У каждого свои недостатки. Часть 1 (СИ) - Гусина Дарья

Когда я совсем измаялась, дежуря у двери своей каюты, Пайк, наконец-то, понес кузенам чай. Как хорошо, что теперь я знаю слабости русских. Они любят много говорить на своем аномально сложном языке, коверкать свои аномально сложные имена и пить чай. Рано или поздно, в любой ситуации, они всегда пьют чай, главное — дождаться. Вслед за Пайком в каюту отправился один из киберов-уборщиков. На открытые части палубы, говоришь, нельзя выходить? Так пройдемся вдоль стеночки.

— Фамилия Еременко была во всех рекомендациях хед-хантеров, Кирыч, — твердил Глеб. — Я пробил его по базе — никаких нареканий. Наоборот, куча положительных откликов. Чего он от тебя хотел?

Под взглядом Кира Демидов-второй уже не выглядел таким самодовольным и ехидным.

— Теперь уже неважно, — Демидов-первый смотрел на кузена исподлобья, опершись на край стола. — Плохого хотел. Если бы я, Глебушка, искал человека для конфиденциального дела, я бы первым делом пробил ту подноготную, которая на Гуглакси не афишируется. Я Пайку не поверил, человека чуть не погубил из-за этих твоих положительных откликов, хорошего человека. Ты ведь всегда был настороже, Глеб, что же сейчас случилось?

— Если бы ты мне все рассказал, — Глеб встал и оперся о другой край стола, — я бы лучше тогда понял, что от меня требуется.

Кузены сверлили друг друга взглядами. Наконец, Кир качнул головой и сказал:

— Ладно, проехали.

Так-так-так. Значит, родня Кира не в курсе, какую информацию искал для него Серый Волчара.

— Мы все помним, чем тебе обязаны, Кирыч, — устало сказал Демидов-второй, плюхаясь на диван. — но хоть иногда будь с нами пооткровеннее. Поддерживаешь, Олежа?

Олег Семенов с благодушным видом пил чай, налегая на булочки с джемом. Он кивнул, заметил у стены моего шпиона и оживился:

— О, киберок! Голодный? Ползи сюда, я тут накрошил малехо, — сказал Олег. — Кирюх, ты че?

Изображение на камере несколько раз перевернулось и погасло. Из коридора донесся грохот. На самом деле киберы довольно хрупкие и уж совсем плохо переносят, когда их точным ударом ноги отправляют из дверей в стену коридора.

— Ой, — виновато сказала я Микки, — хорошо, что это был не ты.

Я успела спрятаться в шкаф, вспомнив, что так и не настроила персональный доступ на двери. Демидов вошел, а затем негромко и вкрадчиво спросил у Микки:

— Где это порождение темной материи?

— Там, — четко и бодро ответил предатель Мышка. Наверное, и лапкой показал.

Створки распахнулись.

— Я исправлюсь, — быстро сказала я, выставив перед собой ладони, — меня исправит сама жизнь, клянусь… Пожалуйста, не ругайся, Кир! Э-э-э… «Слова — ветер, а бранные слова — сквозняк, который вреден». Это Шекспир. Ты ведь любишь Шекспира, правда? — я подпустила в голос заискивающие нотки.

Кир молчал и смотрел. Выражение лица его постепенно менялось, от злорадно-плотоядного до тоскливого. Я опустила руки, теряясь под его взглядом. Он молча прикрыл створки, я осталась в темноте, задыхаясь. Теперь буду бояться оставаться с ним наедине. Я не его боюсь — себя.

Створки распахнулись вновь:

— Я назначаю тебе штраф, Сэм. Сегодня вечером на тебе развлекательная часть. Думаю, бабу?шка зайдет на ура.

Демидов пошел к выходу, я выпрыгнула из шкафа, досадуя. Почему бы не предложить мне станцевать в костюме Богини из «Нелюбимой»? Красиво. Эротично, в конце концов! Кир остановился у двери и, не оборачиваясь, проговорил через плечо:

— «Слова — ветер, а бранные слова — сквозняк, который вреден; поэтому я уйду без твоего поцелуя. Заболеть любовью? Отлично сказано: я действительно болен любовью, потому что люблю тебя вопреки моей воле». Шекспир, «Много шума из ничего». Каждый год идет на Земле в «Глобусе». Хотел бы посмотреть?

— Да, — выдохнула я.

Кир кивнул и вышел.

