Черноморский Клондайк - Михаил Серегин

Он наполнил рюмки. Они выпили. Потом еще и еще. Захмелевшая баба Сеня смягчилась.

– Ну, что натворили, пострелята?

– Наехала на нас местная братва, – вздохнула Галина, – мы и удрали. Мы у тебя пару деньков поживем, ладно?

– Нехай, живите. Только правила в этом доме я устанавливаю, – сдвинула она на переносице брови.

– Может, погадаешь? – умоляюще посмотрела на суровую бабку Галина.

– Карты неси… в серванте…

Галина покопалась в ящиках и достала потрепанную колоду. Потом стала убирать со стола. Наконец баба Сеня раскинула карты. Некоторое время она сосредоточенно изучала их, покачивая при этом головой, не замечая присутствующих. Ее толстые сухие пальцы скользили по цветному карточному вееру туда-сюда. Галина и Валентин тревожно переглядывались, напряженно следя за выражением бабкиного лица. У Иннокентия слипались глаза.

Он не то чтобы не верил в гадания и ворожбу, просто не испытывал к ним интереса.

– Много хлопот предстоит, – разжала губы и вскинула на внуков глаза баба Сеня, – и многие из них – пустые… опасность и тревога, слезы… Казенный дом опять же… Любовь с червонным королем, – она хитро скосила глаза на Иннокентия. – Нечаянная радость, дорога, хлопоты… Смерть, – выдохнула она, – смерть и слезы. Видишь, – кивнула она Галине и ткнула пальцем в пиковые семерку, шестерку и восьмерку. – Неприятность, морока, – она показала глазами на пикового короля, – дурное известие.

Галина не отрывая глаз смотрела на пикового валета и даму.

– Дурное известие заставит плакать, – продолжала бабка. – А вот тут выпадает богатство… – Она с нежностью смотрела на карты бубновой масти. – А в конце – разлука…

Смешав карты, баба Сеня грузно встала со стула.

– А теперь по койкам, – прогнусавила она, – пошли, Галька.

ГЛАВА 13

Ночь была бездыханной, если не считать доносящегося с берега бриза.

Но и его рассеивала дубовая листва, и до дома бабы Сени долетали лишь тонкие, похожие на газовую вуаль, обрывки морского воздуха. Около четырех сквозь полог ночи стали пробиваться первые лучи спящего солнца.

Это не были снопы света, просто ткань неба стала высветляться на востоке, и это разжиженное мерцание потихоньку заполняло весь купол. Тьма отслаивалась от предметов, собиралась у моря, потом откатывалась к дальним холмам и горам, пряталась в ложбины и неглубокие ущелья.

Валентин открыл глаза. По белому потолку стелились светлые утренние тени. Он осторожно приподнялся, взглянул на затылок спящего Иннокентия.

Тот лежал на левом боку и неслышно дышал – так крепок был его сон.

Валентин спустил ноги на коврик, поднялся, стараясь максимально смягчить скрип панцирной кроватной сетки. На спинке стула висела его одежда.

Он нацепил майку, продел ноги в шорты и юркнул в горницу.

Баба Сеня всхрапывала во сне и даже что-то бормотала. Сквозь ее губы вылетали булькающие звуки.

Валентин прокрался к рюкзаку, расстегнул его, не сводя глаз с лежавшей навзничь и закинувшей голову высоко на подушку сестры, достал документы.

Нашел свой паспорт и деньги, сунул в карман шорт. В сенях обулся и, стараясь не скрипнуть дверью, вышел во двор.

За несколько минут, что он бесшумно шнырял по дому, еще больше рассвело.

Валентин затворил за собой калитку и отправился к морю. По дороге он передумал и двинулся в обратную сторону – к проходящей за поселком дороге.

Ему было невмоготу ждать два дня, чтобы узнать, что случилось с их домом. Он решил сам все разузнать и сегодня же сообщить сестре. К тому же он был сыт по горло этим выскочкой Иннокентием! Обида и сладкое чувство собственного одинокого безумия заставили его щеки вспыхнуть румянцем.

– Завтракать, черти! – донеслось до Иннокентия из горницы.

Сквозь сонливую поволоку в его сознание проклюнулось ощущение реальности.

Он пошевелился, открыл глаза, зевнул и аппетитно потянулся. И увидел умытую, причесанную Галину. Но не успел он сказать «доброе утро», как ее младенчески свежее лицо перекосилось от страха.

– Где Валька? – воскликнула она.

А он и не заметил исчезновения ее милого братца, так тот ему надоел!

Иннокентий свесил ноги и недоуменно пожал плечами. Ни слова не говоря, Галина вылетела из спальни и, не замечая сердитых возгласов бабы Сени, выскочила во двор. Двор был пуст. Галина вернулась в дом и, полная тревожных предчувствий, бессильно опустилась на табурет.

– Удрал? – насмешливо прогундосила баба Сеня.

– Дурак! – Галина от досады кусала губы. – Куда он пошел?

– Наверное, в Маяковку, – Иннокентий вышел из спальни.

На столе в тарелках остывали вареники с вишней.

– Его же поймают! – Галина опять вскочила.

– Он парень шустрый, – пожал плечами и зевнул Иннокентий.

– Тебе-то, конечно, все равно, – с откровенной неприязнью проговорила Галина.

– Нет, не все равно, – резко сказал Иннокентий и пошел умываться.

– Что же делать? – тревожилась Галина.

– Придет, – махнула рукой баба Сеня, – никуда не денется.

– Ты его не знаешь, он может натворить разных глупостей!

– Уж я-то его не знаю! – почувствовала себя задетой за живое баба Сеня. – Я его, между прочим, нянчила, и тебя тоже.

Ну, конечно, ты забыла о такой мелочи!

– Не время сейчас говорить об этом! – взвизгнула Галина и заметалась по дому.

Она нашла в сенях ружье. «Слава богу, – подумала Галина, – хоть ружье оставил!» Она вернулась в горницу, залезла в рюкзак.

Баба Сеня неодобрительно косилась на нее.

– Бесенок! – качала бабуля головой. – Сроду он таким был. Нелюдь какая-то, смотрит исподлобья, дичится, как будто от волчицы рожден. Да волка и то можно приручить, а этого сорванца – ни за что. Язык дерзкий свой никогда не прикусит…

– Паспорт взял, деньги. – Галя считала оставшиеся купюры. – Вот мерзавец!

– Это ты верно, – усмехалась баба Сеня.

Иннокентий окончил утренний туалет и сел к столу. Баба Сеня налила ему из кувшина молока, приоткрыла кастрюлю с дымящейся картошкой.

– Нет, я картошку не буду, спасибо, – улыбнулся Иннокентий, – а вот вареничков – с большим удовольствием.

Галина глядела на него с ненавистью. Он же намеренно демонстрировал полную беззаботность. Конечно, он волновался за Валентина – тот вполне мог привести на хвосте бандитов. Но показывать своих эмоций не хотел. Не желал потакать Галине.

– И ты можешь вот так спокойно есть? – округлила она свои красивые зелено-карие глаза.

Иннокентий жевал вкусные вареники, запивая молоком.

– И тебе советую, – невозмутимо ответил он. – Надо поддерживать свои силы.

– Я ж сказала – умный! – откликнулась довольная такой рассудительностью баба Сеня. – Нет, не пара она тебе.

С ума сведет – кончишь в сумасшедшем доме.

Она сочувственно закивала, глядя на Иннокентия, но он, наученный опытом, не стал поддакивать изменчивой в своих суждениях бабе Сене, опасаясь накликать на себя ее недовольство.

– Я еду в Маяковку, – решительно сказала Галина. – Ты – как хочешь!

– Казачка! – со смесью восхищения и презрения воскликнула баба Сеня. – Вся в мать.

– Я с тобой, – Иннокентий спешно прожевал очередной вареник и поднялся.

– Ксения, пусть ружье у тебя побудет, мы потом заберем…

– Поешь хоть, человек дело говорит, – баба Сеня горько вздохнула.

– Некогда, – Галина уже стояла у двери.

– Когда ждать-то? – баба Сеня, пряча обиду под маской равнодушия, смотрела на непоседливую внучку.

– Скоро, – был ответ.

Иннокентий догнал Галину во дворе.

– Что ты ко мне привязался? – крикнула она.

– Сами вы ко мне привязались, – неумело парировал Иннокентий. – Мне вся ваша семейка…

– Ну так и оставь нас в покое!

– Только не надо на мне срываться, – Иннокентий распахнул перед Галиной калитку.

– Никто и не срывается, – она побежала по дорожке.

Он едва поспевал за ней.

– Какой же он эгоист! – негодовала Галина. – Взял и сбежал. Как будто я ему девочка какая – за ним гоняться!

Все нервы издергал!

– Успокойся.

– Вот гад, вот сволочь, – продолжала возмущаться Галина, спускаясь по дороге к берегу моря. – Неужели трудно было подождать? Ведь договорились, что поедем завтра, все вместе.

А теперь оставил нас без средства передвижения.

Впрочем, в ее словах Иннокентий слышал больше не раздражение, а беспокойство за судьбу брата. И он даже немного ревновал ее к нему, думая, что о нем она бы так переживать не стала.

– А лодка-то на месте, – сказал он, выйдя следом за ней на прибрежную полосу.

Они остановились, заметив, что в лодке кто-то копошится.

Две мужские фигуры деловито рассаживались на банках, совершенно не замечая, что их уже увидели.

– Ну-ка, стойте, эй! – закричала Галина и бросилась к мосткам. – Это моя лодка!

Мужики, сидящие в лодке, разом повернули голову на крик и засуетились. Один подсел к мотору, а другой быстро развязал линь, за который посудина была привязана к мосткам, и оттолкнулся руками от просоленных досок.