Местечко Сегельфосс - Кнут Гамсун

– Да, вы правы, – сказал адвокат Раш.– Что меня удивляет, так это то, что на представлении были двое из семьи ленсмана. Ведь у него нет на это средств.

– Если говорить об этом, так несомненно найдется и еще много таких, что не имеют на это средств. У смотрителя вашей пристани, господин Хольменгро, есть конторщик, – разве он располагает большими средствами? Я его знаю, видел, он женат на женщине легкого поведения, которую зовут Давердана. Эта пара сидела на первых местах.

– На первой скамейке, вместе с нами, как ни в чем не бывало! – сказал адвокат Раш и посмотрел на помещика.

– Я не принадлежу к снобам, – заметил доктор, – в силу своего положения я вынужден общаться с народом. Но я соблюдаю границу, и не только как право, но и как обязанность.

– Разумеется, – сказал господин Хольменгро.

– Неправда ли? – подхватил адвокат и оживился, услышав это заключение.– Я не знаю, что думает делать редактор «Сегельфосской газеты», но я не удивился бы, если бы он вмешался в это дело. Ведь фру Ландмарк из пасторской усадьбы и обеим ее барышням, дочерям, пришлось сидеть на второй скамейке. Что вы скажете!

Давердана на первой, с гребнем в прическе, как у настоящей дамы, и гребень-то с красным камнем. Дама да и только! Что же будет дальше?

– А дальше будет веер и лорнет, – сказал доктор.

В дверь постучали, и вошел молодой Виллац. Он, по-видимому, удивился, застав в комнате гостей, и извинился за свое вторжение, он только проводил фрекен Марианну домой.

– Вот редкий гость! – сказал господин Хольменгро и радушно протянул ему руку.– Стаканчик вина? И сегодня тоже нет? Да, правда, вы никогда не пьете утром.

– А почему не утром? – спросил доктор Муус.

– Господин Хольмсен по утрам работает.

– О, работа! – проговорил молодой Виллац.– Но помимо всего прочего мне не хочется ходить целый день с тяжелой и пустой головой.

– Тогда, наверное, вы занимаетесь какой-нибудь очень деликатной работой, – сказал доктор.

Марианна вошла в другую дверь, она тоже остановилась в удивлении при виде гостей и затворила за собой дверь спиной.

– Я позволил себе осведомиться о самочувствии фрекен, – сказал доктор Муус, протягивая ей руку, – и вот вы входите здоровая и обворожительная, как никогда! – Доктор продолжал разговор и заметил: – Деликатная работа, да, конечно. Но можно сказать, что и моя работа тоже незаурядного порядка, мне приходится иметь дело с чрезвычайно тонкими диагнозами; но стакан вина никогда не мешал мне.

– Это происходит оттого, что мы с вами здоровые люди, – сказал адвокат.– Вот вы опять в старых палестинах, господин Хольмсен.

Виллац кивнул головой и, повернувшись к Марианне, сказал:

– А мы ведь собирались сыграть эти несколько тактов?

– Да.

Доктор подхватил:

– Ах, это большая любезность с вашей стороны показать нам, чего вы достигли, господин Виллац Хольмсен.

Марианна громко расхохоталась. Ей было трудно вести себя, как полагается настоящей даме.

– Тише, не греми так ключами, господин адвокат! – сказал доктор, прислушиваясь к музыке из другой комнаты.– Впрочем, они собирались проиграть нам какие-то упражнения.

– Наверное, они играют что-нибудь, написанное господином Хольмсеном, – сказал господин Хольменгро.

– Ну, можно сказать, господин Виллац Хольмсен мог бы выбрать для этого другой случай. Ведь он прямо утащил туда фрекен Марианну. Ну, да бог с ним! А что, выходит что-нибудь из этого молодого человека?

– Мне иногда попадалась его фамилия в столичных газетах, – вставил адвокат.

– Ну, это не бог знает что. Нет, вот Лассен, пастор Лассен, наш земляк, это вот замечательный человек.

– Да.

– Великий человек! Подумайте, выдержать все экзамены, начать взрослым прямо с пустого места и выучить все языки, все науки, все, и очутиться на вершине! Вот это, можно сказать, способности!

– Его прочат в епископы.

– Разумеется. И я надеюсь, что правительство сразу же назначит его в какую-нибудь южную епархию. Лассен достаточно времени провел на севере, все свое детство и юность, вплоть до зрелого возраста. Я поражаюсь, как вы можете выдержать здесь, господин Хольменгро, когда вас к этому ничто не вынуждает.

– Ведь у меня здесь дело, – уклончиво ответил господин Хольменгро.

