Анталия от 300 у.е., или Все включено - София Ларич

– Ладно, – бросает Ильхам.

– А я с тобой прокачусь, Бебек, – говорю я. – Только экскурсию делаешь ты!

В половине десятого я усаживаюсь в автобусе во втором ряду и, уперев колени в спинку переднего сиденья, разглядываю в окно собирающихся перед отелем туристов. Сегодня – впрочем, как и в другие дни – в «Дисколенд» едут в основном девушки. Многие из них подошли к наряду и макияжу с присущей русским женщинам тщательностью, но на лицах, покрасневших от солнца, макияж смотрится не очень. Автобус постепенно заполняется парфюмерными ароматами – сначала они слоятся, а потом сливаются и перемешиваются между собой, также как и с запахом возбуждения, источаемым девушками.

Бебек пересчитывает туристов, объявляет, что дорога займет у нас чуть меньше часа, и бухается на переднее сиденье, к своей Ленке, лицо которой тоже горит, обоженное солнцем.

До «Акваленда», где устраивают дискотеку, мы доезжаем быстро – водитель сообщает нам с Бебеком, что у его брата сегодня день рождения и он хотел бы подольше посидеть с семьей за праздничным столом. В ответ на это я понимающе киваю, но прошу водителя подъехать к «Акваленду» к двум часам. Бебек включает микрофон и объявляет уже столпившимся в проходе туристам: «Обратно мы отправляемся в три часа! Три! Ждать никого не будем! Искать тоже!»

Туристы, ведомые Бебеком, устремляются вниз по лестнице, к глухо ухающей музыке, а я, побродив немного по полупустой еще стоянке, перехожу дорогу и направляюсь к маленькому парку аттракционов, развернувшемуся напротив «Мигроса».

Здесь тоже звучит музыка, перекрываемая время от времени протяжными криками и высокими визгами. Похрустывая мелким щебнем, которым посыпаны дорожки, взбудораженная публика переходит от каруселей к лодкам, от лодок к клеткам, от клеток к кабинкам. Я останавливаюсь у кассы и оглядываю аттракционы – взмывающий высоко и резко «молоток», вертящийся круг с вертящимися же кабинками, горки, карусели, паровозики… Внезапно образовавшаяся очередь неожиданно рассасывается, и я неторопливо покупаю в кассе три жетона, все еще раздумывая, на что мне их истратить.

Ближним к кассе оказывается вертящийся круг с кабинками. Я подхожу к перилам, сдерживающим зрителей и нетерпеливых посетителей, и, приглядевшись, узнаю аттракцион – на точно такой же я тратила все карманные деньги в то лето, когда мне было тринадцать. Я решительно прохожу вперед и устраиваюсь в кабинке, чувствуя, как завязывается от нетерпения и страха узел в желудке и влажнеют ладони, жадно обхватившие поручни. Конструкция вздрагивает, одна песня Таркана сменяется другой, и вот уже огни несутся мне навстречу и сливаются в сплошной желто-красный круг. Я кричу, широко раскрыв рот, и с криком из меня вылетает вся злость, усталость, раздражение и хандра. Сколько же лет я не кричала вот так, во всю глотку?

После круга я перебираюсь на лодку, но здесь уже не кричу, а лишь жмурюсь до слез и сжимаюсь в испуганный комок, когда меня несет, придавливая к земле.

Третий жетон я за ненадобностью отдаю чумазому мальчишке, крутящемуся у турнике тов на входе в парк. Он расплывается счастли вой улыбкой, а я иду к будке с горячими сэнд вичами, где беру самый простой – с колбасой и сыром, и в придачу к нему прошу налить мне чая в высокий бумажный стакан.

– Afiyet olsun! (приятного аппетита – тур.), – говорит мне усатый продавец, протягивая укутанный в салфетку сэндвич и чай.

– Çok teşekkür ederim! (большое спасибо – тур.), – отвечаю я хриплым голосом и улыбаюсь искренне и с удовольствием.

07.07, ПОНЕДЕЛЬНИК

Утром я сталкиваюсь на лестнице у лобби-бара с Оксаной и предлагаю ей позавтракать со мной, не найдясь, что сказать после приветствия. Она соглашается частыми кивками, и мы молча идем с ней по узкой дорожке, расступаясь время от времени, чтобы пропустить туристов, идущих нам навстречу. Когда мы входим в ресторан, Оксана спрашивает, сможем ли мы сегодня отвезти ее в церковь.

– Я не знаю еще, – отвечаю я, наливая себе кофе из чана в высокий стакан для воды. – Мне надо сначала дождаться нашего гида с транс фера, потом найти машину…

Она просительно смотрит на меня, сжимая в руке очки.

– Оксана, а с бумагами все закончили уже? – спрашиваю я. – Вам не надо быть в отеле?

– Нет. Вчера все сделали… Я не могу в номере. В отеле не могу. Что мне тут делать теперь? Загорать, что ли?

Сев за стол, я закуриваю и замечаю, что Оксана смотрит на лежащую на столе пачку. Я подвигаю ее к ней:

– Берите.

