Повести и рассказы - Янка Мавр

— Ты еще здесь? — удивился тот.

— Дяденька, пожалуйста, сделайте сейчас. Ну что вам стоит? — просила она, чуть не плача.

Мастер взглянул на нее ласковее и взял ботинок! Осмотрел, ощупал его и сказал:

— Ладно, так и быть!

Взял какую-то железяку, — не то напильник, не те большой гвоздь, уперся ею в острый конец гвоздя, стукнул по подошве раз-другой молотком — и протянул Нине ботинок.

— Готово!

А та стоит с вытаращенными глазами, будто увидела что-то необыкновенное.

— Ну, бери, готово уже! — повторил мастер.

— А… сколько стоит? — проговорила Нина.

— Да нисколько, — ответил мастер и взялся за другую работу.

Нина постояла, повертела в руках ботинок, а потом, как бы между прочим проговорила:

— Но это же я и сама могла бы сделать!.. Мастер улыбнулся.

— Могла бы! Любой ребенок мог бы. Только нет у вас такой привычки. Все ждете, чтобы за вас сделали.

— Спасибо! — сказала Нина и вышла, вся красная от стыда.

Всю дорогу она думала про этот «ремонт». Сколько хлопот было из-за одного несчастного гвоздя! И ногу исцарапала до крови, и чулок порвала, и чуть не весь гора избегала, и в очереди стояла, и проголодалась, — а вес ремонт тянулся полминуты. И особенно досадно, что такой ремонт она и сама могла бы сделать…

… Толя шел по улице и проклинал несчастный стул, который он сам и довел до такого плачевного состояния.

Ножки стула, как нарочно, задевали каждого встречного, и каждый встречный ругался:

— Ты чего это с такой бандурой на тротуаре толчешься? Иди на середину улицы!

Сошел на середину улицы, а там трамваи, машины, кони. Бросается парень то в одну, то в другую сторож. Шарахнулся от автомобиля и зацепился за платок какой-то пожилой женщины. Та закричала, как будто попала под автомобиль.

— Ты чего тут хулиганишь? — набросился на Толю один строгий мужчина. Нет тебе другого места?

Обидно стало Толе. Куда деться? Побежал на другую сторону, а там милиционер:

— Ты чего крутишься посередине улицы? Еще под машину попадешь. Иди на тротуар!

А на тротуаре, как назло, народу — тьма, и все куда-то спешат и даже без всяких стульев толкают друг друга.

Но для них это ничего не значит: скажут друг другу «извините» и идут дальше. Через несколько шагов снова столкнутся, снова «извините» — и снова дальше. И обычно в таких случаях просит извинения не тот, кто толкал, а тот, кого толкали.

Но уж если встретятся двое совсем деликатных людей, тогда начинается длинная кадриль: один шагнет в сторону, чтобы дать дорогу, и второй в ту же сторону; тогда один быстренько назад, а второй уже там; потом оба скакнут вправо, потом влево… — и чем люди деликатнее, тем дольше они танцуют.

И среди всех них надо было протолкаться нашему герою со стулом…

Толя, конечно, хорошо понимал, что кому-кому, а ему надо быть особенно деликатным, если он не хочет напороться на новые неприятности.

Он пристроил стул на спине, сиденьем назад, чтобы ножки не торчали в стороны, и двинулся дальше.

Однако неприятности на этом не кончились: Толя снова задел стулом какого-то человека, но сразу же деликатно поклонился и сказал:

— Извините!

А сзади ножка стула приподнялась и… зацепила шляпу у одной молодой женщины. Та пронзительно вскрикнула. Толя испуганно обернулся и… пырнул кого-то с другой стороны.

Наконец, он сам не заметил, как снова очутился на середине улицы.

Тогда он смекнул, что можно идти и не по тротуару и не по улице, а по канавке, что между тротуаром и улицей. Склонив голову, стараясь не поворачиваться стулом в стороны, пошел он, как конь в борозде, и был очень рад, что никого не беспокоит.

Придя в мастерскую, он столкнулся с неприятностью, перед которой сразу показались пустяками все злоключения на улице.

— С таким ремонтом мы не станем возиться! — категорически заявил мастер.

— Почему? — с замиранием сердца спросил Толя.

— Если все пойдут с такой чепухой, так нам некогда будет заниматься настоящим делом!

Толе стало страшно. Что же теперь делать? Отец ведь сказал — домой не возвращаться, пока стул не будет починен.

— Пожалуйста… исправьте, — начал просить Толя. — Может, это не долго… Мне отец велел… Исправьте…

Мастер взял винт, ввинтил его в ножку, остальные подтянул потуже и отдал стул.

