Игра теней - Кэтрин Сатклифф

– И не говорите. – Это, наконец, вставил слово Генри.

– Да, – откликнулся Уикэм. – Я в качестве эксперимента посадил саженцы на плато Тапажос недалеко отсюда. И вынужден признаться, большинство погибло. А недавно один приезжий сказал: «Если Богу было угодно, чтобы каучуковые деревья не росли в рядок, то ничего тут не сделаешь». И, клянусь Иеговой, я и сам почти уже в это верю.

Американец встал, прихватил бутылку бренди и вышел за порог на пекло. Через пару мгновений его со всех сторон окружили голые, смуглые ребятишки и стали предлагать ему резьбу и плетеные корзинки в обмен на что угодно, что есть у него при себе.

– Странный малый, – сказал англичанин; затем, приметив на лице Сары озабоченность и усталость, он встал. – Вам нужно отдохнуть. Я уверен, что условия на пароходе были отнюдь не комфортабельные.

Мысль о возможности поспать в нормальной постели озарила лицо Сары мимолетной благодарной улыбкой. Извинившись перед Генри и кинув прощальный взгляд в окно, девушка вслед за хозяином вышла из комнаты.

Уснула она не сразу. Ей было слишком жарко и слишком тревожно от мысли, что Уикэм может уговорить ее товарищей отправить ее обратно в Белем. Сара сняла одежду и, оставшись в нижней сорочке и панталонах, беспокойно заходила по скромно обставленной комнате, пока, наконец, не устроилась в кресле у окна, подставив лицо теплому, но тем не менее освежающему бризу. Полосы тьмы и света чередовались в развевающихся занавесях, воздух заунывно гудел от бесчисленных насекомых и зовущих кого-то птиц. Положив локоть на подоконник, Сара оперлась подбородком на руку и стала смотреть, как дюжина детей гоняют в пыли кокосовый орех; звонкий смех их действовал странно успокаивающе. Вскоре девушка поймала себя на том, что тоже посмеивается, представляя, что вот и она бегает вместе с ними, как могла бы бегать несколько лет назад, пока женская природа не обворовала ее, не лишила права на такую вот свободу, дозволительную только детям. И почему-то веселье это представилось ей несправедливым. Когда-нибудь и они тоже вырастут и окажутся повязаны мучительными цепями ответственности, которыми обвешивает жизнь взрослых. От этой отрезвляющей мысли Сара вздохнула, положила голову на руки, закрыла глаза, позволяя мелодичному детскому смеху погрузить ее – но не до конца – в сон.

Потом бриз утих, воздух стал теплым и застоявшимся. Детский смех замер где-то вдали, и остался только шелестящий шепот живого леса.

Насильно открыв отяжелевшие веки, Сара сонно подняла голову и обнаружила, что, прислонившись к ближайшему капоковому дереву, стоит Морган. Рубаха у него была расстегнута до пояса, волосы густой волной ниспадали на лоб, и черная эта волна шевелилась при малейшем дуновении ветерка. Язык отнялся, шевельнуться она не могла; даже способность дышать, похоже, покинула ее. Как и той ночью в Белеме, Сара хорошо поняла, что там, где он стоит, прекрасно видно, что она полураздета, и в точности так же сознавала, что ей все равно, хотя не должно – совершенно определенно не должно быть все равно. Такое поведение дома, в Англии, привело бы к скандалу. Но здесь ведь Бразилия, и до строгих моральных устоев лондонского общества здесь далеко – шесть тысяч миль.

