Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мясник Боб – фальшивка, – сказал я. – А письмо настоящее. Можно взять его в руки?
Хранитель Черного музея удивленно посмотрел на меня.
– Только осторожней, – произнес он.
Двадцать
– Одно убийство – драма, – сказала старший суперинтендант Элизабет Свайр. – Два – трагическое совпадение. А три – сенсация.
Звонок от начальства раздался, как раз когда Мэллори начал утреннее совещание. Пятнадцать минут спустя мы собрались в конференц-зале Нового Скотленд-Ярда. С высоты последнего этажа взгляд начальства радовали виды с открытки: Сент-Джеймсский парк и Темза. Правда, сейчас никому не было до них дела.
После смерти Гая Филипса операция «Толстяк» вышла на первые полосы газет. Мясника Боба называли серийным убийцей, он стал настоящей звездой. Популярная пресса разгулялась вовсю, однако не без трусливой оглядки на неадекватность героя. «Мясник Боб: палач богатых, защитник бедных?» – спрашивала «Сан».
Непопулярные издания видели в Бобе олицетворение бурного негодования, направленного против прогнившей общественной системы. «Мясник – бунтарь-одиночка?» – размышляла «Гардиан», словно Боб всего лишь громил витрины и воровал плазменные телевизоры.
Суперинтенданта Свайр это огорчило, а уж она-то умела выразить свое огорчение.
Это была пятидесятилетняя светловолосая женщина с устрашающей стрижкой, затвердевшей от лака, точно спартанский шлем. Свайр напоминала эксгумированное тело Железной Леди, миссис Тэтчер, с той лишь разницей, что в трупе душевной теплоты было все-таки побольше.
Она взирала на Мэллори ледяным взглядом:
– Изначально вы сомневались в том, что Мясник Боб – преступник?
– Да, мэм.
– Значит, вы исключили его из списка подозреваемых?
– Еще нет, мэм.
– Еще нет, мэм, – повторила она таким едким тоном, что им впору было удалять масляную краску.
Детектив Гейн слегка дрожащим голосом заговорил об анонимных сетях, луковой маршрутизации и слоях шифрования.
Свайр оборвала его:
– Давайте пропустим технические подробности. Скажите лучше, какова вероятность, что обычный психопат из социальной сети обладает столь сложной архитектурой безопасности?
– Это… необычно, – сказал Гейн.
Может, Свайр и не вздернула бровь, но впечатление от ее лица было именно такое.
– Всего лишь необычно? – тихо спросила она. – И больше ничего?
– Случай беспрецедентный, мэм.
Свайр кивнула, будто хотела сказать: ну, наконец-то.
– Что с отпечатками пальцев?
Мэллори полистал свою книжечку и кашлянул:
– Ситуация не изменилась, мэм. Ни на одном из мест преступления отпечатков не найдено.
Суперинтендант пристально посмотрела на него:
– Иными словами, найдены следы перчаток?
– Нет, мэм. Вообще ничего. И отсутствие отпечатков остается… без объяснения.
Свайр помолчала.
– Выходит, убийца – призрак?
В пояснице запульсировала боль.
– Он не призрак, мэм, – сказал я.
Она кивнула, приняв решение:
– Мы перезагружаем операцию «Толстяк». У вас будет три новых сотрудника.
Слева и справа от Свайр сидели двое: молодой очкарик из Восточной Азии, у которого на лбу было написано, что он – компьютерный гений, и мужчина лет шестидесяти с мягкими седыми волосами – он явно не работал в полиции Центрального Лондона, потому что пришел на встречу в костюме, но без галстука. До этого момента оба хранили молчание, избегая смотреть в глаза нашей некомпетентной следственной группе. Сейчас они подняли головы.
Свайр кивнула Мэллори:
– Пока вы остаетесь старшим следователем. Однако я буду приходить на утренние совещания. Докладывать обо всем вы должны напрямую мне.
Гейн и Уайтстоун переглянулись. Время Мэллори истекало. Он сохранил должность, но расследование перешло в другие руки, операцию «Толстяк» теперь вел Новый Скотленд-Ярд, а не Сэвил-Роу.
Все полномочия Мэллори внезапно превратились в хрупкий инструмент, который женщина, сидящая во главе стола, может отменить щелчком пальцев. Я заметил, что Гейн и Уайтстоун не находят сил посмотреть ему в глаза.
Свайр указала на компьютерщика, сидевшего слева.
– Это Колин Чо из подразделения по борьбе с электронными преступлениями. Как вы знаете, оно основано Министерством внутренних дел и полицией Центрального Лондона, чтобы государство могло отреагировать на серьезные инциденты в этой области. Мясник Боб – как раз тот случай.