– Да, но все-таки! Взять, например, меня, я предпочел бы жить в городе. Деревенская жизнь хороша, но когда имеешь другие интересы, культурные интересы… Вместе с тем, я отнюдь не желал бы жить в каком-нибудь городишке. А, право же, после Христиании во всех других городах чувствуешь себя, как в деревне.

– Но вы ведь не из самой Христиании, – сказал адвокат.

Доктор Муус нахмурил брови:

– Неподалеку. Конечно, я родился на севере, как почти все дети чиновников, но потом я переселялся все дальше и дальше на юг, и в конце концов мы жили в Эстердалене. Уездные города наши были Элверум и Гамар, главным же городом нашим была Христиания. А потом – ведь и вы тоже, господин адвокат, – разве мы не жили в Христиании все наши учебные годы? Разве не там мы получили, так сказать, наше крещение? Разумеется, первые основы были заложены в нас дома, в наших просвещенных семьях, но наше развитие в смысле мировоззрения, взглядов на политику, театр, искусство, науку – все это дала нам великая Христиания. Мы – оттуда.

– Да, да, мы – оттуда.

Фру Иргенс доложила, что обед подан. Марианна и Виллац вошли в комнату. Доктор сказал:

– Да, особенно возвышенной музыкой вы нас не попотчевали, но все-таки спасибо. Могу я иметь честь? – сказал он, подставляя руку.– Или, может быть, фрекен это неприятно?

– Нет, почему?

– Мне показалось, что улыбка сбежала с ваших уст.

– Я только подавила преисполнивший меня восторг.

– Да, да, скоро вы совсем избавитесь от меня, фрекен Марианна, – говорил он, идя с нею в столовую.

– Доктор переводится, Марианна, – пояснил ей отец.

– Не может быть, доктор?

– Совершенно серьезно.

После этого Марианна смолкла, и доктор, уважая ее молчание, не хотел мешать ей. Он обратился к Виллацу и заговорил о музыке, о пении, об опере.

– Когда же у нас в стране будет постоянная опера, господин Виллац Хольмсен?

– Когда страна будет достаточно богата, – ответил Виллац. Он заметил, что, произнося его имя, доктор выговаривает его как-то особенно отчетливо, но не мог решить, делает ли это с намерением оскорбить его.

– Если вы будете так бедны, я выпишу к вам оперу на торжество открытия, – сострил адвокат.

Виллац ответил:

– Если вы будете настолько богаты.

– Вот как, на это надо большие суммы! – сказал адвокат с надменной улыбкой.

– Мне редко приходится так изысканно обедать, как у вас, господин Хольменгро, – сказал доктор.

– Совершенно согласен, – подхватил адвокат, большой любитель покушать.

– В особенности хорошо готовит фру Иргенс один салат, – фру Иргенс, как это ваш муж умер в молодых годах при таком-то салате!

Фру Иргенс поблагодарила, улыбаясь:

– Доктор находит? Очень рада! – Она тоже хорошо знала гостей и постаралась хорошенько угостить их, а, приготовляя компот из каштанов, сделала даже маленькое открытие, – правда, по ошибке, – она смешала ваниль с лимоном. Но компот приобрел совершенно новый и своеобразный вкус.

И так как фру Иргенс до некоторой степени открылась возможность поговорить, она не могла удержаться, чтоб не обратить внимание господина Хольменгро на новую проделку одного из его рабочих:

– Сколько времени мы будем терпеть это? Положительно это заходит слишком далеко! – говорила она.

– Что такое опять случилось, фру Иргенс? – спросила Марианна.

– Да, я скажу вам, хотя раньше не хотела говорить. Несколько дней тому назад у Теодора из Буа были танцы в сарае. И вот к нам приходит парочка, Флорина, девушка, что служит у адвоката, и с ней Ниль из Вельта, они приходят и зовут с собой компанию на бал, а Флорина в желтом манто. Марсилии нашей очень захотелось пойти, но у нее не было кавалера, и хотя, правда, с ней вызвался пойти Конрад, но у него не было башмаков. И что же? Конрад идет наверх и берет пару башмаков господина Хольменгро!

– Что он сделал? – спросила Марианна.

– Наверху. В доме. Новые лакированные башмаки, которые господин Хольменгро привез из города в последнюю поездку.

Молчание. Доктор спросил:

– Кто такой Конрад?

– Один из поденщиков. Да, и пошел с горничной Марсилией на бал. Плясали до утра. Когда пришли домой, Конрад был пьян, швырнул башмаки на место в том виде, в каком они были, так они и стоят до сих пор. Хорошенький у них вид! Хотите я принесу?

– Нет, – сказал господин Хольменгро.

– Как взгляну на них, как вспомню, какие они были новенькие и блестящие, мне так и хочется… И вы думаете, что так может продолжаться?..

Адвокат предложил вычитать из заработка поденщика, пока не наберется сумма на новые башмаки. Это очень просто.