Съемочная площадка - Джун Зингер

Первый случай разбогатеть представился в тот день, когда снова, наверное, уже в двадцатый раз, сломался наш старенький «кадиллак». Кто-то сказал Тодду, что некто Прентис Хобсон, учащийся средней школы в свободное время занимается ремонтом автомобилей. Хобсона по праву можно было назвать гениальным механиком. Тодд пришел в восторг от его работы, да и цена оказалась приемлемой. Вскоре Тодд приладился покупать по два сломанных автомобиля в неделю, Прентис приводил их в порядок, а Тодд выгодно перепродавал. Не прошло и двух месяцев, как Прентис едва успевал ремонтировать автомобили, которые уже просто негде было ставить. Тогда Тодд опять взял деньги с нашего банковского счета и внес задаток за стоянку. Он спросил у Прентиса:

— Тебе нравится ходить в школу?

— Не очень.

— А как ты учишься?

— Неважно. Я не люблю просиживать над книгами.

— Чем ты собираешься заняться после школы?

— Буду механиком. А кем же еще? Это единственное, что я действительно умею.

— Тогда почему бы тебе прямо сейчас не бросить школу и не перейти окончательно ко мне на работу?

Прентис почесал затылок:

— И не закончить школу?

— Ведь тебе учиться еще два года, так? А затем ты собираешься стать механиком? Но если ты уже сейчас перейдешь ко мне, через два года ты будешь командовать бригадой из четырех парней, а сам станешь старшим механиком. Ты на два года обгонишь тех, с кем сейчас учишься.

— Что вы хотите сказать, мистер Кинг? Вы собираетесь сделать старшим механиком человека без диплома?

— Собираюсь, и именно так и сделаю. И я еще кое-что пообещаю тебе, Прентис. Мне нравится, как ты работаешь, и когда мы по-настоящему развернемся, я возьму тебя в долю.

Прентис перешел к Тодду, и дела на их стоянке пошли в гору.

На втором месяце беременности я узнала о существовании Лесозаготовительной компании Уэстервельта. Будучи старшим бухгалтером компании «Райан и Фельдман», я проверяла счета компании Уэстервельта и обнаружила, что она терпит убытки практически каждый год. Тодд отправился к Чарльзу Уэстервельту и предложил купить у него компанию, но мистер Уэстервельт заявил, что у него и в мыслях не было расстаться с делом, которому посвятил сорок лет жизни.

— Но вы же каждый год терпите убытки, — настаивал Тодд. — Ваши затраты намного больше, чем прибыль, а значит, ваш капитал тает. И вы не успеете оглянуться, как обанкротитесь. Если я сейчас куплю вашу компанию, у вас будет достаточно денег, чтобы с миром уйти на покой, уехать, скажем, во Флориду или в Калифорнию и радоваться жизни.

— Но со мной в деле мой сын Чарли. Что станет с ним, если я продам компанию?

— Я сделаю Чарли менеджером. Мне бы хотелось с ним работать. Ведь он знает свое дело, не правда ли? Он ценный работник. Если он будет стараться и фирма начнет процветать (а я очень надеюсь, что так и произойдет), я отдам ему его долю. Обещаю вам.

Чарльз Уэстервельт-старший клюнул на эту приманку, а мне стало немного не по себе от того, с какой легкостью Тодд раздавал паи.

— Зачем ты каждому даришь по куску?

— Все очень просто, дорогая моя Баффи Энн. Если человек получает долю в деле, он работает намного эффективнее. Он вывернется для тебя наизнанку.

Мне это было понятно. Я сама работала на Тодда и вкладывала в свой труд всю душу. Иногда мне даже казалось, что ее уже не хватит ни на что другое.

На пятом месяце беременности, когда я все еще работала в фирме мистера Райана и мистера Фельдмана, я выяснила, что у одного ликерного магазина дела идут все хуже и хуже из-за приверженности его хозяев старым принципам торговли. Остатки наших денег в банке были пущены на покупку этого магазина, а я бросила свою прежнюю работу и занялась переоборудованием магазина, из которого решено было сделать супермаркет. Я вела все текущие дела и не закрывала магазин даже на время ремонта. Работала вплоть до той минуты, когда Тодд посадил меня в наш старенький «кадиллак» и отвез в роддом. Через восемь дней я завернула нашу дочку Меган в розовое одеяло и отправилась обратно в супермаркет, но на этот раз в новом белом «кадиллаке», подаренном мне по случаю рождения ребенка. Я ехала в машине, которая символизировала процветание нашей семьи.

Когда я рассылала извещения о рождении Меган, мы получили сообщение о свадьбе Кэсси Хэммонд с Гаэтано Саварезом. Это событие явилось для нас полной неожиданностью. Я давно ничего не слышала о Кэсси и недоумевала, почему они не устроили пышные торжества, учитывая высокое социальное положение Кассандры Блэкстоун Хэммонд.

Однажды мать Кэсси узнала, что та встречается с Гаем Саварезом, хотя за ней ухаживает Дуг Фенвик. Однако она не заявила категорическим тоном: «Я запрещаю тебе видеться с ним». Вместо этого она стала настаивать на том, чтобы дочь встречалась с ним, приглашала его на обед, а затем незаметно развернула целую кампанию по его дискредитации. Даже когда они в первый раз пригласили Гая на обед в особняк Блэкстоунов и он устроился в розовом бархатном кресле за широким бронзовым столом, покрытым эмалью, в украшенной гобеленами гостиной, Кассандра нарочито уставилась на его ногти, чтобы заставить Кэсси и Гая невольно усомниться в их чистоте, хотя он усердно чистил их перед тем, как явиться на обед.

А самое смешное было то, что к этому моменту Кэсси вовсе уже не была так увлечена Гаем, как в самом начале. Еще до того, как Кассандра приступила к выполнению своего плана, у Кэсси стали появляться сомнения. Кое-что смущало ее, например, холодность, с которой Гай целовал ее, то, что он ни о ком никогда не сказал доброго слова и привык отзываться о людях лишь как о «мерзких богачах» или о «грязных нищих». Не нравилось ей и то, как после знакомства с ее матерью он принялся взахлеб говорить о ней. О том, какая она замечательная леди, как, должно быть, богата и какое шикарное место — особняк Блэкстоунов. От этих слов на душе у Кэсси оставался какой-то неприятный осадок.

Но Кассандра ни разу не сказала: «Хватит!». И Кэсси продолжала видеться с Гаем и вела себя, как маленький ребенок, который, понемногу смелея, делает вперед шаг за шагом и ждет, на каком этапе его одернут. Может быть, ей хотелось, чтобы наступил момент, когда Гай Саварез забудет, что она недоступная дочь Кассандры, и так или иначе овладеет ею, и она наконец уверится, что его и в самом деле влечет к ней, а кроме того, познает близость с человеком, которого девчонки в школе называли не иначе как «самцом».

Возможно, если бы не вмешалась судьба, так продолжалось бы еще месяцы, а то и годы (если бы не вмешалась и сама Кассандра), она встречалась бы и с Дугом, и с Гаем, хотя и не была влюблена ни в того, ни в другого, и ждала бы, когда Дуг сделает официальное предложение, когда что-нибудь скажет мама, наконец, когда в ее жизни появится кто-то еще — нежный, любящий мужчина ее грез.