В поисках Леонардо - Валерия Вербинина

Рудольф заинтриговал ее тем, что не рвался угождать ее желаниям, не восхвалял ее красоту и вообще не стремился к ее обществу. Вначале она подозревала, что это тонкий (впрочем, не такой уж тонкий, а довольно избитый) трюк с целью привлечь ее внимание. Она решила отплатить ему той же монетой и сделалась с ним учтиво-холодна. Как человек, вращающийся в свете, она в совершенстве владела всеми оттенками обращения с людьми и была уверена, что ее преувеличенная вежливость его заденет, он вынужден будет признать свое поражение. Ничуть не бывало: толстокожий немец, казалось, вполне доволен был таким положением вещей и по-прежнему не горел желанием общаться с ней. Эжени пришла к выводу, что он гораздо хитрее, чем кажется, и невольно прониклась к нему уважением.

Деламар, перекинувшись с Амалией и ее кузеном несколькими словами, отошел. Из курительной комнаты вернулся герр Кляйн и, взяв под руку свою жену, направился к выходу. Рудольф мрачно покосился на чету из Эльзаса, и Эжени была готова поклясться, что оба – и муж, и жена – поежились под его взглядом. Впору было подумать, что они боятся его! Вот бы еще узнать, отчего? И Эжени смело ринулась в атаку.

– Здравствуйте, господин граф! Вы меня помните? – проворковала она.

Рудольф высказался в таком духе, что забыть ее он не смог бы при всем желании, и Эжени расцвела, приняв его слова за комплимент.

– Месье Деламар говорил мне, что вы очень близко к сердцу приняли смерть мамы, – продолжала она. – Вы и представить не можете, как я вам благодарна за это! – И тут же без перехода спросила: – А что вы думаете о политическом положении в Европе? Я слышала, канцлер Бисмарк…

Тут Амалия, не выдержав, исчезла. Странное дело: она вовсе не имела никаких видов на своего неожиданного родственника, но наблюдать, как возле него кружит эта маленькая глупенькая хищница, оказалось выше ее сил. И Амалии подумалось, что всякая женщина, какой бы разумной и уравновешенной она ни была, по природе собственница. Девушка ускорила шаг и вскоре была уже возле своей каюты.

Рудольф, поняв, что кузина не вернется, тихо выругался по-немецки. Если бы иллюминатор был чуточку пошире, германский агент не задумываясь бросился бы в него, но от самоубийства его спасло своевременное появление Луизы Сампьер. Она подошла к кузине, и Рудольф, обрадовавшись возможности скрыться, скороговоркой пробормотал какое-то невнятное извинение и сбежал, оставив Эжени гадать, уж не потеряли ли ее миллионы своей привлекательности, если от нее спешат со всех ног.

Войдя в свою каюту, молодой человек первым делом проверил, на месте ли картина. Амалия ему нравилась, но менее всего он хотел бы оказаться снова обманутым ею. Кроме того, Рудольф ни на минуту не забывал, что на корабле находятся представители конкурирующей австрийской разведки, и был готов к любому подвоху с их стороны. Покамест, однако, все обстояло благополучно, ибо Леда по-прежнему улыбалась ему своей невыразимо нежной улыбкой. Рудольф поспешно накрыл ее матрацем и сел в кресло.

«Все-таки в прежнее время умели рисовать, – подумал он. – Не то что сейчас».

Амалия, которой наскучило читать Золя, наведалась в библиотеку и взяла там биографию Леонардо работы Клише, члена Французской академии. Ничего нового для себя она из книги не почерпнула. Все то же самое: мать – крестьянка, отец – нотариус, мальчик был левшой, с детских лет проявлял необыкновенный талант к рисованию, знал другого титана Возрождения – Микеланджело, но, как часто бывает, оба художника на дух не выносили друг друга. Тут Амалии пришлось прерваться, потому что к ней пришла Ортанс Эрмелин. Под глазами у молодой женщины лежали тени. Она улыбнулась жалкой, вымученной улыбкой и сказала, словно извиняясь:

– Я не спала всю ночь.

– Я понимаю, – мягко проговорила Амалия. – Присаживайтесь, пожалуйста. Я могу чем-нибудь помочь вам?

Ортанс села и прижала руку ко лбу. Казалось, она находится на пределе сил.

– Вы не знаете, – робко спросила она, – месье Деламар… он нашел его?

– Кого?

– Леонара. – Ортанс зябко передернула плечами, словно, когда она произносила это имя, ей внезапно сделалось холодно. – Ему удалось что-нибудь выяснить?

– Пока ничего, – ответила Амалия.

Ортанс помолчала.

– Я бы предпочла, чтобы все это оказалось чьей-нибудь шуткой, – промолвила она внезапно изменившимся голосом. – Я… Мадам Дюпон, мне страшно. Я боюсь.

– Ничего, – сказала Амалия, чтобы хоть как-то приободрить ее. – Мы вас не оставим.

Ортанс поднялась с места.

– Спасибо, – проникновенно промолвила она. И, уже от двери: – Спасибо вам.

