Фотографов с рук не кормить - Надежда Николаевна Мамаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот только сегодня, когда я целовал Энн, когда желание прошило меня, словно плетью, от макушки до пят, я забыл обо всем. И о гребаном презике тоже.
Злость на себя кипела в крови. Да. Только злость. И никак не желание трахнуть Искру.
ГЛАВА 5
Аня
Вертясь ночью в кровати, я никак не могла уснуть. В душе был сущий раздрай, в голове логика махала белым флагом и тараканы собирали срочный консилиум, а тело… тело хотело продолжения. Ему, видите ли, очень понравились поцелуи Ника. Да и весь он тоже. В итоге я вертелась под одеялом и какую бы позу ни принимала — она оказывалась жутко неудобной.
Уснула я в третьем часу. А вот едва прозвенел будильник… я вырубила его точным пассом мастера-сенсея, имеющего высший дан по обезмолвливанию рингтона. И с чистой совестью завернулась буквой «зю», едва снова не отрубившись, чем подтвердила народную мудрость про утро, которое не только мудренее, но и неприхотливее. Поскольку если с вечера никак не можешь лечь поудобнее, то с рассветом даже невероятнейшая поза для сна становится самой комфортной.
Внизу уже что-то скворчало, стучало и ворчало. Последнее — голосом Ника. Но все это меркло перед изумительным ароматом. Он-то лучше любого некромантского зелья или обряда заставил меня восстать из склеп… кровати в лучших традициях зомби-апокалипсиса.
Вот только перед тем, как спуститься, сама не знаю почему, я причесалась, переоделась из растянутой любимой пижамо-футболки, про которую мама шутила, что я не иначе как заполучила ее в сражении с бомжами на помойке, в джинсы и симпатичную легкую кофточку. В общем, привела себя в порядок. Хотя ещё вчера даже не думала о подобном! Чтобы я, в своем доме, и первым делом не тянулась к кружке кофе, которую можно не только выпить, но и в ней искупаться, и даже слегка утонуть, а озаботилась внешним видом?
Дала себе мысленную затрещину. Никаких романов. Я ещё от прошлых отношений не отошла и всех «подарков» не разгребла. Вон список на обзвон еще гордо красовался пришпиленным на стене рядом с ноутом.
Потому стиснула зубы и спустилась на завтрак с самым воинственным настроением. Но румяные, ещё исходящие жаром сырники с нежным сметанным соусом, кофе, разбавленный горячим шоколадом и приправленный перцем чили, и фруктовый салат не могли оставить меня равнодушной. Как и хитро улыбающийся Ник.
Вот только приобщиться к завтраку мне не дал настойчивый стук в калитку.
— Эй! Откройте! Я знаю, что вы тут! — орала за забором зычная мужская глотка. В унисон крикам раздавались удары, словно о жесть лупили молотком, не иначе.
— Ты кого-то ждешь? — Ник задал вопрос вроде бы будничным тоном, но я почувствовала, как он насторожился. К слову, и я тоже.
Нет, соседи порою стучались. Но делали это всегда деликатнее, что ли…
Впрочем, я не стала дожидаться, когда тип, оравший словно кот, которому прищемили подробности, вынесет калитку.
Мы с Ником целеустремленно прорысили к входу и… Когда я распахнула створку, то первое, что увидела, это зад. Здоровый мужик повернулся спиной, ясно намереваясь от души лягнуть закрытую дверь. Видимо, пожалел свои пудовые кулаки.
Вот никогда бы не подумала, что узнаю человека не по лицу, а по пятой точке. Но именно эти полушария, обтянутые линялыми джинсами, я созерцала под сенью яблони при свете луны не далее как позавчера.
И они… скажем так, запали мне в душу. А еще, как выяснилось, они запали и в заявление участковому. Его-то и накатал здоровой рукой ворюга. Вторая, сломанная, была в гипсе. Ею-то он тыкал в нас, злостных преступников, указывая местному полицейскому на двух отъявленных рецидивистов, бандитов и, вообще, явных уголовников, которые нанесли увечья бедному случайному прохожему.
То, что сам здоровяк проходил по статье «Кража частной собственности», в заявлении не уточнялось.
Блюститель закона внимал спичу загипсованного с постной миной. И, когда это сольное выступление завершилось, устало произнес, сводя пламенную речь к одной фразе:
— Гражданин Прихлебайло утверждает, что вы нанесли ему телесные повреждения средней тяжести.
— Да! — тут же встрял ворюга. — Посадите этих диссидентов. И пусть это… выплатят мне моральную компенсацию…
— В материальном эквиваленте? — нехорошо прищурившись, вопросил Ник.
— Да, в нем самом, — гордо выпятив грудь, задрал небритый подбородок этот вымогатель.
Я задохнулась от злости. И, не помня себя, засучила рукава и рванула к этому паразиту. Как минимум — поделиться плюхой. Как максимум — обеспечить жилплощадью. Правда, скромной — всего два метра на метр. Зато она будет надежно погружена в землю. По самую крышу. И с именной табличкой, на которой кроме имени-фамилии будет еще и дата заселения.
Вот только начистить фейс, намылить шею, выжать все соки и выкрутить руки ворюге мне не дали. Ник перехватил меня буквально в полете. За шкирку и опушку джинсов. Я прямо почувствовала себя парящим штурмовиком.
— Пусти! — завопила я, дрыгая ногами и пытаясь то ли врезать по наглой роже вора, то ли выцарапать глаза. Я его сейчас…
— Угостишь кабачковыми оладьями? — невинно перебил меня Ник, без труда удерживая на весу пятьдесят брыкающихся килограмм, алчущих крови, мести и справедливости хотя бы в пределах садового участка.
— Чего? — опешила я.
— Ты разве не помнишь, милая, что прошлой ночью кто-то украл у нас все кабачки, только один оставил, треснувший. Из него ты оладий сегодня напекла. А вот моркови господа воры не оставили. Всю грядку выкопали. И картошку — тоже всю. А еще свеклу, репу, турнепс… — с энтузиазмом садиста-огородника и по совместительству матерого садовода начал перечислять Ник.
Причем так увлекся, что даже я перестала дрыгаться и, повернув голову, с интересом воззрилась на того, кто, видимо, решил поднатужиться и перечислить все названия растений, упомянутые в журнале «Счастливый дачник». Во всех выпусках. Лет эдак за пять.
По мере перечисления того, что, по словам Ника, спер у нас грабитель, небритое лицо кабачкокрада все больше вытягивалось. М-да… похоже он даже в самых смелых фантазиях предположить не мог, что способен на такой криминальный размах!
— …почти все унесли, — наконец закруглился Ник, видя, как участковый сцеживает зевок в кулак.
Доблестный носитель формы, судя по выражению его лица, мечтал поскорее убраться отсюда. Так его с утра все достало. Но мешали два обстоятельства. Он был при исполнении, и еще… жажда: справедливости — с нашей стороны, наживы — у загипсованного. Потому доблестный страж порядка всем своим видом мечтал о спокойствии, кружечке пива и нашей самоликвидации,
