Звезды Эгера - Геза Гардони

Он сказал это так скорбно, что девушка взглянула на него с испугом.

Гергей встал.

— Пойдем, Вица, не то еще мой батюшка выйдет.

Вица поднялась. Она снова взяла Гергея под руку и прижалась к нему.

Шагов десять прошли они молча. Потом девушка спросила:

— Почему ты сказал, что все кончено?

— Потому что кончено, — ответил Гергей и склонил голову.

И опять оба притихли. Гергей, вздохнув, промолвил:

— Я чувствую, что ты не будешь моей женой.

Вица взглянула на него с недоумением и сказала:

— А я чувствую, что буду.

Юноша остановился, заглянул девушке в глаза.

— Ты обещаешь мне?

— Обещаю.

— Клянешься?

— Клянусь.

— А если родители твои найдут другого жениха? Если и королева будет с ними заодно?

— Я скажу, что мы уже дали друг другу слово.

Гергей недоверчиво покачал головой.

Они поднялись по лестнице. Снова прошли все залы. У двери, которая выходила в коридор. Вица сжала руку Гергею.

— Покуда турок здесь, нам не удастся встретиться, разве если ты придешь с господином Балинтом. Тогда стань вот тут, возле печки, и я приду за тобой.

Гергей держал Эву за руку. Девушка почувствовала, что рука его дрожит.

— Можно тебя поцеловать? — спросил Гергей.

Прежде они целовали друг друга, не спрашивая разрешения. Но сейчас Гергей чувствовал, что это уже не та девочка, которую он по-братски любил в Керестеше. Эва тоже ощутила нечто похожее и покраснела.

— Поцелуй, — ответила она, серьезная и счастливая, и подставила не щеку, как прежде, а губы.

18

К четырем часам пополудни маленький король был одет. Во дворе ждал раззолоченный экипаж, который должен был отвезти его в Обудайскую долину, где расположился турецкий стан.

Но королева даже в последнюю минуту не хотела отпустить ребенка. Она схватилась руками за голову и заплакала.

— У вас нет детей! — сказала она со стоном. — И у тебя нет, монах Дердь, и у тебя, Подманицки. Нет детей и у Петровича. Вы не можете понять, каково матери отпустить свое дитя в логово тигра! Кто знает, вернется ли он оттуда? Балинт Терек! Не покидай меня! Ребенка я поручаю тебе. Ты сам отец и понимаешь трепет родительского сердца. Береги его, как родного сына.

Со словами «Не покидай меня!» королева, пренебрегая своим саном, упала на колени перед Балинтом Тереком и с мольбой простерла к нему руки.

Эта сцена потрясла всех.

— Ради бога, ваше величество! — воскликнул монах Дердь и, протянув руки, поднял королеву.

— Ваше величество, — сказал глубоко растроганный Балинт Терек, — я провожу ребенка! И клянусь: если хоть волосок упадет с его головы, моя сабля сегодня же обагрится кровью султана.

Султан расположился лагерем под Обудой. Его роскошный тройной шатер был раскинут на месте теперешнего Часарфюрде. Он только назывался шатром, а на самом деле это было нечто вроде дворца, сооруженного из дерева и тканей. Внутри шатер разделялся на залы и комнаты, снаружи сверкал золотом.

Часов в пять пополудни привычный звук трубы возвестил о выезде посольства из венгерского королевского дворца.

Впереди скакала сотня гусар; за ними двигались дружины вельмож и пажи в красных и белых одеждах — они везли подарки. Султану дарили драгоценности изменника родины Тамаша Борнемиссы, который вступил в сговор с немцами. Позади ехал отряд дворцовой стражи, разная придворная челядь и отборные ратники вельмож. Дальше следовали сами вельможи, и между ними на сером тяжелом коне — монах Дердь в белой сутане с капюшоном. Рядом с синим узорчатым одеянием Балинта Терека белая сутана монаха казалась величественной. Все остальные вельможи были в роскошных одеждах разных цветов, в плоских шляпах, желтых воинских башмаках и с широкими саблями на боку. В те времена вошли в моду кривые сабли, расширявшиеся к концу и словно обрубленные. Казалось, будто мастер по ошибке выковал саблю вдвое длинней, чем надо, а потом, когда его стали торопить, разрубил ее пополам. Так вот, в моде были такие сабли — с широким клинком и обрубленным концом, напоминавшим кончик линейки. На шапках венгры, так же как и турки, носили в те времена откинутое назад страусовое перо. Кто одно перо, а кто и три. Перья были такие длинные, что сзади почти доставали до седла. Вельможи окружали запряженный шестеркой коней позолоченный экипаж короля. В нем сидели две придворные дамы и няня. На коленях у няньки подпрыгивал наряженный в белый шелк румяный младенец-король.