К ужину Амалия переоделась в очаровательное платье цвета бирюзы, и Рудольф загрустил, подумав, что испытывает к ней отнюдь не родственные чувства.

«А может, она тоже ко мне не равнодушна? – подумалось ему. – Не зря же она так легко рассталась с мыслью заполучить Леонардо!»

Амалия беседовала с американцем, время от времени через плечо улыбаясь кузену, рассеянно глядевшему в ее сторону. Эжени вовсю кокетничала с графом, а ее муж делал вид, что ничего не замечает, но, несмотря на это, Рудольфу было не по себе от заигрываний мадам Армантель, и он уже не знал, куда от нее деться. Так что, когда маркиз Мерримейд пригласил его сыграть в карты, Рудольф с благодарностью ухватился за предложение.

Он проиграл около сотни франков и ушел к себе. В десять часов он собрался лечь спать, но тут в дверь постучали. Постучали не тихо и вежливо, а решительно и настойчиво. Проклиная все на свете, Рудольф пошел открывать.

На пороге стоял сыщик Деламар. Вид у него был весьма растерянный. За спиной сыщика маячили фигуры второго помощника Марешаля и кого-то из стюардов. Одного взгляда на их лица хватило Рудольфу, чтобы все понять прежде, чем Деламар открыл рот. А тот произнес:

– Месье граф, я бы попросил вас пройти со мной. Случилось крайне неприятное происшествие.

– Неужели мы сбились с курса и плывем к островам людоедов? – осведомился Рудольф, но его шутка не смогла развеселить стоящих на пороге людей. – Хорошо, только я оденусь.

– Он или она? – спросил он у Деламара, когда с переодеванием было покончено и Рудольф, тщательно заперев свою каюту, двинулся вслед за сыщиком и его сопровождающими.

– Простите, месье? – вскинул брови Деламар.

– Кристиан или Ортанс? – повторил свой вопрос, конкретизировав его, германский агент.

– Не он и не она, – коротко ответил сыщик. – Вы сами увидите.

Он отворил дверь, и Рудольф шагнул за ним в незнакомую каюту. У стола в полутьме сидел человек. Одна его рука перевешивалась через подлокотник кресла. Глаза были открыты, но блеск их не был блеском глаз живого человека. Нижняя челюсть безвольно отвисла.

– Адвокат Боваллон? – пробормотал ошеломленный Рудольф. – Однако!

И тут он заметил нечто, что заставило его похолодеть. В груди адвоката торчал нож для разрезания страниц. Тот самый нож, который он видел не так давно в руках у Амалии.

Глава пятнадцатая,

в которой сыщик Деламар оказывается на высоте

Рудольф отлично понял, зачем его привели сюда: понаблюдать за его реакцией. На языке самого агента ситуация, подобная той, в которую он угодил, называлась «попасть в переплет». Во-первых, он и Амалия не могли понять, зачем ввязались в расследование, которое их совершенно не касалось. Во-вторых, налицо был труп с орудием убийства, недвусмысленно уличающим его кузину. Разумеется, могло быть и так, что Деламар не имел понятия о том, кому принадлежал нож, а Руди он вытащил из постели, потому что ему позарез понадобился совет независимого лица. Но мысленно Рудольф прикинул, какое количество народу могло видеть нож у Амалии, и сразу же понял, что шансы на то, что его кузину не раскроют, крайне невелики. Тем не менее он решил держаться до последнего и не выдавать ее, пока это будет возможным. Впрочем, помимо ножа, имелось еще одно странное обстоятельство, которое его насторажило. Дверца сейфа за спиной Боваллона была приоткрыта, а ведь именно в сейфе адвокат собирался спрятать драгоценности, принадлежавшие покойной мадам Эрмелин. Тут уже попахивало уголовщиной. Или же все-таки и это убийство было делом рук мстительного Леонара? Но чем ему мог насолить семейный адвокат Эрмелинов?

Надо отдать Рудольфу должное – он проделал все, что от него ожидали. Сначала он в великом удручении вскричал:

– О боже!

Затем трагически:

– Он мертв?

Затем изумленно:

– Но как? Почему?

Подойдя на полшага ближе:

– Его зарезали? Кто?

И наконец:

– Позвольте! А сейф-то открыт! Так его что, еще и ограбили?

Деламар не спускал с агента глаз, но Рудольфу на это было решительно наплевать. Вид мертвого адвоката не произвел на него никакого впечатления, но излишнее спокойствие в данной ситуации могло быть расценено как отягчающее обстоятельство. Рудольф в своей жизни успел порядочно насмотреться на трупы – сначала на медицинском факультете, где он считался подающим надежды студентом, затем – при пожаре берлинского театра, когда добровольцем нанялся вытаскивать обугленные тела из-под развалин, и наконец – во время Франко-прусской войны десять лет тому назад. В армию Рудольф тоже пошел по собственному желанию. Уже оттуда он попал в секретную службу при Министерстве иностранных дел, где хорошо себя зарекомендовал, и ему давали только самые ответственные и важные поручения, вроде поисков картины Леонардо.