Заря Амбера - Роджер Желязны

— Но каким образом? Ты что, и вправду его создал?

— Нет… Но в молодости я много говорил о нем и тем привлек к себе чрезмерное внимание. И это можно понять. Ведь если бы я и вправду создал новый Логрус… новый источник силы среди Теней… кто знает, какие способности он бы мне даровал!

— И ты думаешь, что кто-то пытается убить тебя вместе со всеми детьми, дабы предотвратить это? — спросил я.

— Да, такая возможность существует, — признал Дворкин. — Но она не единственная. Мне приходил в голову добрый десяток других. Например, мать Локе — из очень влиятельного семейства. Ее родичи были против нашего брака… и когда я покинул ее, а нашего ребенка оставил себе, они восприняли это как оскорбление.

— Но ты имел право так поступить, — сказал я. — Локе — твой первенец и наследник. Естественно, он должен был остаться при тебе.

— Валерия считала иначе.

— А! — Я понимающе кивнул. Любовь недооценивать нельзя. В Илериуме войны вспыхивали и по менее серьезным поводам. А мать не всегда способна рассуждать разумно, когда речь идет о ее ребенке.

Итак, у нас имелось уже два повода для нападений: разногласия с покинутой матерью Локе и видение нового Логруса, явившееся Дворкину. И Дворкин сам сказал, что на самом деле этих поводов куда больше.

Впрочем, идея о новом Логрусе меня заинтриговала. Если Дворкин и вправду его сотворит и этот новый Логрус будет действовать подобно первому, он с легкостью разрушит устоявшееся соотношение сил во Владениях Хаоса. Дворкин вполне может стать королем. А если новый Логрус тоже будет отбрасывать Тени, Дворкин сможет создавать новые миры одним лишь усилием мысли…

Меня передернуло. Да, теперь я понимал, почему какое-нибудь высокопоставленное лицо во Владениях Хаоса могло усмотреть в этом угрозу — возможно, достаточно серьезную, чтобы сочло нужным уничтожить даже меня, несчастного бастарда, не ведающего о своем происхождении и брошенного в захолустной Тени безо всякой надежды оттуда выбраться.

— Расскажи мне поподробнее про этот новый Логрус.

Дворкин застыл на мгновение, почесал в затылке, потом перешел к другому столу и начал поиски заново.

— Мне начинает казаться, будто мне так сложно было пройти через Логрус именно потому, что он не вполне соответствовал этому узору внутри меня. Они похожи, словно братья, но не одинаковы. А новый узор начинает проявляться и в моих детях. У Фреды он есть. И у Эйбера с Коннером. А вот у Локе, увы, нету… Бедняга. А может, наоборот, счастливец. Ага!

Он извлек из груды барахла некую штуку — больше всего это напоминало серебряный жезл, беспорядочно усеянный алмазами, — и направился с ней в дальний угол. Там стоял небольшой агрегат, состоявший сплошь из стеклянных трубок, проволочек и крохотных шестеренок, цепляющихся друг за друга. Я лишь сейчас обратил внимание на это сооружение — в комнате было столько устройств, что сей агрегат на их фоне терялся. В центре его красовалось кресло с высокой спинкой.

— Вот что нам нужно, — сказал Дворкин. — Садись сюда. Приступим.

— А что это такое? — с сомнением поинтересовался я. — И к чему приступать?

— Мне нужно взглянуть, какой узор содержится в тебе, — пояснил Дворкин. — Садись. Устраивайся поудобнее. Это займет всего несколько минут, а я узнаю, насколько трудно — или насколько легко — тебе будет пройти Логрус.

Предложение казалось достаточно разумным и логичным, но какой-то инстинкт заставлял меня колебаться. На миг мне привиделся алтарь, распростертый на нем умирающий человек и странный огненный узор, плавающий в воздухе, — а затем все исчезло. Аланар. Он был изображен на одной из карт Фреды. Но что означало это внезапно промелькнувшее воспоминание? С чего вдруг мне привиделся покойник?

Сердце мое захолодело, и я ощутил укол безотчетного страха. Мне отчаянно захотелось убраться отсюда куда-нибудь подальше.

— Садись! — повелительно повторил Дворкин.

— Что-то мне это не нравится, — осторожно произнес я, попятившись. — Вообще вся эта идея.

— Чепуха, мальчик мой. — Дворкин ухватил меня за руку и резко дернул. И я уселся в кресло, почти что машинально. — Все твоя братья и сестры — да и я сам — прошли через эту процедуру. Она необходима.

Он отступил на шаг, вскинул жезл и направил его на меня. Я невольно дернулся, ожидая слепящей вспышки или испепеляющего луча света, но ничего не произошло… по крайней мере, казалось, будто ничего не произошло. Ни звука, ни взблеска, ни рокота грома. Слышалось лишь клокотание котлов в камине.

Я поймал себя на том, что сижу, затаив дыхание, и резко выдохнул. Очевидно, я беспокоился зря. Металлический жезл то ли не работал, то ли воздействие его вовсе не ощущалось. Я расслабился.

— Сейчас, еще минутку, — сказал Дворкин.

— А что эта штука делает? — поинтересовался я.

— Настраивается на силы, содержащиеся в тебе, — отозвался Дворкин. — Не двигайся. И не вставай пока.

Он несколько раз взмахнул жезлом, и внезапно окружавший меня агрегат ожил, загудел, забулькал и заскрипел. Я едва не подскочил, как ужаленный, с трудом сдержался и присмотрелся повнимательнее к загадочному сооружению. Колесики и шестеренки принялись вращаться, и на поверхности их заплясали голубые искры. Агрегат загудел, словно чайник, собравшийся закипеть.

Дворкин шагнул вперед и вставил серебряный жезл в отверстие в центре агрегата, и в тот же самый миг я ощутил странное давление в затылке, наподобие того, которое предшествует появлению головной боли, — но все же не в точности такое. И внезапно на меня обрушился калейдоскоп картинок, словно вся жизнь пронеслась перед глазами: детские годы с матерью, взросление, занятия с Дворкином, служба королю Эльнару… Я успел заметить Хельду и десяток других женщин, которых я любил до нее.

Картины шли не по порядку, а вперемешку. Они мелькали все быстрее и быстрее, а гудение машины перешло в оглушительный свист, терзающий душу.

Города и деревушки… сражения и изматывающие походы… празднества, светские и религиозные… мой седьмой день рождения и подаренный Дворкином меч… схватка с адскими тварями… детские игры на улице… лица давно позабытых людей…

В воздухе передо мною начал медленно проступать узор: изящные изгибы и повороты, петли и повторы — извилистые очертания, словно пришедшие из какого-то моего позабытого сна. Вокруг меня плавали голубые искорки. Все это заслонило от меня Дворкина, и я видел теперь лишь его силуэт. Дворкин вскинул руки, словно собираясь провести по возникшему узору пальцем. Когда он коснулся узора, тот налился рубиновым сиянием.

На меня накатилась новая волна воспоминаний: все новые и новые лица, сражения, давние события… Они чередовались все стремительнее и в конце концов слились и превратились в какую-то неясную, размытую картину, а свист перешел в невообразимый визг — казалось, что от него мой череп вот-вот расколется. Глаза мои жгло огнем, а по коже бежали мурашки. Я попытался вскочить, вырваться из хватки машины, но не смог даже пошевелиться. Я открыл было рот — попросить Дворкина, чтобы он прекратил, — но с губ сорвался лишь крик боли.