Мы молча пьем кофе – я быстрыми глотками и глядя по сторонам, Оксана медленно и уткнувшись взглядом в скатерть.

Отставив пустой стакан, я встаю. С облегчением и чувством стыда из-за этого облегчения.

– Оксана, подойдете потом в лобби-бар?

Я попробую найти машину.

– Да-да, конечно. Выйдя из ресторана через боковую дверь, я направляюсь к магазину, торгующему кожей. Перед входом сидит на низкой скамейке, подставив лицо солнцу, продавщица Марина.

– Маринка, привет! – окликаю я ее. – Тебе солнца не хватает, что ли?

– Ой, Тома, здравствуй! Сто лет тебя не видела. Как ты?

– Да все так же. – Я пожимаю плечами. – Как у тебя? Как девочки?

Взгляд Марины теплеет, губы растягиваются в довольной улыбке гордой матери.

– Разрисовали письменный стол, который я им отослала. Ужас. Бить же некому. Бабушка старая, не может за ними уследить. Ничего, се зон закончится, поеду домой, устрою им!

Я смеюсь, зная, что Марина никогда не тронет и пальцем своих обожаемых девочек – слишком виноватой она чувствует себя из-за того, что оставляет дочерей на несколько месяцев в году со своей старой матерью.

– Слушай, Марин, а Эльдара нет?

– Нет, он в Анталию уехал.

– А когда будет?

– Не знаю. Может, вечером, а может, и завтра. – Марина вдруг оживляется: – О, слу шай, Тамар, а чего у вас там случилось? С мужиком-то?

Я коротко взмахиваю ладонью:

– Перегрелся на солнце, перепил, переку рил. Сердце.

Поняв, что этот разговор я поддерживать не буду, Марина проглатывает следующий вопрос, уже вертевшийся на языке.

– Понятно, – тянет она. – А ты когда в Москву летишь?

– Завтра. Тебе чего-нибудь привезти?

– Да, Томочка! Можешь посмотреть в дьюти-фри термальную воду «Биотерм»? У меня закончилась, а я без нее не могу: кожа сохнет, просто жуть!

– Так ты на солнце больше сиди! Марин, я не обещаю, но постараюсь. Ладно, я пойду поработаю. Хороших тебе продаж.

– Тебе тоже.

По пути на ресепшен я звоню Зауру и спрашиваю, есть ли у него свободная машина часов до пяти вечера.

– Да, «тойота» есть. А кому? – интересуется он.

– Мне. Дашь?

– Ну-у-у… Сорок, нормально?

– Нормально, – вздыхаю я, думая, что Ильхаму машина обошлась бы дешевле, а то и вовсе бесплатно. – Подгонишь сейчас к отелю? Я выйду.

Расплатившись за машину и взяв у Заура ключ, я подхожу к лобби-бару, за стеклянными дверями которого виднеется спина Бебека. Он сидит, обхватив ладонями голову и уставившись в пустые бланки, лежащие перед ним на столе.

– Леш, у меня аспирин есть, хочешь? – спрашиваю я с сочувствием. Заспанный, в мятой форме и с мятым же лицом, он выглядит отвратительно.

– Мне бы лучше цианистого калия, – си пит он.

Дверь за моей спиной хлопает, и, обернувшись, я вижу Оксану, нерешительно остановившуюся на входе.

– Оксана, через пару часов подходите на ресепшен, хорошо? – говорю я ей. – Поедем.

– Спасибо большое, – улыбается она, но тут же стирает улыбку, словно вспомнив о причине предстоящей поездки.

Я иду из бара следом за ней, чтобы взять из своего сейфа в офисе аспирин.

Когда выхожу из офиса с лекарством в руках, я замедляю шаг, заинтересовавшись светлокожей, хорошо одетой турецкой семьей, от которой веет стамбульской образованностью и достатком. Вдруг я вижу среди мужчин морщинистого старика, с таким же лицом, как на портрете, который висит над ячейками для ключей, и вздрагиваю: «Хозяин отеля!» Мы ему, конечно, не подчиняемся, но я пугаюсь автоматически, разом вспомнив все рассказы отельного персонала о его жесткости.

Вернувшись в лобби-бар, я окликаю застывшую в полусне за столом фигуру:

– Бебек! Давай я отчет тебе напишу. У тебя все равно ничего сейчас не сойдется.

Он поднимает на меня глаза в красных прожилках и без слов отдает бумаги. Я достаю из кармана рубашки пластиковую бутылочку с американским аспирином и ставлю ее перед ним:

– На, ешь.

Ильхам приезжает из аэропорта в начале двенадцатого, когда мы с Бебеком уже поджидаем его на ресепшене. Следом за разноцветной толпой туристов появляются белл-бои с багажом, а за ними заходит Ильхам. С усталым, пустым лицом он берет со стойки карточки и начинает объяснять, как их следует заполнять. Он говорит почему-то очень тихо, и туристы его не слышат и не слушают, суетятся, переставляя сумки и пакеты у ног, некоторые закуривают, другие уже наливают себе чай из стоящего в углу аппарата.