Коней вели с двух сторон длинноволосые пажи в шелковых шапочках. За экипажем ехали дворцовые телохранители в серебряных шлемах, а за ними скакали длинной колонной офицеры, отличившиеся в обороне Буды.

— Мы еще выпьем, вот посмотрите! — раздался веселый голос.

— Выпьем-то выпьем, да только водички! — отвечал кто-то густым басом. — Разве ты не знаешь, что национальный напиток турок — вода?

Все засмеялись.

Гергей следовал за Балинтом Тереком на гнедой лошадке. Господин его был в дурном расположении духа; поэтому и Гергей сидел на коне с весьма серьезным видом и развеселился, только когда увидел старика Цецеи. И чудно же сидит старик на коне. Деревянная нога вытянута, а вторая — деревянная только до колена — согнута. Повод он держит в правой руке, сабля тоже привязана с правой стороны.

Гергею никогда еще не приходилось видеть Цецеи ни на коне, ни при оружии, и он рассмеялся.

А старик и правда был чудной, когда нарядится. Старомодная высокая шапка с орлиным пером сдвинута набекрень, маленькие седые усы навощены и закручены, как у молодого парня. А так как спереди у Цецеи зубов уже не было и глаза глубоко ввалились от старости, то его скорее можно было счесть огородным пугалом, нежели венгром в парадной одежде.

Гергей посмеялся над ним, но тут же устыдился и, чтобы искупить свой грех, подождал Цецеи и сказал:

— Добрый день, батюшка! Как же это я не заметил вашу милость?

— Я только что присоединился к шествию. — Старик взглянул на него с удивлением: — Что это ты так вырядился? Прямо чучело гороховое!

Так он отозвался о прекрасном пажеском костюме Гергея, сшитом из красного и синего атласа, и о сабле в драгоценных перламутровых ножнах.

— Меня господин мой назначил пажом, — похвастался Гергей. — Я теперь повсюду хожу за ним. Бываю и в королевском дворце. А сейчас пойду вместе с ним в шатер султана.

Гергей важничал, желая показать, что он не такая уж мелкая сошка, каким его считают. Он-де вращается в том же кругу, что и Вица.

На площади Сент-Дердь суетилась толпа людей. Окна и двери домов были распахнуты настежь. Крыши и деревья были усыпаны веселыми глазеющими ребятишками. Но все таращили глаза только на малышку-короля. Такой крошка, а уже королем избран!

— Смотрите, а головку-то он держит точно так же, как, бывало, его покойный батюшка, — сказала женщина в ярко-зеленом шелковом платке, спускавшемся до пят.

— Ой, душечка мой! — любуясь мальчиком, воскликнула черноглазая молодая госпожа с огненным взглядом. — Ой, и поцеловать-то его не дадут…

У ворот крепости выстроились триста солдат Балинта Терека — все шомодьские парни, и все в красной одежде. Голова одного из них возвышалась над остальными, как колос ржи, попавший в пшеничное поле.

Только подъехали к ним, Балинт Терек повернул коня, выхватил саблю, поднял ее и приказал шествию остановиться.

— Витязи! Сыновья мои! — обратился он к солдатам глубоким, звучным голосом. — Вспомните, что месяца не прошло с тех пор, как здесь, возле этих ворот, все вельможи и солдаты поклялись вслед за мной не сдавать Будайскую крепость ни турку, ни немцу.

— Помним! — прошел гул по рядам.

Балинт Терек продолжал:

— Немца мы побили. А теперь идем в турецкий стан на поклон к султану. Господь знает и вы тоже будьте свидетелями, что на совете я возражал против этого… — Голос его утратил звучность. — Я, дорогие мои дети, чую, что больше не увижу вас. Господь свидетель, что подчинился я только во имя родины. Да благословит вас небо, милые мои сыны!

Дальше он говорить не мог: голос его прервался. Он протянул руку, и каждый солдат пожал ее. У всех глаза наполнились слезами.

Балинт Терек дал шпоры коню и проскочил через ворота крепости.

— Полно, полно, братец Балинт! — пробурчал старик Вербеци. — К чему такая слабость?

Балинт Терек передернул плечами и ответил с досадой:

— Кажется, ты не раз видел, что я не робкого десятка.

— Так что ж ты раньше зимы от стужи дрожишь?

— Ладно, батенька, мы еще поглядим, кто лучше чует погоду.

Монах ехал между ними.

— Если бы султан не пригласил нас, — сказал он примирительно, — мы все равно поехали бы приветствовать его. Но тогда вместе с ребенком поехала бы и королева.

Балинт угрюмо взглянул на него.

— Брат Дердь, ты умный человек, но и ты не бог. У иных людей сердце как на ладони, но у султана оно замкнулось на семь замков.