Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы - Паола Педиконе

И сразу – дикая боль в ноге, ощущение громоздкой тяжести физического бытия…

Потом и этот опыт отозвался в стихах:

У человека телоОдно, как одиночка.Душе осточертелаЗемная оболочка.

Удивительно, но Тарковский писал стихи даже в самые страшные дни войны, когда, казалось, бессмысленнее этого занятия и быть не могло. Лев Толстой некогда сказал, что писать стихи – все равно что пританцовывая идти за плугом. Что же тогда сказать о стихах, написанных в затишье между боями, в теплушке, на которую в любую минуту могли посыпаться бомбы, в клинике, когда из-за гангрены предстояла очередная реампутация?

Не высоко я ставлю силу эту:И зяблики поют. Но почемуС рифмовником бродить по белу светуНаперекор стихиям и умуИ в смертный час так хочется поэту?..

Реампутация

Москва. 1944

В январе 1944-го ценой огромных усилий жена перевезла Арсения в Москву, в клинику Всесоюзного института экспериментальной медицины. Здесь операцию Тарковскому сделал знаменитый хирург Вишневский.

…Пожелтевший, затрепанный до дыр листок с машинописным текстом и двумя печатями – справка, озаглавленная «Свидетельство о болезни № 195/165». Позволим себе привести текст справки целиком, с сохранением орфографии и пунктуации подлинника.

22 марта 1944 года, Врачебная комиссия клиник ВИЭМ освидетельствовала:

1. Фамилия, имя, отчество – ТАРКОВСКИЙ Арсений Александрович.

2. Звание – Гв. Капитан. Должность – редактор газеты. Образование – высшее.

3. Войсковая часть – штаб 11 гвардейской армии.

4. Возраст – 37 л. С какого года служит в Кр. Армии – С 1942 г.

5. Место постоянного жительства – г. Москва, Партийный пер., д. 3, кв. 1.

6. Каким военкоматом принят в Кр. Армию – Главным Политуправлением (добровольно).

7. Партийность – беспартийный.

8. Рост Вес тела Окружность груди

9. Жалобы – Жалоб не пред'являет.

10. Краткий анамнез – 11/XII-43 г. ранен пулей в левую голень. 14/XII-43 г. по поводу газовой инфекции произведена ампутация левого бедра в нижней трети. 18/II-44 г. произведена реампутация левого бедра в средней трети.

11. Находился на излечении, исследовании / назв. леч. учреждения / В хирургической клинике ВИЭМ с 15-го января 1944 года.

12. Применявшиеся лечебные мероприятия – Оперативное вмешательство. Кварцевое облучение культи. Массаж здоровой ноги.

13. Находился в отпуску по болезни с _по _ 194_г.

14. Об'ективные признаки болезни – В средней трети левого бедра ампутационная культя. В области культи линейный рубец после операции-реампутации. Полностью эпителизированный, хорошо окрепший. Со стороны внутренних органов отклонений от норм ы нет.

15. Результаты специального исследования —

16. Название болезни /по-русски/ – Сквозное пулевое ранение левой голени с последующей ампутацией и реампутацией бедра.

17. На основании статьи 65 /шестьдесят пятой/ графы 3 /третьей/ расписания болезней приказа НКО СССР 1942 г. № 336

А/ НЕГОДЕН К ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ С ИСКЛЮЧЕНИЕМ С УЧЕТА.

18. Следовать пешком – да, [неразборчиво] /да, нет – указать прописью/.

19. В провожатом не нуждается /да, нет – указать прописью/.

20. Ранение, контузия, увечье, заболевание получено – В БОЮ ПРИ ЗАЩИТЕ СССР.

Председатель комиссии /Д-р Юрков/.

Секретарь /Мороз/.

Госпитальная ВТЭК клиники ВИЭМ определила Тарковскому вторую группу инвалидности с переосвидетельствованием через… три месяца!

И еще долго, много лет, сначала через три месяца, потом ежегодно в течение 15 лет Тарковскому приходилось приезжать на очередное освидетельствование, чтобы врачи ВТЭК убедились: ампутированная нога не выросла. Таковы были правила (да и остались до сих пор) советской медицинско-бюрократической системы, унижавшие даже героев войны.

«Порода – это бесспорно»

Свою третью и последнюю жену – Татьяну Алексеевну Озерскую Арсений Александрович любил чрезвычайно. Свыше 40 лет они прожили вместе, не расставаясь почти ни на день. Могли ссориться, ругаться до самозабвения, но всегда возвращались к простой и вечной формуле: «Нам не жить друг без друга».

Об истории знакомства с Арсением Александровичем Татьяна Алексеевна рассказывала так:

Однажды, это было весной сорок второго года, я пришла в Союз писателей за пайком и увидела красивого молодого человека в военной форме, вероятно, приехавшего на побывку. Он поразил меня тем, что, как птица, перелетал из комнаты в комнату, и я успела подумать: ну и стремительность! А в конце 43-го года в том же Союзе я услышала рыдающий картавый голос Сусанны Мар:

– Какой кошмар! Тарковскому ампутировали ногу! И я грешным делом подумала:

– Господи, что же так кричать, голова-то цела, а ведь столько людей и головы сложили.

А в мае сорок четвертого в переделкинском Доме творчества я увидела человека в военной форме на костылях и передо мной снова возник образ птицы, но со сломанным крылом. Спросила: «Кто это?» Мне ответили: «Разве вы не знаете, это Тарковский». Не успела я опомниться, как меня извещают: «Сегодня он будет читать свои стихи, приходите».

Я в те дни переводила своего любимого О'Генри и, поддавшись какому-то внутреннему чувству противоречия, на вечер не пошла, а устроилась с рукописью на верхней террасе. По совпадению чтение стихов происходило на нижней террасе. И вот до меня доносится красивый мужской голос:

– В жаркой женской постели я лежал в Симферополе…

«Боже, какая пошлость, – подумала я, – как хорошо, что не пошла на вечер». Но человек продолжал читать, и я невольно снова прислушалась. И буквально в течение минуты все во мне изменилось: я поняла, что первое впечатление было обманчивым. Случаются неудачи и у хороших поэтов, а там, внизу, звучат настоящие стихи. Все, что читал Тарковский, произвело на меня огромное впечатление. На вечере мы и познакомились, а позже, в 1946 году, поженились.

Марина Тарковская, которой в конце войны было 8 лет, вспоминает о знакомстве с Татьяной Алексеевной с неприязненной иронией:

Весной сорок четвертого мы перебрались из литфондовской дачи в барак на окраине Переделкина… Папа со своей женой Антониной Александровной и ее дочкой Лялей приехал на какое-то время в Дом творчества писателей… Папа тогда только что выписался из госпиталя, привыкал к костылям… По аллеям Дома творчества ходили две писательницы-подруги. На одной было пестрое платье, черная шаль с крупными цветами и широкополая соломенная шляпа. Она явно гордилась своей фигурой и стройными мускулистыми ногами. Лицо ее проигрывало в сравнении с остальным – хрящеватый нос и несколько выдвинутые вперед челюсти. Другая была полная, мягкая, с большими добрыми глазами. Мы с Андреем не предполагали, что одна из этих дам будет иметь отношение к нашей семье. Но до этого еще оставался некоторый срок, а сейчас она на веранде Дома творчества, при всех, вслух, громким голосом читала высказывания своего сына Лесика. Мне почему-то стало жалко этого незнакомого мальчика, за которого дама в шляпе трагическим голосом произносила: