Принц из-за моря - Дмитрий Чайка

со своей охраной подскакал к бывшему дворцу Теодориха, своего отца. Теперь тут останавливался его далекий родственник, Хлотарь II, когда навещал Бургундию. И среди слуг, живших здесь, еще были живы те, кто кормил королевских детей грудью и подавал им еду.

— Убить здесь всех! — заревел король, а его охрана обнажила мечи и саксы, не думая оспаривать приказ. — Собаки живой чтобы тут не осталось!

Король и сам, словно бог войны Циу, прошел по комнатам старого дворца, не оставив в живых никого из тех, кто попался ему на пути. Его охрана из немногословных, крепких германцев, пугавших всех свинцовым взглядом матерых убийц, вторила ему. Через полчаса во дворце не осталось ни души. Даже собаку, что кормилась объедками на местной кухне, походя ткнули копьем, когда она зарычала на этих страшных людей, от которых разило тяжелым запахом свежей крови. Последнего из слуг король взял за ворот и приподнял, приблизив к себе его лицо. Ноги того едва касались пола босыми пальцами.

— Ты давно служишь тут? — выдохнул он ему в лицо.

Молодой паренек, у которого от ужаса тряслись побелевшие губы, только невразумительно мычал и смотрел на убийц и тела тех, с кем еще вчера сплетничал на кухне. Добрята встряхнул его так, что голова бедняги начала бессильно мотаться из стороны в сторону.

— Жить хочешь? — услышал слуга.

— Хочу! — прошептал он. — Третий год служу.

— Где остальные слуги? — спросил его Добрята.

— Так… это… на вилле же, за городом, — бессмысленно моргая глазами, ответил слуга. — На той, где покойный король Гунтрамн охотиться любил. Нас мало сейчас, его величество нечасто приезжает.

— Виттерих, — повернулся Добрята. — Возьми десяток парней и этого с собой, он дорогу покажет. Скачи на эту виллу. Всех слуг перебить, добро, какое приглянется, везите в лагерь.

— А с городом что будем делать? — поинтересовался гот, на лице которого засыхали капли чужой крови.

— Сожжем, — хищно улыбнулся Добрята, в жилах которого бушевал огонь. — Пусть вся Галлия знает, что будет с теми, кто закрывает передом мной ворота.

Он вышел на улицу, где воины хуни и мораванские полукровки, на время забывшие о том, как они ненавидят друг друга, с хохотом тащили из домов добро, насиловали женщин и поджигали дома.

— Не щадить никого! — орал Добрята, который скакал по городу и рубил горожан, который имели несчастье попасть ему на глаза. — Под нож бунтовщиков! Вся добыча ваша!

— Кху! Кху! — восторженно орали воины.

— Останови это, король! — епископ Дезидерий, босой и с крестом в руке, шел по улице, и никто не смел остановить его. Даже авары не любили убивать чужеземных шаманов. На лице старика была написана решимость и смирение. Наказание господне сошло на город, и он принял его, как подобает христианину.

— Вы мятежники, — выплюнул Добрята. — И вы будете наказаны.

— Ты так молод! — изумился епископ. Он даже забыл то, что хотел сказать, а на его лице отразилось понимание и ужас. — Святой Мартин, помилуй нас!

— Получи, старая сволочь! — Добрята махнул мечом, разрубив епископу ключицу.

— Проклинаю тебя, отродье Сатаны, — прошептал епископ, и упал, заливая темно-вишневой кровью сухую, словно камень, землю.

Добрята поскакал в лагерь, который разбили в монастыре, что стоял неподалеку от городских ворот. Туда тащили добычу, которую потом разделят по жребию. Туда же снесли горы оружия и доспехов, снятых с убитых франков. Там пленные римляне, которых нагнали из окрестных деревень, готовили пир, на который резали всю скотину, что была в округе. Тысячи всадников изрядно проголодались. Из монастырских подвалов выкатывали бочки с вином. Оттуда же тащили окорока, сало и связки лука. В огромных котлах варили мясо и каши, а воины черпали вино из бочонков, днище которых было безжалостно выломано топорами. Авары, привычные больше к кумысу, чем к вину, пили жадно, заливая вином грудь. Они черпали его кубками, мисками и даже шлемами, если поблизости не находилось ничего подходящего. Многие и падали тут же, упившись до потери сознания.

Добрята отрезал ножом большой кусок свинины и проглотил его, почти не жуя. Горячее, полусырое мясо он запил вином, влив в себя два кубка. В голове его зашумело и, поведя по двору взглядом, он углядел какую-то симпатичную бабенку, которая, обмирая от ужаса, таскала на стол снедь из монастырских подвалов.

— Ты! — ткнул в нее изрядно пьяный Добрята. — Пошли со мной! Сам король сейчас окажет тебе честь!

* * *

В то же самое время. Новгород. Словения.

Конь князя шел по улицам города, осторожно переступая копытами. Тут, в непрерывной стройке легко можно было пораниться, наступив на какую-нибудь дрянь. Конь был умен, и не спешил. Впрочем, сегодня беспокоиться было нечего. Как только сошел снег, боярин Лют приказал всем, кто уже живет в столице, очистить улицы от грязи и мусора перед своими домами. Ну, а если в соседях у тебя только пустырь, не имеющий хозяина, то и его ты должен убрать дочиста. И даже траву на нем косить будешь, пока там новый хозяин не появится. Таково было распоряжение самого князя и никто из горожан оспорить его не смел. Не согласен — переезжай в посад, где селятся ремесленники и подмастерья. За счастье жить в Белом городе приходится платить, а потому слуги небедных, состоятельных, а то и вовсе неприлично богатых горожан вышли на улицы в один день. Поскольку была суббота (никто в городе, кроме князя не понимал значения этого слова), то и уборку тоже назвали субботником. Неожиданно, результат понравился всем. Оказывается, приятно видеть прямые, словно стрела улицы и однообразные фасады домов, выстроенные по ниточке. Да и чистота понравилась горожанам. Не как раньше, когда телега не могла проехать из-за брошенного какой-то деревенщиной бревна из лесов, окружавших недостроенные стены. Они и сейчас еще не были доведены до конца, но и каждого каменщика заставили убрать свой участок работы, стопив в печках ненужные ветки и жерди. Только лишь солнышко начало греть, как следует, на стены полезли мастера из Бургундии и из новой школы, что увечный мастер открыл. Полсотни крепких словенских парней, пришедших из ближних весей, обучил он за зиму. Да и читать кое-как их тоже там научили. Вчерашние лесовики карябали записки на кусках бересты, и поглядывали свысока на подсобников-соседей, такой премудрости не обученных. Бургундцы скрипели зубами от злости, но сделать ничего не могли. Приходилось терпеть конкурентов, благо, больше мастеров-каменщиков из франкских земель сюда не пускали, своих хватает.

— Смотри, Лют, хорошо-то как стало! — князь довольно разглядывал улицы, в которых все еще было множество проплешин на тех местах, где когда-нибудь построят дома. Он не спешил