Жертвуя счастьем - Беверли Кендалл

— Да, давайте сядем, — наконец промолвила Шарлотта.

Она старалась, чтобы ее голос звучал непринужденно и естественно, однако в нем чувствовалось напряжение.

Все трое сели: Шарлотта и Николас — на диван, Алекс — в стоявшее рядом кресло, обитое утрехтским плюшем. Николас наконец выпустил руку матери, но тут же прижался к ее боку. Алекс, стиснув зубы, пристально наблюдал за ними. Он понимал, что ему будет нелегко оградить Николаса от матери. Связь между ними была слишком прочной, и любая попытка разорвать ее грозила перерасти в катастрофу библейских масштабов. И в результате сильнее всех пострадает невинный ребенок, их сын Николас.

Алекс откашлялся. Впервые за последнее время он выглядел несколько неуверенным в своей правоте. И это смягчило сердце Шарлотты. Она решила взять ситуацию в свои руки.

— Николас, ты помнишь, я говорила, что твой отец находится очень далеко, и поэтому ты не видишься с ним? — спросила она и взглянула на сына.

При этом краем глаза она заметила, что Алекс снова стиснул зубы. Он никогда не простит ей эту ложь.

Николас молча кивнул.

— Теперь я могу тебе сказать, что твой отец все это время жил здесь, в Англии.

Лицо Николаса просветлело, на губах заиграла улыбка.

— Значит, теперь я могу встретиться с ним?

Шарлотта бросила взгляд на Алекса и заметила, что он охвачен сильными эмоциями, которые трудно было скрыть. Убедившись, что избрала верный путь, она продолжила:

— Дорогой мой, лорд Эйвондейл… Алекс и есть твой отец.

Произнеся эти слова, Шарлотта почувствовала, что с ее плеч свалилась гора. Но ее тут же охватило сильное беспокойство. Шарлотта затаила дыхание. Она испугалась, что Николас, который стремительно повернул голову в сторону Алекса, может свернуть себе шею. Разинув рот, мальчик широко распахнутыми глазами смотрел на Алекса.

В комнате установилась тягостная тишина. И хотя она длилась всего несколько секунд, они показались Шарлотте самыми длинными секундами в ее жизни.

Алекс улыбнулся, надеясь тем самым приободрить сына. Николасу было невдомек, что под маской благожелательного спокойствия его отец пытается скрыть бурю эмоций. Алекс не был поэтом и не обладал артистической натурой с тонкой душевной организацией. Тем не менее, ему хотелось сказать, что солнечный свет бледнее, чем улыбка, осветившая лицо его сына. Она озарила все в комнате, в доме, в целой Англии! Более того, она озарила его душу, изгнала из нее все серое и черное, что накопилось в ней за последние пять лет. Алекс теперь знал, в чем заключается смысл его жизни, к какой цели он должен двигаться. Смыслом его жизни отныне становилась забота о ребенке. Эта мысль была столь нова для Алекса, что у него закружилась голова.

— Ты — мой папа? — дрожащим от волнения голосом промолвил Николас.

Алекс хотел что-то сказать, но не нашел нужных слов. К горлу подкатил комок. Впоследствии, много лет спустя, оглядываясь на события прошлого, Алекс молил Бога, чтобы первым впечатлением от отца в памяти сына не остался образ раскисшего, лепечущего что-то невразумительное мужчины.

Алекс снова откашлялся.

— Да, я — твой отец, — наконец сумел произнести он.

Казалось, Николас был доволен этим обстоятельством. Тем не менее, он не отлипал от матери, не делая никаких попыток приблизиться к отцу. «Что же мне теперь делать?» — растерянно думал Алекс. Впрочем, нежности в его семье были не в чести. Герцог никогда не проявлял ласки по отношению к сыну, а мать, хотя и любила Алекса, никогда не делала попыток поцеловать или погладить его.

Но ему самому ужасно хотелось дотронуться до Николаса, обнять его, прижать к себе и держать в объятиях долго-долго, чтобы таким образом хотя бы немного компенсировать боль прожитых в разлуке лет.

— Не стесняйся, — ласково сказала Шарлотта сыну. — Если хочешь, можешь обнять отца. Я уверена, что он не будет против.

Алекс не желал, чтобы Шарлотта делала ему одолжение. Он не хотел испытывать благодарности к ней. Но Шарлотта не ощущала никакой неловкости. В конце концов, Алекс вынужден был неохотно признать, что она стремится помочь ему. «А как же иначе? — успокоил он себя. — Это по ее вине отец и сын познакомились только через четыре года».

Николас соскользнул с дивана и сделал робкий шаг к отцу. На его лице блуждала нерешительная улыбка. Он оглянулся на мать, и она ободряюще кивнула ему.

Алекс встал, а затем опустился на одно колено и распахнул объятия. Этого жеста было достаточно, чтобы Николас бросился ему на шею. Алекс едва сдержал себя, чтобы не разрыдаться.

— Я так хотел, чтобы у меня был отец! — воскликнул Николас.

У Алекса перехватило горло. Он сжал ребенка в объятиях и с наслаждением вдохнул его запах. От Николаса пахло мылом и детской присыпкой, его тельце было одновременно крепким и хрупким.

— А я всегда хотел иметь такого сына, как ты.

Алекс посмотрел поверх головы Николаса на Шарлотту, и их взгляды встретились. По ее лицу струились слезы. Она быстро склонила голову и открыла сумочку. Через секунду в ее руке появился носовой платок, и она вытерла слезы.

Николас убрал руки с шеи отца, но Алекс не желал его отпускать. Однако делать что-то против воли сына он тоже не хотел, поэтому, в конце концов, выпустил Николаса из объятий.

Тот вернулся к матери с довольной улыбкой. Растроганный Алекс снова сел в кресло. Шарлотта грустно улыбнулась. На несколько мгновений она перенеслась в прошлое, в то блаженное время, когда они оба были счастливы и с радостным ожиданием смотрели в будущее.

Алекс видел, что Шарлотта плачет. Казалось бы, ее лицо должно было покрыться пятнами, а глаза покраснеть. Но, как ни странно, лицо Шарлотты сохранило свой безупречный цвет, а синие глаза сияли прежней красотой. Смотреть на Шарлотту было для Алекса сущим наказанием. О, если бы его не тянуло к ней точно так же, как прежде, как легко бы ему тогда жилось! Впрочем, лучше уж испытывать физическое влечение, чем те чувства, которые у Алекса были к ней раньше. Любовь едва не погубила его.

— Мама, я есть хочу! — заявил Николас и, сев рядом с матерью на край дивана, стал болтать ножками в синих чулочках, видневшихся из-под брюк матросского костюмчика.

Он не был похож на мальчика, выросшего в Англии. Его одежда отличалась от той, которую обычно носили английские дети. И эту оплошность Алекс намеревался исправить как можно быстрее. Он рассматривал это как недостаток. Кроме того, его сын говорил с американским акцентом, и люди могли принять его за иностранца. Алекс не хотел, чтобы окружающие сторонились его наследника.

Он встал.

— Я велю повару приготовить тебе что-нибудь. Что ты любишь?