– Думаю, мы покажем вам парочку новых трюков, – сказал Гейну молодой человек; в его акценте звучали Гонконг и Лондон.
Гейн промолчал.
– Найти Боба необходимо, – продолжала Свайр. – Я хочу, чтобы его выволокли из-за файерволла. Я хочу, чтобы вы принимали его всерьез. Над нами уже смеются.
Суперинтендант резко кивнула в мою сторону, но ее волосы, скрепленные лаком, даже не шелохнулись.
– Особенно после того, как детектив-констебль Вулф прогулялся по сельской местности.
– Мы относились к Бобу вполне серьезно, мэм, – возразил Мэллори.
Свайр не грохнула кулаком по столу, да это было и не нужно: она пригвоздила старшего инспектора к месту таким взглядом, от которого даже у снеговика случилось бы переохлаждение.
– Недостаточно серьезно. Члена парламента от Северного Хиллингдона высоко ценят в Уайтхолле и Вестминстере.
Свайр глубоко вдохнула и медленно выдохнула:
– Мне звонят оттуда.
Вот в чем дело, подумал я. Убийца подбирался к Бену Кингу, и на плечо суперинтенданта легла тяжелая рука Даунинг-стрит и Уайтхолла.
Свайр повернулась к пожилому мужчине:
– А это доктор Джо Стивен из Института психиатрии. Не расскажете нам о своей работе, доктор?
– Я судебный психолог и сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.
Доктор говорил, певуче растягивая гласные, как уроженец Калифорнии, проживший в Англии двадцать лет. В его акценте встретились Голливуд и Лондон.
– У вас уже есть какие-то идеи? – спросила Свайр.
– Судебная психология – больше искусство, чем наука. Я попробую изучить улики и показания свидетелей и предположить, какой человек мог совершить такие преступления.
На столе перед ним лежала папка. Доктор взглянул на нее, и я почувствовал, что на самом деле она ему не очень-то нужна.
– Чтобы понять мотивы неизвестного субъекта, необходимо принять во внимание, что он перестраивает мир по-своему. Женщины почти всегда убивают тех, кого они знают. Жертвами мужчин чаще становятся незнакомцы. Все серийные убийцы – мужчины.
Гейн скрестил руки на груди.
– Значит, ищем мужчину? – Он усмехнулся, глядя на Уайтстоун, но та не ответила и даже не посмотрела на него.
– Что ж, круг поисков сузился, – пробормотал чернокожий детектив.
Доктор Стивен удивленно смотрел на него:
– Белого мужчину.
– А это еще почему?
– Потому что все его жертвы – белые. Серийные убийцы почти всегда выбирают представителей своей расы. Правило практически универсальное.
Доктор немного смутился. Он хотел помочь нам, а пришлось оправдываться.
– Каков этот белый мужчина, доктор Стивен? – дружелюбно спросила Уайтстоун. – Сколько ему лет, какие у него мотивы, к какой социальной группе он принадлежит?
– Он старается исправить некую, с его точки зрения, несправедливость. Он наказывает своих жертв. Все нападения тщательно спланированы. Убийства произошли не в результате конфликтов. Субъект мстит, старается исправить несправедливость единственным доступным ему средством – жесточайшим насилием. Он – плод среды, в которой цель достигается грубой силой.
Гейн весь кипел от возмущения, а мне слова доктора показались вполне разумными. Я с содроганием вспомнил, как аккуратно и ловко убийца рассекал сонные артерии. Да, так и действует человек, решивший переделать мир.
– Или он просто псих, – сказал Гейн.
Во взгляде доктора Стивена мелькнули смущение и жалость.
– Тогда он такой псих – пользуясь вашей терминологией, детектив, – который решил восстановить справедливость в безумном, по его мнению, мире. Честь, сила и власть – вот что для него важно. Когда вы найдете преступника, а это, несомненно, случится, вы увидите человека, который хочет контролировать других и которому это необходимо больше всего на свете.
– Так, значит, вы о нем вообще ничего не знаете? – спросил Гейн.
– Послушайте, я здесь, потому что кто-то убивает посторонних для него людей, – начал доктор Стивен. – В большинстве случаев преступник и жертва незнакомы. Муж убивает изменницу-жену, мать – ребенка, торговец наркотиками – собрата по бизнесу.
Он помолчал.
– Другое дело – серийный убийца. Жертва его не знает. Он не муж, не деловой партнер, не друг. Однако этот неизвестный субъект оставляет следы. Психиатрические, поведенческие, ритуальные. Следы его фантазий и безумия.