переспишь… Честное слово, не хочется просыпаться. Если посмотреть, куда просыпаешься, среди кого просыпаешься, приходишь к твердому выводу: настоящего мужчину можно увидеть только во сне.

Носороги с крыльями и без крыльев

Носорога у нас дразнили так:

Размечтался Носорог:Потереть бы нос о рог.

Носорог обижался. А когда Носорог обижается, то так морщит нос, как будто пытается дотянуться носом до рога. Но дотянуться никак не получалось, и он обижался еще больше.

Его приятель, тоже Носорог, но ни капельки на него не похожий, всякий раз его успокаивал и предлагал поговорить, как мужчина с мужчиной. Но они были разные мужчины. Один толстобрюхий, толстокожий, на толстых ногах, а другой стройный, тонконогий и при этом с клювом и крыльями.

Этот крылатый Носорог ни на кого не обижался. Жена у него сидела, а он не обижался. Тем более, что он сам ее посадил и даже замуровал, чтоб она, чего доброго, не сбежала.

Такой у него был легкий характер. До того легкий характер, что, если б у него не было крыльев, он мог бы подняться в воздух на одном характере.

Он даже носил своей жене передачи. Она там сидит, а он гоняет туда-сюда с передачами. Не каждый муж на такое способен.

Он почему-то вбил себе в голову, что без его передач жена может помереть с голода, а вместе с ней дети, хотя детей никто не сажал. Посадили одну жену, но этого хватило. Теперь и дети сидят — вот такая наследственность.

Из-за детей Носорога с крыльями Носорог без крыльев обижается на свою жену. Другую жену и посадят, и замуруют, а она и там родит кучу детей. А его собственная жена, не посаженная, не замурованная, еле-еле одним разродится. Если такими темпами будем рожать, мы до золотой свадьбы не управимся.

Многодетный отец излагает свою технологию. Берется жена (может быть и не жена, а другая женщина), сажается в дупло, сверху примуровывается, чтоб не сбежала, и строжайше предупреждается: не высидишь сколько положено, век свободы не видать.

Правда, это только для острастки. Тут не особенно рассидишься — вон какая собралась очередь. Надо поторапливаться, не ей одной сидеть. У нас уже сажать некуда, приходится сидеть по очереди: свое по-быстрому отсидел — дай посидеть другому.

— Я бы тоже свою посадил, — говорит бескрылый Носорог, уже начиная обижаться на очередь, которая без очереди его не пропустит. А заодно и на жену, которая не пролезет в дупло. Разъелась на сытных харчах (обижается он на харчи), как с такой комплекцией взобраться на дерево (обижается он на дерево).

А если подсадить?

— Может, ты поговоришь, чтоб мою пропустили без очереди? — просит Носорог у приятеля, но приятель уходит от ответа. С передачей, которую спешит отнести жене.

Вскоре он возвращается без передачи, но и без ответа. И, конечно, Носорог обижается.

Но приятель этого не замечает. Он уже летит на крыльях мечты. Он представляет себе, как его жена выходит на свободу, и он с трудом ее узнает, располневшую в заточении. Высиживать птенцов — это сидячая работа, а от сидячей работы всегда поправляются.

А она с трудом узнает его, отощавшего на свободе. Он никого не высиживал, ему никто не носил передач, он только гонял туда-сюда — вот такая жизнь на свободе.

Но потом он ее узнает. Узнает свой труд, свои бессонные ночи, узнает все, что оторвал от себя, чтобы вложить в это разжиревшее, но по-прежнему любимое тело. А она подумает, что он отощал от любви, потому что мужчины плохо переносят разлуку.

И они бросятся считать своих детей, считать и пересчитывать, и опять считать, и это будет — как свадьба, как новая любовь, и все вокруг будут радоваться, что дупло наконец освободилось.

Только один бескрылый не будет радоваться. Толстомордый, толстобрюхий не будет радоваться. Он будет обижаться, что детей высидели не ему и что не для его жены освободилось место.

