Волчок - Михаил Нисенбаум

Не без опаски я выглянул за окно, ожидая увидеть приметы мира, для которого я безнадежно устарел. За окном хмуро лилась декабрьская оттепель. По улице ехал бело-зеленый автобус. Дама в красной дутой куртке выгуливала белого пуделя в красном дутом комбинезоне. Мир был узнаваем, а может, только притворялся таковым.

К моему изумлению, описания Алисы и Антона Крэму тоже понравились. По мере поступления каждое из них удостоилось такого же восторга, как мое. Алисино описание было названо блистательным и существенным. Про Антоновы выкрутасы Крэм сказал, что описание обращается к молодым на языке молодых. Кроме того, в нем нет «золотых слюней», сказал Вадим со значением. Выражение, с каким он это сказал, напоминало подмигивание украдкой. Он не назвал ни Алису, ни меня, но точно имел в виду одного из нас. Могло даже показаться, что профессор имеет в виду не то чтобы поссорить нас, но превратить наше сотрудничество в состязание.

Во вторник всех нас вызвали на Маросейку. В понедельник Крэм принял решение навести в работе порядок. Отныне мы должны дважды в неделю встречаться в его кабинете, «сверять часы», пока Вадим Маркович будет «держать руку на пульсе». Эта композиция («Вадим Маркович держит руку на пульсе у сверяющих часы») требовала известной ловкости. Предложение Крэма показалось спасительным, так как мне смертельно надоело сутками сидеть под домашним арестом.

До сих пор мне ни разу не приходилось постоянно работать дома. Раньше я думал, что работать дома – самый удобный способ заниматься делами. Дескать, дома и стены помогают. Вот твой стол, твои книги, твои шторы. Двери на замке, пышет мягким жаром радиатор батареи. Никто не заглядывает тебе через плечо, никто не отвлекает ненужными звуками. А если захочется посреди дня кофе, ты пойдешь на кухню и сваришь его, как тебе нравится.

Да, верно. Все так и есть, только теперь это не вполне твое. В девять тридцать звонит телефон, подбрасывая поручения. То и дело из компьютера раздаются гудки, писки, бульканье, в комнату врываются голоса чужих людей. Но если нельзя отгородиться от всех этих вторжений, какой же это, извините, дом? Смотришь: уже и стол не вполне твой, и книги на полках ни от чего не защищают, и от жара батарей – или от рабочего беспокойства? – горят твои щеки. Только синица на балконе верна себе, да и та опять упорхнула.

А потом приходит вечер, ты понемногу заканчиваешь с делами. За окнами темно, встаешь со стула, оглядываешься по сторонам. Где ты? Дома или в конторе? Ты остался где был, тебе некуда вернуться. Значит, нужно бежать из дому, метаться из улицы в улицу, вот тогда, вернувшись, на украденный у ночи час ты оказываешься в своей собственной квартире.

По дороге я видел, как огромная стая галок, не менее двухсот птиц, собралась в невод, плещущий в глубине небесной серости, перекручивающийся, тянущийся в разные стороны. Какой ожидается улов? Время чудес близко – вот о чем подумалось.

Чудеса начались немного раньше, чем я ожидал. В кабинете у Крэма собрались Алиса Кан, сделавшая новую прическу, гладкую, точно отлитую из чугуна, Антон Турчин в майке с курящим котенком, Вита Вальдовская, которая не отрываясь смотрела в телефон, словно мечтала в него юркнуть.

Вадим Маркович сидел в кресле насупившись и часто моргал. Холодно поблагодарив всех за проделанную работу, он сказал, что она, эта работа, никуда не годится. Так работать нельзя, и он не намерен платить деньги за чьи-то творческие эксперименты. В частности, за разнообразные «золотые слюни», которыми кое-кто пытается облить проект Эмпатико.

В кабинете сидело всего три человека, на которых могло распространяться неудовольствие профессора-миллионера. Вита Вальдовская не в счет, она никаких описаний не составляла. Но нас троих – Алису, Антона и меня – в течение прошлой недели громко восхваляли именно за наши творения. Возможно, за выходные кто-то подменил наши описания, вписал в них слова вроде «Ученье Крэма слаще меда», «Проект Эмпатико – элитная прелесть», а теперь кого-то из нас ожидает незаслуженная кара.

– Вы, извиняюсь, сейчас про кого говорите? – неожиданно услышал я собственный голос.

Крэм мельком взглянул на меня и обиженно уставился в картину, изображающую голую Сусанну, притворяющуюся, будто не замечает веселых старичков-вуайеристов.

– Вас, Михаил, никто не обвиняет. Зачем вы защищаетесь?

Всем видом и тоном Вадим Маркович показывал, что обвиняет именно меня. Алиса и Антон выбрали себе по точке на ковре и теперь смотрели под ноги с небывалым интересом.

Что происходит? Это тоже волшебство? Наверное, надо немного подождать: возможно, превращения завершатся на какой-нибудь мажорной ноте. Но почему мне кажется, что остальные присутствующие, в отличие от меня, все понимают?

– С этого дня главным человеком в проекте становится Антон. Михаил и Алиса – главные по вкусу. Пока вдвоем.

На этом собрание закончилось.

Сегодня в каждой комнате заколдованной квартиры что-то происходило. В зале звенел колокольчик, в угловой комнате на кушетке сидели две дамы и молча смотрели друг на друга, причем у одной из них были закрыты глаза. В маленькой комнатке у самого входа стоял профессор-завхоз Энвер Максимович и поливал спатифилум, глядя на темно блестящие листья глазами влюбленного.

Приближался день отъезда в Италию, были куплены билеты для меня и для Варвары. Мы собирались в гости к Вадиму, и именно сейчас Вадим показывал, что недоволен мной. При этом я никак не мог понять, чем заслужил его недовольство. Если на прошлой неделе моя работа удостоилась бурных общих похвал, а через неделю ею же недовольны, в какой момент и что переменилось? На мои расспросы Крэм отвечал отрывисто и неопределенно: все в порядке, Михаил, работайте. В порядке? В каком? Что значит «главный по вкусу» и почему теперь из трех человек двое назначены главными по вкусу? По одному и тому же вкусу или по разным? Например, Алиса – главная по вкусу ананаса, а я – по вкусу моркови.

Во дворе на свежем снегу кто-то оставил странные следы: за каждым отпечатком подошвы тянулись длинные полосы, точно для каждого шага совершался длинный разгон. Постояв минут пять, я увидел, как из подъезда выходит Алиса. Спускаясь с крыльца, она подняла руку, точно канатоходец.

– Алиса, вы можете объяснить, что происходит? Как главный по вкусу главному по вкусу.

Она ответила не сразу и без особой охоты. Казалось, сейчас ее больше всего занимает узор на своих вязаных перчатках.

– Михаил, не вы первый, не вы последний. Через это проходит каждый новый человек в компании.

– Через что? Главное же понять, через что я прохожу.

– Вадим Маркович – человек увлекающийся. Он увлекается новыми людьми. Все его поступки объясняются этим увлечением. А потом приходит еще более новый человек. В общем, вы понимаете.

Но Алиса Кан ошибалась, я ничего не понимал. То, что Антон Турчин теперь в фаворе, никак не объясняло многих вещей.