Ворлок из Гардарики - Владислав Русанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что он сказал? – отрешенным голосом произнесла королевна.
– Я не понял, – честно признался Вратко. – Первый раз слышу эту речь…
– Повтори.
– Первый раз слышу…
– Что он сказал, повтори! – Слова Марии хлестнули, будто плетка.
Новгородец так покраснел, что уши заполыхали. Но он выговорил, медленно и раздельно, стараясь копировать малейший оттенок чужой речи:
– Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра… Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра.
– И правда, непонятно, – задумалась королевна. – Похоже на речь скоттов, что живут в горах на севере Англии… И все-таки отличается. Что такое «Скара Бра»?
«А что такое – „бхэ синн тэчадгэс“? – хотел спросить Вратко, но сдержался. – Вольно же тебе, княжна, вопросы дурацкие задавать»…
Вместо этого словен показал на старика:
– Он умер.
– Я догадалась. Он что-то хотел сказать перед смертью.
– А может, он просто прощался с миром на своем языке? – предположил Асмунд.
– Или молился своему богу, – добавил Олаф. – Скара Бра. Скара Бра… – Здоровяк повторил эти слова несколько раз, словно пробуя их на вкус. – Похоже на имя языческого бога.
– Скара Бра – это название здешних холмов. – Засмотревшись на мертвого старика, они не заметили, что лазавшие в подземелье вернулись. Теперь Халли Челнок, почесываясь по обыкновению, стоял у Вратко и королевны за спиной. – Местные жители не знают, на каком это языке. Никто из них не знал, что под землей кто-то живет.
– А я думаю, что кое-кто догадывался, – возразил Хродгейр. – И шел сюда не просто так, а наверняка.
– Почему тогда именно сегодня? – Мария оперлась на подставленную скальдом ладонь и поднялась с колен. – Почему перед нашим приходом?
– Кто-то связал воедино твои предсказания, Харальдсдоттир, с подземным поселением.
– Зачем их убили?
– Там все вверх дном! – махнул рукой Челнок. – Видно, искали что-то…
– Они искали то, что должно принести победу норвежскому войску! – с жаром воскликнул Вратко. Он и сам себе дивился, как в последнее время начал переживать за урманов. Будто за родных. Небось, если бы князь новгородский, Владимир Ярославич, в поход собрался бы, не так сочувствовал бы. Устыдился порыва и добавил уже тише: – Они хотели забрать это…
– А может, наоборот, понести перед войском? – прищурился Хродгейр. – Только хотели, чтобы именно их чествовали как людей, принесших победу и ратную славу войску конунга Харальда.
Халли хмыкнул недоверчиво и почесал поясницу.
– Не знаю я, о чем они мечтали, но убивали они, не задумываясь. Стариков, женщин, детей. Я не вижу в этом излишней славы.
Все невольно посмотрели на лежавшие рядком тела. Восемь мертвецов. И только двое из них прежде были мужчинами, способными постоять за себя. Обоих изрубили нещадно. Рядом с ними застыли окровавленные трупы четырех женщин – одной старухи и троих помоложе, старика, которого расспрашивали словен и королевна, и мальчишка-подросток. Сколько лет ему сравнялось, Вратко не рискнул бы предположить, так как малый рост убитого скрадывал года.
– Это все? – спросил новгородец.
– Похоже, что все, – ответил Халли. – А может, кого и пропустили… Темно там, хоть глаз выколи. А комнат много. Целую деревню упрятать можно, если постараться.
«Наверное, раньше их было больше… – подумал Вратко. – Жили с незапамятных времен. Прятались от скоттов, изредка добирающихся сюда через проливы, укрывались от урманов, приплывших на драконоголовых кораблях. А еще раньше они могли прятаться от того самого великана, о котором рассказывают легенды».
– Может, это цверги?[56] – высказал предположение парень. – Те, кто ковал для асов.
– Там нет горна и наковальни, – жестко ответил Хродгейр.
– Там еще кто-то есть, – вдруг невпопад сказала Мария.
– Откуда ты знаешь, дроттинг? – удивился Халли.
– Чувствую. Чувствую страх, голод и… ненависть… – перечислила королевна.
– Ненависть? – нахмурился Хродгейр. Взялся за меч.
– Ничего удивительного в том, – успокоил его исландец, – что выживший в такой переделке начнет ненавидеть тех, кто убил его родичей.
– А кинется на нас, – заметил Рагнар. – У страха глаза не только велики, но и слепы.
– Нужно поискать! – заявила Мария.
– У нас нет ничего горючего, чтобы сделать факел, Харальдсдоттир, – покачал головой Черный Скальд.
– Ничего – так поищем!
– Опасно, Харальдсдоттир.
– Я – дочь конунга, а не деревенская девка, чтобы бегать от опасности.
– Любую деревенскую девку я сунул бы туда, не задумываясь. Но не дочь конунга.
