Реванш России - Михаил Делягин

С другой стороны, лишившись традиционного противника и доказав себе историческую неизбежность своей победы, развитые страны уверовали в свою абсолютную историческую правоту, в то, что обладают, по сути деда, монополией на истину. Утрата способности к критическому самовосприятию наложилась на уникальные для истории Запада условия «исторического вакуума», зияющей «стратегической пустоты», возникшие благодаря практически полному исчезновению всякой внешней «сдерживающей силы». Результат оказался плачевным: из-за затянувшегося «головокружения от успехов» развитые страны попросту забыли о существовании остального человечества и о наличии у него интересов, которые могут по вполне объективным причинам не только не совпадать с интересами Запада, но даже и противоречить им.

Наиболее полное выражение этот лишившийся всяких ограничителей разнузданный эгоизм нашел в деятельности глобальных монополий, стремительно завоевавших практически весь мир (точнее, его часть, по тем или иным причинам представлявшую для них какой-либо интерес) и уже к последней четверти 90-х годов в полном соответствии с экономической теорией начавших загнивать.

Внешним выражением этого загнивания стали кризисы развивающихся экономик 1997–1999 годов, за которыми последовала болезненная «посадка» американского фондового рынка и растущая разбалансированность мировой экономики в последующие годы. Однако значительно более важной представляется содержательная сторона этого загнивания, заключающаяся в практическом лишении возможностей развития и приемлемого существования двух третей современного человечества. Понятно, что это создает колоссальные напряжения, так как, с одной стороны, вызывает естественный протест относительно неразвитых обществ, а с другой — ограничивает возможности рыночного развития самих развитых стран. Ведь поддерживаемая ими бедность неразвитого мира представляет собой весьма жесткий барьер на пути потенциального расширения рынков сбыта их собственной продукции и технологий.

Это противоречие, как представляется, со всей неизбежностью приведет к слому центрального, системообразующего элемента сложившегося «мирового порядка» — глобальных монополий. Насколько можно себе представить, этот слом будет осуществляться, как и при прошлых в принципе аналогичных ситуациях, на путях стремительного распространения качественно новых, значительно более производительных и, вероятно, более дешевых и простых, чем доминирующие в настоящее время, технологий. Это распространение будет, скорее всего, стихийным и приведет к значительным социально-экономическим потрясениям в глобальном масштабе.

Однако, перед тем как приступить к рассмотрению возможных сценариев развития событий, принципиально важно осознать, что глобальный технологический переворот, ослабление доминирования США и радикальная смена либо поэтапная трансформация установленных ими «правил игры» будут решать не только описанные выше проблемы глобальной конкуренции, но и — по крайней мере частично — системные управленческие и мировоззренческие проблемы современного этапа развития человечества, именуемого глобализацией. Эти проблемы угрожающе нарастают и в целом остаются без приемлемого разрешения на протяжении вот уже скоро двух десятилетий нечаянного и потому чрезмерно эгоистичного триумфа Запада.

5.2. Введение в теорию глобализации

Несмотря на то, что термин «глобализация» обычно используется в качестве простого синонима понятия «наше время», он в отличие от многих других популярных терминов все же имеет собственный и достаточно точно определенный научный смысл. В соответствии с доминирующими в настоящее время представлениями глобализация представляет собой стремительное формирование единого общемирового финансово-информационного пространства на базе новых, в настоящее время преимущественно компьютерных, технологий. В этом ее принципиальное отличие от интеграции, высшей (по современному состоянию) стадией которой она является. Ведь интеграция, насколько можно понять, полным ходом шла и в ледниковый период, и в эпоху Великих географических открытий, и в начале XX века, когда относительная интенсивность товарообмена между странами (но не обмена услугами, о чем обычно забывают) была сопоставима с нынешней.