Весь «ремонт» занял не больше двух минут, Толя стоял, глядел, а в голове у него вертелось:

«Так это же я и сам мог бы сделать!..»

— А сколько… стоит? — проговорил он наконец.

— Ну, заплати за новый винт, что ли, — усмехнулся мастер.

Возвращаясь домой, Толя все время думал об этом ремонте.

Не только у них в семье, но и среди знакомых испокон веку считалось, что каждую такую работу должен выполнять «спец», независимо от того, сложная она или простая.

Если нужно поправить стул или стол, например, ввинтить тот же винт, так это должен делать только столяр. Если нужно вставить замок и при этом ввинтить тот же самый винт, — тогда приходится звать слесаря. Винт в сапог должен ввинчивать уже сапожник. Если ослабнет винтик в стенных часах, его должен подвинтить часовой мастер, в швейной машине — другой техник. А ведь стоило хоть немножко подумать да присмотреться — и все эти винты, наверняка, могли бы ввинтить и Толя, и Нина, и отец, и мать.

Вечером Толя и Нина долго обсуждали в углу события минувшего дня.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

где говорится, как крыса перепугала Андрейку и еще о том, как Андрейка поймал вора

Однажды товарищи спросили Андрейку, какая у него семья. Он ответил:

— Мама, я и поросенок.

— Это, значит, твой брат? — насмешливо спросил Карачун.

— Двоюродный, — серьезно ответил Андрейка. Все начали смеяться, а Карачун крикнул:

— Хорошие же у тебя родственнички!

— А что ты думаешь? — ответил Андрейка. — Он ничуть не хуже тебя! Он никогда не хулиганит, и я ни разу не слышал от него таких гадких слов, как от тебя. Он ни у кого не украл, карандаша, не разбил ни одного окна и ни с кем не дрался на улице. Никогда я не видел, чтобы он цеплялся сзади на трамваи…

Чем больше положительных сторон своего «двоюродного» перечислял Андрейка, тем сильнее хохотали ребята, поглядывая на растерявшегося Карачуна.

— Нашли над чем смеяться! — буркнул тот и, презрительно ухмыльнувшись, ушел.

Андрейка зачислил своего поросенка в семью потому, что не было дня, когда бы Андрейка не принимал участия в присмотре за ним. Кому же помочь матери то травы нарвать, то катух почистить, то корму принести. Тем более, что мать работала уборщицей в одном учреждении и не всегда могла это сделать сама.

По этой причине часто приходилось кормить поросенка совсем поздно, впотьмах. Тогда уже обязательно шел и Андрейка, чтобы отпереть двери, посветить. И вот однажды он потерял ключ от замка. Событие Пустяковое, обыкновенное, но в данном случае дело приняло серьезный оборот: приближалась ночь, а как было росить двери незапертыми?

Может быть, этот злополучный ключ валялся где-нибудь под ногами, но впотьмах никак его не удавалось найти.

Попытались было у соседей занять до завтра замок, но у одних вообще не было лишнего замка, а другие уже спали.

— Ну, что же теперь делать? — говорила мать. — все из-за тебя, сорванец ты этакий! Для чего нужно было вынимать ключ из замка?

— Да я, кажется, его не вынимал. Может, он сам вывалился.

Еще поискали — нет ключа!

— Беги домой, там в ящике, кажется, какой-то валялся. Может, подойдет.

Побежал Андрейка и действительно нашел ключ. Принес, начали пробовать и — вот досада! Хоть бы уж совсем непохожий был, а то вот-вот готов влезть, и все же что-то не пускает.

— Что делать, что делать? — повторяла мать. — Не оставлять же так!

— Тогда я останусь охранять, — сказал Андрейка.

— Как это?

— Да переночую тут, на дровах.

— А бояться не будешь? — недоверчиво спросила мать.

— Я? бояться? — ответил Андрейка таким топом, что мать почувствовала к нему уважение.

— Ах ты, мужчина мой! — ласково проговорила она. — Но все-таки лучше я покараулю.

— Нет, нет, нет! — горячо запротестовал Андрейка. — Мало ли мальчишек караулят сады, огороды? Чем я хуже их? Мне очень хочется тут переночевать.

Мать понимала, что для мальчишки подобное дело должно быть очень интересным. Да и пусть привыкает: мужчина как-никак.

— Хорошо, — подумав, сказала она. — Я сейчас устрою тебе постель.

Когда она ушла, Андрейке стало как-то не по себе. Сарайчик при слабом свете коптилки казался совсем не таким, как всегда. Откуда-то появилось много дырок и уголков, которых раньше, кажется, не было. Да и паутины полно, а раньше он ее тоже не замечал.