И он удалится на толстых своих ногах от общего ликования, и всю дорогу будет пытаться достать носом рог, — не потому, что ему непременно нужно достать, а потому, что он так обижается.

Буба и Кики

Козявка Кики сидела в гостях у слонихи Бубы и ела так мало, что слониха умирала от зависти. Над крошечкой пирожного, какую в приличных домах просто смахивают со стола, она трудилась весь вечер. От этой крошечки она отламывала меньшую крошечку, от меньшей — еще меньшую, а дальше уже откусывала и потом долго жевала.

Потому что козявка Кики была в гостях. А слониха кончала третий пудовик, потому что была у себя дома.

— Смотрю я на тебя, — говорила слониха Буба, — все-таки ты сильная женщина, умеешь сдерживать аппетит. А я не умею. Я так люблю сладкое, — призналась она. — И соленое. И кислое. И горькое тоже.

— А я, думаешь, не люблю? — вздохнула козявка Кики, отодвигая от себя остаток от крошечки. — Но муж считает, что я должна соблюдать диету.

Муж Бубы тоже так считает. Он бы и детей посадил на диету, лишь бы не зарабатывать. Он не раз закидывал Бубе: какая, мол, у Кики фигурка, какая она вся изящная, миниатюрная. Это потому, что Кики умеет себя не распускать.

— А моему мужу нравишься ты, — сказала Кики. Просто из вежливости.

— Но я же себя распускаю, — смутилась Буба. — Я себя так распускаю…

— Главное — мужа не распускать, — наставительно сказала Кики. — Он руководит из своего руководства, а мы руководим из своего подчинения. Это сложнее. Поэтому женщина в семье профессионал, а мужчина — всего лишь любитель.

— Хорошо, если любитель своей, а не чужой жены, — сказала Буба с тонким намеком.

Обе рассмеялись — слониха громко, раскатисто, а козявка тихонько и сдержанно, потому что она была в гостях. В гостях не положено громко смеяться.

У слонихи ушло столько энергии на этот смех, что пришлось возмещать ее новым пудовиком. А Кики отщипнула еще одну крошечку от крошечки, откусила от нее, прожевала и задумалась над тонким намеком Бубы: что бы он мог означать? Может, муж Бубы поглядывает на Кики не только потому, что на нее не нужно зарабатывать? На всякий случай она высказалась в том смысле, что вниманием мужчины нужно руководить. Буба тут же представила, как эта козявка руководит вниманием ее благоверного, и сказала с плохо скрытым подтекстом, что, если мужчина проявляет внимание к друзьям, они считают его хорошим парнем, а если он проявляет внимание к женщине (в этом месте начинался подтекст), она считает себя хорошей женщиной.

— А если женщина проявляет внимание к женщине? — спросила Кики, чтоб подчеркнуть расположение к подруге. Но Буба не приняла расположения.

— Если женщина проявляет внимание к женщине, — сказала она, — это значит, что она хочет увести у нее мужчину.

Капитан Ля-Гуш

У моего приятеля редчайшая профессия: гипнотизер ящериц. Ящерица под его гипнозом проживает совсем другую жизнь, поднимается к вершинам эволюции и даже цивилизации. А очнувшись от гипноза, никак не может вспомнить, на какой вершине она была. Но не может вспомнить умом, а чувствами что-то чувствует.

Как-то мой приятель усадил ящерицу за рояль. Рояль был не настоящий, игрушечный, да и ящерица не настоящая пианистка. Но под гипнозом мы все настоящие, и, чтобы в этом никто не сомневался, мой приятель включил музыку отдельно от рояля.

И вот сидит ящерица у рояля, слушает музыку и вдруг видит себя на балу. Жабы, лягушки, саламандры кружатся в танце, все такие красивые, элегантные. Но красивее всех ящерица. Поэтому ее часто поднимают из-за рояля, тем более, что музыка и без рояля звучит.