И гаснет свет - Влада Ольховская

и пятьдесят. Просто старшей медсестре досталась очень сухая кожа, которая рано покрылась морщинами, и отличить мимические от возрастных не представлялось возможным. При этом та же сухость оставляла кожу туго натянутой чуть ли не до глубокой старости. Близкие знакомые Обри наверняка подтвердили бы, что она совершенно не меняется последние лет пять, а то и все десять.

Старшая медсестра была невысокой, хрупкой, издалека она могла сойти не за подростка даже – за ребенка. При этом она умела мгновенно внушить уважение строгим выражением лица и взглядом диктатора века эдак пятнадцатого. За собой Обри следила ровно настолько, чтобы выглядеть прилично в престижной частной клинике. Она наносила макияж, который не был призван ее омолодить или украсить, он просто был обозначен на ее лице. Седые волосы она стригла очень коротко – так наверняка было удобней, но вряд ли она хоть раз позволила этой стрижке стать неряшливой. Ну и, конечно, медицинская форма Обри всегда была безупречно чиста и выглажена.

Она не тянула на роль доброй подружки, с которой можно поделиться страхами и переживаниями. Но она была строгой начальницей, которая вряд ли потерпит романтические притязания своих подчиненных, и Олю это полностью устраивало.

– Вы что-то хотели, мисс Герасимова? – поинтересовалась старшая медсестра, когда Оля подошла ближе.

– Да, я… Есть один деликатный разговор, не знаю, к кому обратиться… Думаю, к вам.

– Я слушаю.

Оле еще не доводилось ни на кого жаловаться, проблемы она предпочитала решать сама. А сейчас ситуацию усложняло еще и то, что она не могла в паре предложений описать свои претензии к Чарли. Сделал он не так уж много – всего лишь придержал ее за плечи, однако он наверняка объяснил бы это попыткой уберечь ее от падения. Да и в его словах не было ничего предосудительного… Но ведь взрослые люди понимают, что такое смысл между строк!

Это она и пыталась объяснить теперь Обри. Старшая медсестра слушала ее терпеливо, не прерывая – но и не поддерживая. Обри вообще не показывала, что чувствует, и это настораживало. Оля понимала, что права, однако волновалась все больше, говорила дольше, чем следовало бы, – как будто поток слов сам по себе мог служить доказательством.

Однако в какой-то момент ей все же пришлось замолчать, и вот тогда Обри вынесла вердикт:

– Думаю, вам следует прекратить, мисс Герасимова.

– Прекратить? – растерянно повторила Оля, не понимая, о чем вообще речь.

– В первый раз я ограничусь устным предупреждением. В дальнейшем вас ждут проблемы посерьезней. Напоминаю: вы еще на испытательном сроке, и начало не очень хорошее.

– Подождите! О чем вы вообще говорите? И как это связано с Чарли?

– Не с Чарли, а с мистером Конрадом, – поправила Обри. – И не только с ним, но давайте начнем с него. Мистер Конрад – образцовый сотрудник. На него никогда не было жалоб, он нравится пациентам.

– И что? То, что он не приставал к женщинам, прошедшим тяжелую операцию, что-то гарантирует?

– Будьте осторожней со словами! Вы здесь всего несколько дней, а уже оказались втянуты в несколько неприятных историй.

– Если вы про смерть Дерека…

– Не про это, – прервала ее старшая медсестра. – Хотя про это тоже. Мистер Конрад уже сообщил мне, что в лесу при обнаружении тела мистера Ву вы вели себя довольно подозрительно. К тому же мисс Брегич рассказала, что вы пытались украсть планшет погибшего. И теперь вы наговариваете на сотрудника, который уже свидетельствовал против вас! По-моему, ситуация становится очевидной. Это я и прошу вас прекратить, мисс Герасимова. Вы получили работу в очень хорошем месте, вам платят приличные деньги – особенно по меркам вашей страны.

– Да что вы вообще знаете про мою страну?! – вспыхнула Оля.

– Это мы обсуждать не будем. Все, что нужно, я сказала. Надеюсь, одного предупреждения вам хватит, чтобы поступить разумно.

Оле было что возразить. Например, поинтересоваться, что же такого подозрительного она делала при обнаружении тела Дерека. Или напомнить, что планшет в итоге забрал Энлэй – а к нему претензий не было! Однако по глазам Обри она видела, что все это бесполезно. Старшая медсестра уже приняла решение, и споры сделали бы ситуацию только хуже.

Поэтому Оля ушла не прощаясь – лишь такую маленькую месть она могла себе позволить. Хотя положение стало каким-то совсем уж невеселым… Она застряла в изолированной клинике с парочкой злобных стерв, куратором с эмоциональной чувствительностью бревна и озабоченно играющим бровкам Чарли. А на ее стороне кто? Клементина, которая сама сейчас слаба и уязвима, и Джона, у которого свободного времени – пять минут в неделю.

Не таких перемен она хотела, вот совсем не таких.

К счастью, Энлэй наконец освободился, можно было вернуться к истории Дерека, а не сокрушаться о собственной судьбе.

При том, что имен в списке оказалось пять, включая Дерека, найти свидетелей, с которыми можно поговорить, было совсем не просто. Трое пациентов уже покинули клинику – они приезжали на обследование или консультацию. Один еще оставался здесь, однако он недавно пережил операцию и попасть к нему оказалось не так-то просто.

Оля подозревала, что ее и близко не подпустили бы к его палате, если бы не одно обстоятельство: он оказался среди ее основных клиентов, потому что для него родным языком был русский. Да и присутствие Энлэя, которого в клинике явно уважали, оказалось не лишним.

Виктор Суворов даже в таком необычном месте был уникальным пациентом. Всего две недели назад он пережил множественную пересадку тканей – лица и обеих рук. Оля, прежде далекая от этой темы, предположила бы, что нечто настолько сложное нужно делать в разные сроки, чтобы тело успело хоть немного восстановиться. А потом до нее дошло, что руки и лицо берутся от одного донора, так что ждать невозможно. Виктор знал, что может умереть на операционном столе. Он дал на это согласие.

Но сложнейшую операцию он все-таки пережил. Одна из медсестер сказала, что ему повезло – помогла молодость. Оля же это везением не считала: плохо то, что в двадцать девять лет ему вообще пришлось столкнуться с таким!

Виктора уже перевели из реанимации, однако пока он нуждался в особом уходе. Его лицо и руки поддерживали специальные повязки, частично сделанные из пластика. Двигаться и говорить он толком не мог, однако уже общался с миром, используя пару кнопок, на которые нажимал ногами. Кнопки управляли движение курсора, выбиравшегося на экране нужные буквы и слова.

Естественно, в таком состоянии он не смог бы рассказать свою историю… Да и вряд ли захотел бы. Поэтому кое-что Оля почитала о нем в интернете,