Гвен Винн - Майн Рид

лицо его соперника, невозможно себе представить больший контраст. На одном выражение счастья и спокойствия, серьезное и блаженное; на другом такое выражение, с каким Мефистофель смотрел на Гретхен[69], избежавшей его когтей.

Проклятие на устах Коракла не прозвучало только потому, что он опасается, как бы оно не помешало задуманной мести.

Глава семнадцатая

«Свеча мертвеца»

Джек Уингейт живет в маленьком доме, чей садик выходит на сельскую дорогу. В этом месте дорога поворачивает к самой реке, в одном из ее самых крутых изгибов. Дом на внешней стороне поворота, река за ним, и почти к самой его стене ведет глубокий канал; он с одной стороны ограждает сад. Но для лодочника он представляет собой другое и гораздо более важное преимущество – удобный причал для лодки. Здесь «Мэри», привязанная к причалу, находится в полной безопасности; а когда уровень воды в реке поднимается, Уингейт всегда на месте и может позаботиться о том, чтобы лодку не унесло. Чтобы предотвратить такую катастрофу, он готов встать с постели в любое время дня и ночи. У него не одна причина беречь свою лодку. Она не только дает ему средства к существованию, но и носит имя той – его дал сам Джек, – мысли о которой делают для него работу легкой. Ради нее он усердно сгибается над веслами, потому что считает: каждый гребок приближает его к Мэри Морган. И в определенном смысле так и есть, куда бы ни направлялась лодка. Чем дальше он ее уводит, тем больше становится запас золота, который он бережет на тот день, когда перестанет быть холостяком. Ему кажется, что если он предъявит миссис Морган достаточную сумму, это снимет все препятствия между ним и Мэри – и возражения матери, и зловещее влияние священника.

Он сознает разницу в социальном положении, даже пропасть между ними; ему часто об этом напоминают; но, подбодренный улыбками Мэри, он не сомневается, что сумеет преодолеть ее.

К счастью, при выполнении этой программы его не встречают материальные трудности, много денег тратить не приходится: нужно только содержать мать, женщину скромную, к тому же экономную, которая не только не увеличивает расходы, но сокращает их, искусно работая иглой. В старину это было главное занятие женщин.

Молодой лодочник в состоянии откладывать почти каждый шиллинг, заработанный греблей в лодке, а в этом году лето и осень были для него особенно выгодными, потому что его постоянно нанимал капитан Райкрофт; хотя гусарский офицер больше не охотится на лососей – у него есть чем занять мысли помимо этого, – часто бывают и другие экскурсии на лодке, и платит он за них щедро.

Молодой лодочник только что вернулся с одной из таких поездок; тщательно закрепив «Мэри» на причале, он заходит в дом. Сегодня суббота, до заката остался час, – та самая суббота, о которой шла речь на празднике урожая. И хотя Джек только что вернулся домой, он не намерен здесь оставаться; напротив, он ведет себя так, словно собирается опять уйти, хотя и не к лодке.

Так он и делает – мать не подозревает, какова его цель, – он отправляется на свидание, о котором договорился шепотом посреди сверкания фейерверка.

Добрая женщина в ожидании сына уже приготовила чай, накрыла стол белоснежной скатертью. На столе, вдобавок к принадлежностям для чая, тарелка, нож и вилка – все это для сочного бифштекса, который жарится на рашпере: мать поставила его туда, как только «Мэри» показалась у входа в канал; а к тому времени когда она встала у причала, бифштекс почти готов. Сейчас бифштекс тоже на столе, рядом с чайником; его аппетитный запах смешивается с ароматом свежезаваренного чая. И вся кухня заполняется божественно вкусными запахами.

Однако лодочник Джек Уингейт словно не замечает этого. Аппетитный запах жареного мяса и не менее привлекательный аромат китайского зелья в равной степени не существуют для него. У него совершенно нет аппетита, и мысли его в другом месте.

Заметив медленные неохотные движения ножа и вилки, мать спрашивает:

– Что с тобой, Джек? Ты ничего не ешь!

– Я не голоден, мама.

– Но ты не ел с утра и ничего не брал с собой.

– Верно; но ты забываешь, с кем я был. Капитан не из тех, кто допускает, чтобы лодочник оставался голодным. Мы сегодня плавали до самого Саймона, и там он угостил меня обедом в гостинице. Очень вкусный был обед. Поэтому я и не хочу есть, хотя у тебя все вкусно, мама.

Несмотря на комплимент, старая леди не удовлетворена – особенно когда замечает, как рассеян ее сын. Он ерзает на стуле, постоянно смотрит на маленькие голландские часы, висящие на стене, которые своим громким тиканьем словно говорят: «Опоздаешь… опоздаешь…» Мать догадывается о причине всего этого, но ничего не говорит. Напротив, замечает о нанимателе лодочника:

– Он очень хорошо с тобой обращается, Джек.

– Конечно. Он со всеми хорошо обращается.

– Но разве он остается в нашей местности не дольше, чем вначале собирался?

– Может быть. Знатные люди, как он, не похожи на нас, бедняков. Они могут приходить и уходить, когда хотят. Я думаю, у него есть причины, чтобы задерживаться.

– Ну, Джек, об этих причинах я и сама кое-что слышала.

– Что же ты слышала, мама?

– А вот что. Ты возишь его вверх и вниз по реке почти пять месяцев и еще не понял. Но зато другие поняли. Он задерживается из-за молодой леди, живущей ниже по течению. Аккуратная девушка, говорят о ней, хотя сама я ее не видела. Это так, сын мой? Говори.

– Ну, мама, раз уж ты так прямо сказала, не буду скрывать, хотя меня просили не распространяться об этом с другими. Ты права, у капитана есть намерения относительно этой леди.

– Говорят также, что она едва не утонула, а капитан ее спас в своей лодке. Джек, а ведь эта лодка может быть только твоей.

– Да, это была моя лодка, мама, ты права. Я давно рассказал бы тебе, но он просил меня не говорить. К тому же я думал, тебе не интересно.