95-16 - Ян Рудский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Леон оставил наследство, — сказал Шель.
— Пару дырявых носков, протертые брюки и стоптанные башмаки.
— Он оставил невыполненную задачу.
— Мое терпение начинает истощаться, Ян. Ты не желаешь понять, что в существующей действительности нет места идеалистам или романтикам.
— Наша дискуссия становится однообразной. Поэтому я предлагаю тебе захватить этот ключ и вернуться в чащу своих джунглей.
— А ты утром побежишь к Визнеру… Неужели ты принимаешь меня за дурачка и рассчитываешь, что я позволю тебе это сделать?
— Тогда разреши спросить: что же ты собираешься предпринять, для того чтобы заставить меня переменить решение?
Джонсон иронически рассмеялся и привстал за столом.
— Не думаешь ли ты, что я рассказал тебе обо всем не будучи уверен, что тайна останется между нами? На этот раз ты недооцениваешь меня. Ты хочешь знать, что я сделаю? Пожалуйста. Сегодня вечером, как только ты ушел, я позвонил Визнеру и пригласил его для частной конфиденциальной беседы. Между прочим, я дал ему понять, что ты сделал мне одно неожиданное предложение. Я не стал вдаваться в подробности… Мне нужно было только возбудить его подозрения. В дальнейшем мой план будет развиваться следующим образом: Ян Шель, польский журналист, приехал в Германию главным образом с целью завербовать агентов для шпионской деятельности.
Шель вскочил со стула.
— Что ты несешь?
— Ага, видишь? Сначала, как ты, безусловно, догадываешься, я хотел предложить тебе сотрудничать с нами, теперь же положение изменилось. По новой версии, наша сегодняшняя беседа протекала примерно таким образом: зная меня с давних пор и учитывая, какое я занимаю положение, ты пытался уговорить меня заняться сбором экономической, политической либо военной информации. Подробности в данный момент несущественны. Увидев, что я колеблюсь или напрямик отказываюсь, ты выдумал басню об убийстве Леона и стал грозить, что выдвинешь против меня обвинение в убийстве. Аргументы крайне наивные, но чего другого можно ожидать от польского агента? Посмотрим, кому поверят власти: тебе, случайному приезжему из Польши, или мне, работнику суда, известному и уважаемому гражданину Гроссвизена.
— Но это же полнейшая чепуха! — воскликнул возмущенный Шель.
— Конечно! Для нас это чепуха, для всего мира — сенсация! Предупреждаю: если ты хоть словечком обмолвишься о нашем разговоре, дело кончится тем, что ты окажешься в тюрьме под следствием, а через несколько недель будешь выслан обратно в Польшу… — Джонсон внимательно и не скрывая насмешки наблюдал за журналистом.
— А не придется ли тебе подкрепить вымышленную историю доказательствами?
— Ну конечно! Я и об этом подумал. Один водитель такси расскажет, что ты и к нему обращался с подобными предложениями. Эльза, моя секретарша, сообщит, что подслушала нашу беседу в прокуратуре, и подтвердит мои слова, и, наконец, моя жена…
— Кэрол? Несмотря на многие ее отрицательные черты, у меня создалось впечатление, что она не способна на такую утонченную ложь.
— Лояльная поддержка Кэрол будет искуплением ее прегрешений, — объяснил Джонсон. — Все это, вместе взятое, уважение, которым я пользуюсь, и сенсационное обвинение, поддержанное свидетельскими показаниями, окажется достаточным, чтобы убедить полицию в твоей… недостойной миссии. — Он взял лежавший на подоконнике ключ. — С этим я, пожалуй, несколько поспешил. Теперь я уверен, что мой нынешний план окажется намного эффективнее. — Он с ног до головы окинул Шеля взглядом. — Если хочешь послушаться доброго совета, уезжай из Гроссвизена с первым же поездом и забудь обо всем, что видел и слышал.