– Мы не уйдем, пока не обшарим там все закутки, – решительно произнесла Мария, и Вратко понял – не уйдут. Заставит. Рано или поздно заставит. А возражения Хродгейра только затягивают время – не пришлось бы до сумерек досидеть.
– Я полезу посмотрю, – сказал парень. – А ты, Харальдовна, жди здесь.
Королевна не нашла что возразить.
Олаф крякнул, шлепнул себя ладонью по ляжке:
– Я с тобой, Подарок Ньёрда!
И уже в спину, чтобы никто из оставшихся под солнцем не услышал, прошептал:
– Ты сегодня урок храбрости мне дал.
– С чего бы это? – удивился словен. Он не оборачивался – темнота залепила глаза очень быстро: не прошли они и десятка шагов, как серый свет, идущий от входа, рассеялся и иссяк.
– Я не рискнул вызваться, чтобы сюда полезть. Хродгейр потому и оставил меня наверху, – объяснил викинг. – А ты рискнул. Вот и я подумал – если мальчишка, не умеющий толком меч держать, не боится, то уж мне и подавно…
Олаф неожиданно ойкнул, зашипел.
– Ты что? – испуганно окликнул его Вратко.
– Головой врезался. И поделом. Болтать надо меньше.
Дальше они пошли молча. Низкий потолок понуждал сгибаться. Сразу заныла поясница. А каково Олафу? Он вообще едва ли не на четвереньках должен ползти, с его-то ростом.
Новгородец переставлял ноги очень осторожно, закрывая голову локтем. Он все время напоминал себе о том, что кто-то здесь может быть, и этот кто-то не обязательно настроен дружелюбно. Пыхтевший сзади Олаф создавал ощущение защищенной спины. И это радовало. Но что ждет впереди?
Длинный коридор вел от входа в глубину холма. Он изгибался наподобие гадюки, иногда расширялся так, что стенок можно было коснуться, лишь растопырив руки, а иногда сужался, едва не стискивая плечи. Могучий викинг сдержанно бубнил под нос, протискиваясь сквозь такие лазы.
«Ему хуже, чем мне», – думал Вратко, старясь не ослаблять внимания.
Он все время пытался прочувствовать рукотворную пещеру, как это делала Мария Харальдовна. Ну, кто здесь боится и ненавидит? Где он прячется? Если сейчас вернуться и сказать, что надоело искать, позора не оберешься. Тоже мне, вызвался доброволец…
Шорох, донесшийся из темноты, застал его врасплох.
Парень охнул и остановился.
– Кто тут? – просипел навалившийся сзади Олаф.
Легкое царапанье в темноте повторилось. Словно коготки по камню простучали.
Зверь?
– Не люблю мертвецов. Скучные они, даже если оживают, – попытался пошутить Олаф, но стук его зубов яснее ясного убеждал – викинг в панике, еще немного и побежит наутек, наплевав на насмешки и позор.
– Кто здесь? Не бойся! – позвал Вратко, стараясь говорить ласково, как с пугливым конем. – Мы друзья. Мы не причиним тебе зла…
– Мы ему – нет, а оно нам? – пробормотал Олаф.
– Тише… – остановил его словен. – Там, кажется.
Он услышал новый шорох и почувствовал щекой легчайшее движение воздуха слева. Шагнул туда, ощупывая темноту перед собой. Руки провалились в пустоту. Комната? Похоже, да.
Неожиданно ему под ноги бросилось что-то живое, мохнатое, сильное. Парень потерял равновесие, сдавленно вскрикнул, упал лицом вниз, тщетно пытаясь защитить лицо. Острый уголок невидимой в темноте домашней утвари врезался в надбровье, от боли перед глазами вспыхнул сноп искр. Так, будто костер хорошенько поворошили палкой.
– Лови! – крикнул он, предупреждая Олафа.
Здоровяк невнятно «гукнул» – не ясно, догадался ли, чего от него хотят, или тоже врезался головой в свод коридора, выпрямившись от неожиданности.
Вратко провел ладонью по лбу.
Мокро.
Теплая и липкая жидкость заливала глаз.
Кровь…
Над бровью угнездилась боль.
Из темноты доносилось шумное сопение Олафа. Судя по возне, он был не один.
– Что там? – несмело поинтересовался Вратко. Он поднимался, придерживаясь рукой за стену.
– Держу… – отвечал викинг. – Зверек, что ли… Вырывается…
Существо, с которым он боролся, не издавало ни единого звука.
– Ой! – воскликнул Олаф. – Кусается! А ну, тихо! Вот так, у меня не покусаешься… Все! Держу.
В его голосе звучало удивление, смешанное со страхом.
– А вдруг это…
Новгородец тоже подумал, что они могли столкнуться с нелюдью. Хуже того, с нежитью… Почему оно молчит? Вратко проговорил осторожно:
Поведай, тень,В плен взятая,Подменыш тыИль плоть теплая?Улль кольчугиБоль прощает,Щадит находкуШелома Один.[57]
– Вырывается, – сказал Олаф. – Не поняло оно тебя… Видно, зверушка домашняя.