На сторонних наблюдателей наибольшее впечатление производят глобальное телевидение, «финансовое цунами» спекулятивных капиталов, сметающее и воздвигающее национальные экономики, все более изощренная виртуальная реальность, проникающая в самые неожиданные сферы даже повседневной жизни интерактивность. Однако внешние атрибуты глобализации ни в коей мере не должны заслонять главного ее содержания, которое, собственно говоря, и изменило облик мира, — влияния новых, информационных технологий на общественные отношения и, шире, на человечество. Именно влиянием на массовые, доминирующие общественные отношения паровая машина принципиально отличается от швейной, а компьютер — от мобильного телефона: паровая машина и компьютер стали явлениями общественной жизни, в то время как швейная машина и мобильный телефон остались исключительно техническими приспособлениями.

Современный мир объединен качественно новыми компьютерными технологиями, которые породили новые информационные технологии, а те, в свою очередь, качественно изменили природу бизнеса.

Наиболее значимо в процессах глобализации, как представляется в настоящее время, принципиальное изменение предмета труда. Информационные технологии сделали наиболее прибыльным и потому массовым бизнесом преобразование уже не мертвого мира вещей, но живого человеческого сознания — как индивидуального, так и коллективного.

Строго говоря, само по себе это далеко не новость. На некоммерческой основе технологии формирования сознания применяются в виде пропаганды большинством государств мира, в том числе и отнюдь не тоталитарными, а также подавляющим большинством религий (если вообще не всеми без исключения) практически на всем протяжении их существования. Однако современные информационные технологии в сочетании с достижениями человечества в других сферах (структурная лингвистика, психология, математика) впервые удешевили и упростили технологии формирования сознания до такой степени, что они стали практически общедоступными и начали окупаться в представляющем непосредственный коммерческий интерес кратко-, а не долгосрочном плане.

В результате в условиях глобализации изменением нашего сознания занимается не национальное и даже не порожденное конспирологически воспаленным воображением зловещее «мировое» правительство, а каждый фабрикант собачьих консервов. Тот, кто не делает этого или делает это недостаточно эффективно, уже давно (самое позднее — десять лет назад) безвозвратно вытеснен из бизнеса, в котором нечего делать без PR-технологий: в отличие от традиционного маркетинга они приспосабливают не товар к предпочтениям людей, а, напротив, людей — к уже имеющемуся товару. В результате человечество все больше напоминает хирурга, делающего самому себе операцию на открытом мозге.

Превращение формирования сознания в наиболее выгодный бизнес отнюдь не является, как может показаться, частным вопросом коммерции. Оно изменяет сам характер человеческого развития: если раньше человечество изменяло окружающий мир, то теперь, в том числе, вполне вероятно, и из-за того, что антропогенная нагрузка на биосферу приблизилась к некоему критическому уровню, оно перешло к изменению самого себя.

Технологии этого изменения, по аналогии с традиционными высокими технологиями, направленными на изменение окружающей среды, — high-tech, получили название high-hume. Первоначально они использовались только для обозначения технологий формирования сознания, однако перспективы генной инженерии и некоторых других направлений современной науки позволяют включать в эту категорию все технологии непосредственного изменения человека.

Превращение в наиболее эффективный и потому повсеместно распространенный бизнес формирования сознания представляет собой подлинную революцию. В частности, она, насколько можно понять в настоящее время, кардинально повышает эффективность производства, качественно меняет международные взаимоотношения и сам характер глобальной конкуренции. Однако целиком ее последствия еще далеко не осознаны, и, строго говоря, нет никакой уверенности в том, что они могут быть осознаны вообще, так как главным объектом преобразовательной деятельности человечества становится сам инструмент этого осознания, как коллективного, так и индивидуального.

Естественно, даже начало столь грандиозного качественного перехода не могло обойтись без комплекса разноуровневых, но весьма жестко взаимоувязанных кризисов. В настоящее время наиболее острыми и наиболее близкими к взрывному разрешению, помимо названных в начале статьи кризисов неразвитого мира и глобальных монополий, являются кризисы управляющих систем и глубокий мировоззренческий кризис, связанный, как представляется, с устареванием традиционного западного понимания демократии, являющегося его идеологическим стержнем.