Politics Among Nations. The Struggle for Peace and Power - Hans Morgenthau

эти философские различия являются лишь выражением, на самом высоком уровне абстракции и систематизации, фундаментальных интеллектуальных и моральных черт, которые проявляются на всех уровнях мышления и действия и которые придают каждой нации ее безошибочное своеобразие? Механистическая рациональность и систематическое совершенство философии Декарта появляются в трагедиях Корнеля и Расина не реже, чем в рационалистическом ft^ якобинской реформы. Они вновь появляются в стерильности академического формализма, который характеризует большую часть современной интеллектуальной жизни Франции. Они вновь появляются в десятках мирных планов, логически совершенных, но неосуществимых, в которых преуспело французское государство в период между двумя мировыми войнами. С другой стороны, черта интеллектуального любопытства, которую Юлий Цезарь обнаружил у галлов, на протяжении веков оставалась отличительной чертой французского ума.

Описание американского национального характера, как оно вытекает из "Демократии в Америке" де Токвиля, не потеряло своей актуальности из-за вмешательства более чем столетия* Нерешительность американского прагматизма между неявным догматическим идеализмом и упованием на успех как меру истины отражается в колебаниях американской дипломатии между "четырьмя свободами" и Атлантической хартией, с одной стороны, и "дипломатией доллара", с другой.

Существование и стабильность китайского национального характера вряд ли можно отрицать. Что касается России, то сопоставление двух опытов с разницей почти в столетие станет ярким доказательством устойчивости определенных интеллектуальных и моральных качеств.

Бисмарк писал в своих мемуарах: во время моего первого пребывания в Петербурге в 1859 году у меня был пример еще одной русской особенности. В первые весенние дни у всех придворных был обычай прогуливаться в Летнем саду между Павловским дворцом и Невой. Там император заметил часового, стоявшего посреди травы; на вопрос, почему он там стоит, солдат мог ответить только: "Таков мой приказ". Этот вопрос обсуждался при дворе и дошел до слуг. Один из них, пожилой пенсионер, выступил вперед и заявил, что его отец однажды сказал ему, когда они проходили мимо часового в Летнем саду: "Вот он, все еще стоит, охраняя цветок; на этом месте императрица Екатерина однажды заметила подснежник, расцветший необычно рано, и приказала не срывать его". Это повеление было исполнено: на этом месте поставили часового, и с тех пор он стоит там круглый год. Подобные истории вызывают у нас смех и критику, но они являются выражением той элементарной силы и упорства, от которых зависит сила русской натуры в ее отношении к остальной Европе. Это напоминает нам о часовых во время наводнения в Санкт-Петербурге в 1825 году и на Шипкинском перевале в 1877 году; не получив облегчения, первые утонули, вторые замерзли насмерть на своих постах.

Национальный характер не может не влиять на национальную власть; ведь те, кто действует от имени нации в мире и войне, формулирует, проводит и поддерживает ее политику, избирается и избирает, формирует общественное мнение, производит и потребляет - все они в большей или меньшей степени несут на себе отпечаток тех интеллектуальных и моральных качеств, которые составляют национальный характер. Элементарная сила и упорство" русских, индивидуальная инициатива и изобретательность американцев, недогматический здравый смысл британцев, дисциплина и тщательность немцев - вот некоторые из качеств, которые проявляются, к лучшему или к худшему, во всех индивидуальных и коллективных действиях, в которых могут участвовать члены нации. Вследствие различий в национальном характере, правительства Германии и России, смогли начать внешнюю политику, которую американское и британское правительства были бы неспособны проводить, и наоборот. Антимилитаризм, неприятие постоянных армий и обязательной военной службы - постоянные черты характера американской и британской наций. Однако те же самые институты и виды деятельности на протяжении веков занимали высокое место в иерархии ценностей Пруссии, откуда их престиж распространялся на всю Германию. В России традиция подчинения власти правительства и традиционный страх перед иностранцами сделали большие постоянные военные учреждения приемлемыми для населения.

Таким образом, национальный характер дал Германии и России первоначальное преимущество в борьбе за власть, поскольку они могли в мирное время превратить большую часть своих национальных ресурсов в инструменты войны. С другой стороны, нежелание американского и британского народов рассматривать такую трансформацию, особенно в больших масштабах и в отношении рабочей силы, за исключением очевидной национальной чрезвычайной ситуации, наложило серьезное препятствие на тактику и стратегию американской и британской внешней политики. Правительства, такие как нацистское, могут планировать, готовить и вести войну в любой момент по своему усмотрению. В частности, они могут начать превентивную войну в любой момент, когда это покажется им наиболее благоприятным для их дела. Правительства, такие как американское, находятся в этом отношении в гораздо более сложной ситуации и имеют гораздо меньше свободы действий. Сдерживаемые явным антимилитаризмом своих народов, они должны придерживаться более осторожного курса во внешних делах. Зачастую имеющаяся в их распоряжении военная мощь не соответствует тем политическим обязательствам, которые налагает на них забота о национальных интересах. Другими словами, у них не будет вооруженной мощи, необходимой для поддержки их политики. Когда они вступают в войну, они, как правило, делают это на условиях своих врагов. Они должны полагаться на другие черты национального характера и на другие компенсирующие факторы, такие как географическое положение и промышленный потенциал, чтобы перенести начальный период слабости и неполноценности к окончательной победе. Таковы могут быть последствия характера нации, во благо или во зло.

Наблюдатель на международной арене, пытающийся оценить относительную силу различных государств, должен принимать во внимание национальный характер, как бы трудно ни было оценить столь неуловимый и неосязаемый фактор. Неспособность сделать это приведет к ошибкам в суждениях и политике, как, например, обесценивание восстановительной силы Германии после Первой мировой войны и недооценка стойкости России в 1941-42 годах. Версальский договор мог ограничить Германию во всех других инструментах национальной власти, таких как территория, источники сырья, промышленный потенциал и военное строительство. Но он не мог отнять у Германии те качества интеллекта и характера, которые позволили ей в течение двух десятилетий восстановить утраченное и стать сильнейшей военной державой мира. Практически единодушное мнение военных экспертов, которые в 1942 году дали русской армии всего несколько месяцев на сопротивление, возможно, было правильным с чисто военной точки зрения, такой как военная стратегия, мобильность, промышленные ресурсы и тому подобное. Однако это экспертное мнение было явно ошибочным, поскольку недооценивало тот фактор "элементарной силы и упорства", который более здравый рассудок признал великим источником русской стойкости.

Пессимизм, который в 1940 году лишил Великобританию шанса на выживание, коренился в аналогичном пренебрежении или неправильном понимании национального характера британского народа.

Мы уже упоминали в другом контексте о том презрении, с которым немецкие лидеры относились к американской мощи перед Второй мировой войной.