… Конечно, появление «бабу?шки» в этот раз прошло не на столь высоком эмоциональном уровне. Зато Ольга аплодировала мне, утирая выступившие от смеха слезы. Я придумала номер, в котором пожилая мадам муштрует за столом своего устаревшего (и очень уставшего от общения с ней) циклона, периодически засыпает над чашкой чая, пропуская едкие ответные реплики кибер-слуги и вспоминает две тысячи двести тринадцатый год на Персефоне, с ее балами и модой на шейные платки. Пайк был великолепен в роли язвительного, «очеловечившегося» слуги. Он запомнил свои слова с первого прочтения, и мы лишь раз прогнали номер у меня в каюте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Кажется, гости остались довольны. Переодевшись, я вернулась в кают-компанию. Меня встретили одобрительными возгласами, и я еще раз раскланялась. В каюте текла тихая, непринужденная беседа, сотканная из множества тем, одна из тех, что возникают, когда все в компании знают друг друга. Кир беседовал с Ольгой. Она сидела с ногами на диване, сбросив простые кожаные туфельки. Даже ее простые кожаные туфельки просто кричали о врожденных вкусе и утонченности. Мисс Рита Каменская могла бы обвеситься бриллиантами с ног до головы, но никогда бы не сравнилась с кузиной Кира в шарме и изяществе. Ольга и Кир вспоминали юность. Демидов похохатывал, белозубо скалясь. Он ни разу не посмотрел в мою сторону.

— Играешь?

Я удивленно подняла глаза на Олега. Оказывается, я сидела и пялилась в шахматную голограмму из его комфона.

— Да, — сказала я со вздохом. Хоть какое-то развлечение.

— Отлично, — Семенов потер руки. — У меня есть с собой настоящий набор, не люблю голограммы.

Он действительно притащил с «Карапуза» доску и коробку с деревянными фигурами. Мне достались белые. Олег начал игру лихо, но слишком небрежно, недооценив соперника-малолетку. А у нас с отцом шахматы были главным развлечением долгими зимами на Нью-Лукке, когда из-за удаленности от местного торс-маяка на планете надолго пропадала Сеть. Семенов подставил ферзя под моего коня, расстроился, задумался, глядя на доску, а я покосилась через плечо на Кира. Он сидел, наклонившись к Ольге, которая показывала ему что-то в комфоне. Ее волосы упали ему на руку, которую он положил на спинку дивана.

— Еще партию? — предложил Олег.

Я кивнула.

— Ни одна из моих девушек не умела играть в шахматы, — мягко проговорил Глеб.

Он сидел в кресле, откинувшись назад и заведя руки за голову. Опять уставившись на меня. Он весь вечер сидел, уставившись на меня. Придурок.

— С бабами это бывает, — сказала я, пожимая плечами. — С логикой у них плохо. У меня была подружка, которая покупала йогурт в том магазине, где он стоил семь цоло, а не в том, в котором он стоил шесть, потому что этот магазин возвращал одно цоло за каждую крышечку от этой марки, — вот ничуть не соврала, у меня действительно была такая подруга на Нью-Лукке.

страница 16

— Расставляй фигуры, — велела я Олегу. — Ты проиграл, ты и расставляй, такое правило: кто продул, тот и расставляет.

— Я расставлю, — предложил Глеб.

Он переместился на пол и сел у кресла, прижавшись боком к моему бедру.

— Удобно? — спросил он вкрадчиво.

— Терпимо, — процедила я сквозь зубы.

Я поддалась, проиграла и изобразила огорчение, лишь бы побыстрее закончить партию. Олег обрадовался и принялся меня утешать. Но Глеб еще некоторое время сидел на полу, изучая расстановку фигур. Когда я встала, он поднял на меня насмешливый взгляд и поцокал языком. Еле слышно. Я поджала губы и ушла к себе. А ночью мне приснился эротический сон.

Начинался этот сон весьма приятно — я лежала на боку, и мужчина нежно дышал мне в шею теплым. Рука его скользнула под просторную футболку, в которой я обычно спала, и начала свое путешествие. Она поползла верх и почти доползла, но я протестующе замычала. Втайне я, может, именно о таком разоблачении и мечтала, но не сразу же белый флаг вывешивать? Рука повторила попытку, я изогнулась и сбросила ее с себя локтем. Тогда она двинулась вниз, и я начала лихорадочно соображать, какое на мне белье, мужское, то самое «мало ли», или женское, недешевое и красивое, которого я зачем-то купила в Куполе сразу пять комплектов. Уф, кажется, все-таки женское! Сон продолжался: рука сначала игриво обследовала живот, а потом довольно резко, но одним легким прикосновением скользнула по тому, что… ниже. А вот дальше сон продолжился как-то… слишком быстро: настойчивые пальцы попытались заползти под резинку трусиков, я посчитала этот маневр слишком поспешным, но не желая, чтобы сон прервался (в конце концов, пусть мне это мероприятие хоть приснится, что ли), перевернулась на живот. Рука ничуть не растерялась, пробежалась по позвоночнику, переместилась ниже спины, увлеклась. Я почувствовала, как мужское тело подвинулось ближе, вот прямо… все почувствовала и пробормотала, отползая:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})