Мой хозяин - Алиса Ковалевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Догнав, Милана зашагала рядом. До меня донеслось едва слышное шуршание травы под её ногами. Заходящее солнце освещало её лицо, обнажённые руки, и в свете его веснушки были заметны сильнее.
– Как ты попала в детский дом? – спросил я, когда мы подошли к деревьям.
Она замялась. На долю секунды поджала губы, а после ответила словно бы нехотя, смущаясь своих слов:
– Не знаю… Я там всю жизнь провела. Мне говорили, что мать при родах умерла.
– А родственники?
Она отрицательно качнула головой.
– Не было никого. По крайней мере, мне так сказали…
Я взял её за руку и всмотрелся в высеченный на запястье четырёхлистник. Чувствовал, что ей хочется отдёрнуть ладонь, но специально задержал, провёл пальцем по знаку, по венам и в очередной раз подивился нежности её кожи. Всё, пора завязывать с этим! Это просто девчонка. Просто девчонка, хоть и безумно красивая.
– А в питомнике ты как оказалась? – поинтересовался, отпустив наконец её руку.
Спрашивал я вовсе не для того, чтобы разбавить молчание. Уж что-что, а тишина меня никогда не напрягала, в отличие от бестолковой бабской трескотни. Но мне было действительно интересно. За всё это время, что Милана провела в моём доме, мы, кажется, толком ни разу и не разговаривали.
– Да просто… – Она снова говорила с неохотой. – Возвращалась домой с работы, а тут машина… Запихнули внутрь и всё.
Её слова меня заинтересовали. Для того, чтобы просто запихнуть человека внутрь машины, нужно быть в курсе того, что это за человек. Одно дело – девчонка без роду и племени и совсем другое – та, которую будут искать. Проблемы не нужны никому, тем более, выбор есть всегда. Так что тут варианта два: либо её отследили, либо вышли по чьей-то наводке. Первое, конечно, вероятнее всего, но и второе исключать нельзя.
– А ты? – выглядела она нерешительно. Видимо, опасалась задавать вопросы. Правильно, спрашиваю тут я. – Чем ты занимаешься?
Оказавшись под кроной старой яблони, я прислонился к стволу. Милана остановилась в метре и посмотрела на меня, ожидая ответа. Вдаваться в подробности я не собирался, и всё-таки сказал:
– У моего отца корпорация, занимающаяся перевозками. Я руковожу её представительством в России.
Она смотрела на меня ещё несколько секунд, а после опустила голову. Выдохнула, как-то тяжело, перевела взгляд на дом. Я понимал, что она о чём-то задумалась, но понять о чём не мог. Было даже интересно, а потому торопить девчонку я не стал. Пусть созреет. Таким феям с сапфировыми глазами положены некоторые поблажки.
– Вандор, – заговорила она наконец тихо и как-то натянуто, серьёзно, – ты правда считаешь, что это нормально? – Взгляд её снова устремился на меня. – Всё это… Что один может купить жизнь другого?
Я прищурился и пожал плечами.
– А почему нет? Вопрос ведь в цене. В сущности, всё вокруг покупается и продаётся.
– Да… – Она на миг замешкалась в нерешительности и продолжила: – Но ведь люди – не вещи. Почему тем, у кого есть деньги, дано право… право делать с другим человеком то, что он хочет? Я не могу этого понять! Не могу! Пытаюсь, но не могу! Почему одних считают людьми высшего сорта, а других – отбросами?!
– А почему есть мясо высшей категории и то, что даже верному псу не сунешь? – резонно заметил я. – Всё дело в качестве.
Она вдруг засмеялась. Как-то зло и нервно.
– То есть ты хочешь сказать, что ты качественное мясо, а я – нет?! – в голосе её послышалось возмущение. Похоже, вино придало ей смелости и, надо сказать, мне это нравилось. Девчонка из питомника, доказывающая мне своё право на место под солнцем.
– Нравится тебе это или нет, Милана, – заговорил я сухо, – так было, так есть и так будет впредь. Миром правят сильные. А силой всегда были власть и деньги. Ты можешь сколько угодно твердить, что у тебя есть чувства, и ты человек, но твоё мнение будет интересовать окружающих в последнюю очередь. Потому что ты – никто. Хочешь что-то изменить – попытайся стать кем-то.
– Я бы попыталась… – на этот раз она заговорила тихо. – Но, – протянула мне перевёрнутую запястьем вверх руку. – Это не знак отличия, Вандор. Это клеймо. Клеймо, которое предопределяет жизнь. И что бы я ни делала, это клеймо никуда не денется. Такие, как я, изначально не имеют права на что-то большее. Так скажи мне, разве это нормально?
Отвечать ей я не стал. У моей матери никогда не было клейма, и тем не менее рос я без неё. Потому что родители оказались не в состоянии найти компромисс в собственных отношениях, а у отца была власть. Так что с кем мне остаться при расторжении их брака даже не обсуждалось. И присутствие её в моей жизни даже не обсуждалось. Впрочем, она особо и не пыталась.
Что она хочет от меня услышать? В большей или меньшей степени мы все от кого-то зависим. Продолжать тему я не собирался. Возможно, когда-то у неё и было право выбора, сейчас этого права у неё нет. Нас не спрашивают, где и когда нам родиться. Была ли возможность выбора у меня? Относительная. Я знал, что стану наследником своего отца, потому что я – единственный сын. Но в наследство мне досталось не только огромное состояние, но и ответственность за дело, что отец строил всю свою жизнь. И с раннего детства я знал, что путь мой предопределён.
– Мы есть там, Милана, где мы есть, – отрезал я. – Прими это и оставь свои рассуждения.
– Вчера ты чуть не отдал Стэллу своей охране… – не унималась она. – И за что? – В глазах её стояло искреннее непонимание. – За то, что она…
– А по поводу этого я тебе вот что скажу, – грубо прервал её. – В следующий раз сотню раз подумай, прежде чем брать на себя ответственность за кого-то. Никогда не делай этого. Никогда.
Она покачала головой, и голос её, тихий, мягкий, снова зашуршал в звуках тёплого летнего вечера.
– Так не должно быть. Не должны люди думать только о самих себе.
– Ты слишком наивная, – не сводя с неё взгляда, бросил я и пошёл вглубь сада. – А наивность – разновидность глупости.
Какое-то время я не слышал её шагов позади себя, но после она вновь нагнала меня и пошла рядом. Какое-то время