К тому же жарко, так жарко. Испарина выступила у нее на лице, и на шее, и на плечах, и тонкий хлопок ее рубашки влажно прилип к грудям, которые казались чувствительными и полными. Ею овладел шокирующий порыв – распустить волосы, тряхнуть головой, чтобы золотые волны разметались вокруг ее груди и лица. Но каким-то образом Сара почувствовала, что действие это доставит больше хлопот ей, чем Моргану. Он ведь привык, что женщины кидаются к его ногам, но ни одна порядочная женщина не задержится с ним в одной комнате дольше пяти минут, если, конечно, ей не безразлична ее невинность, И тем не менее девушка в свое время позволила ему поцеловать себя, прикоснуться к себе…

И вот она, Сара, вот он, Морган, и в то время, как она вся дрожит при одном воспоминании об их страстной встрече на «Сантосе», он даже и глазом не поведет. О чем он думает? Без сомнения, о том, какой жалкой неудачей завершится ее миссия. И лучше бы Саре поменьше волноваться о том, что думает Морган Кейн о ней и о ее теле. Но ее это волнует. Господи помилуй, волнует! И вдруг девушке захотелось доказать ему, что она – не просто милое личико со взбалмошными идеями. Ей захотелось показать, что она сильная. Тогда, возможно, он ее зауважает и тогда… Что тогда?

Какое, собственно, имеет значение, есть ему дело до нее или нет?

Сара прикрыла глаза и подумала, отчего же это воздух вдруг так неожиданно превратился в раскаленный пар. Кожа невыносимо горела. Даже капельки пота на шее вызывали неудобство и раздражение.

Наконец, собравшись-таки с силами, девушка подняла взгляд на капоковое дерево с намерением поставить Моргана на место, показать ему, что его присутствие значит для нее не больше, чем жужжание назойливого насекомого; что женщину ее закалки ни капельки не проймешь таким, как у него, неясно возбуждающим взглядом, не купишь чувственным поцелуем многоопытных губ – губ, которые ни днем, ни ночью не давали Саре покоя ни на мгновение с тех самых пор, как на отцовской террасе они коснулись ее в поцелуе…

Моргана не было.

В этом месте река сужалась. Морган сидел на краю причала и вполне мог различить очертания деревьев на противоположном берегу. Омытые закатом ветви, казалось, пылали на фоне фиолетового неба. Остывающий воздух был наполнен гудением, и каждый звук как бы многократно усиливался окутывающей землю ночью. В сумерках джунгли превращались в симфонию далеких шорохов, тресков, призывов, посвистов. Прислушавшись, он мог бы разобрать похрустывание отслаивающейся коры, потрескивание ветвей под порывами редкого дыхания ветра. И, подобно лесу, не ведающему сна, текла и текла вода, ровная поверхность ее напоминала жидкое стекло, но темны были ее глубины и таинственны, как глубины океана, только вдвойне опаснее.

Морган глядел на внешне спокойную Гладь реки, иногда вода местами вскипала, потревоженная стайкой рыб, змей, а может и чудовищной пираибой – трехсотфунтовой амазонской рыбиной, прочесывающей мелководье в поисках пищи, которой, если верить слухам, нередко становились даже дети, слишком далеко отошедшие от родителей во время купания. Когда вода вдруг забурлила у самых его ног, Морган вздрогнул и чуть отодвинулся в глубь причала. Только тут он понял, что к нему присоединился Уикэм.

– Приятный вечер, – сказал англичанин. Морган продолжал курить и не отозвался.

– Очень нам не хватало вас за обедом. Молчание.

– Ну, хорошо, – сказал Уикэм. – Я так понял, что вы не желаете поддержать беседу. Тогда перейду сразу к делу. Поверить не могу, что вы, мистер Кейн, беретесь за такую невыполнимую и бессмысленную затею – пробраться по суше в Жапуру, – и тем более с женщиной, с девушкой, тем более с такой леди, как Сара Сент-Джеймс. Да ведь одно только путешествие на «Сантосе» поставило ее на грань истощения. О, да, я признаю, что она пытается скрывать свою усталость, но ведь это же совершенно очевидно, стоит только приглядеться к ней повнимательней хотя бы на минуту. Она ведь там погибнет, и вы об этом знаете. Вы все погибнете. Умоляю вас, одумайтесь, пока не поздно, ведь это безумие!