Джонсон, не прощаясь, направился к двери, отворил ее и вышел. Шель снова присел к столу. Он был ошеломлен. Его охватило гнетущее чувство бессилия.
В пятницу, 16 сентября, день был серый и унылый. Тяжелые синие тучи лениво ползли на запад. Холодный ветер срывал желтеющие листья с деревьев, предвещая конец теплу.
Шель проснулся около девяти, невыспавшийся, с тяжелой головой. Широко зевнув, потянулся, кончиками пальцев слегка провел по не перестававшему ныть лицу. Рассеченные губы распухли еще сильней.
Одеваясь, он начал вспоминать события минувшей ночи. В голове вертелось множество всевозможных планов, в основном неосуществимых. Шель то решал пойти к комиссару Визнеру и попытаться убедить его в том, что говорит правду, то хотел описать все случившееся и отправить письмо после отъезда из Гроссвизена. На первый взгляд вариантов было немало, однако после тщательного взвешивания он отбросил все до одного как нереальные. В сложившейся ситуации аргументы Джонсона невозможно было опровергнуть. Власти ФРГ, не говоря уж об общественном мнении, не поверили бы обвинениям поляка. Если не удастся найти какой-нибудь самый неожиданный выход из этого ужасного положения, придется покинуть Гроссвизен побежденным.
И вдруг в голове у Шеля родился фантастический план. Неизвестно откуда появившаяся идея немедленно вытеснила все остальные.
Шель кончил одеваться и, насвистывая, спустился по лестнице. Как он и ожидал, дверь кухни приоткрылась, и он встретился глазами с любопытным взглядом хозяйки.
— Доброе утро, господин Шель! Надеюсь, вы хорошо спали?
— Доброе утро, фрау Гекль! Прекрасно! Благодарю вас. Воздух Гроссвизена явно идет мне на пользу. Жаль, что приходится расставаться с вашим гостеприимным городом.
— Вы уезжаете?
— К сожалению, да, но перед отъездом я хотел бы попросить вас… — он замялся.
Старуха шире распахнула дверь и спросила:
— О чем?
— Я жду знакомого. Нам нужно обсудить кое-какие дела. Не могли бы вы приготовить нам чай?
— Всего-навсего? Охотно. Когда он придет?
— Примерно через час. Буду очень признателен. Я, конечно, отблагодарю вас за хлопоты.
— Э, не о чем говорить, — махнула она рукой. — Когда вы уезжаете?
— Около часа.
— Ага, — кивнула хозяйка. — Надеюсь, вы успели закончить все свои дела?
— Ну конечно, дорогая фрау Гекль, конечно!
Выходя из дома, Шель заметил на противоположной стороне улицы черный автомобиль. Мужчина в синем костюме внимательно наблюдал за ним, прикрывшись газетой. Когда Шель свернул за угол, машина тронулась с места и медленно поехала вслед за ним. Шагая в направлении города, журналист все время слышал ровный шум мотора у себя за спиной.
Джонсон решил оградить себя от всяких неожиданностей. Противники были настолько уверены в своем превосходстве, что следили за ним совершенно открыто.
Журналист размышлял, как бы ему избавиться от неприятного сопровождения. Внезапно он вспомнил о маленьком проходном дворе для пешеходов, который заметил во время одной из своих прогулок по городу, и немедленно направился в его сторону.
Приблизившись к намеченному месту, он ускорил шаги и неожиданно свернул в узкий коридор между двумя складами. Тут же он услыхал скрежет тормозов, хлопанье дверцы автомобиля и торопливые шаги. Выйдя на другую улицу, Шель огляделся по сторонам. Слева подъезжало такси. Он остановил его кивком головы и сел позади шофера.
— Прямо, — бросил он, выглядывая в окно.
Его преследователь появился на тротауре, остановился, сердито посмотрел вслед удаляющемуся автомобилю и снова нырнул в узкий проход.
— Остановитесь, пожалуйста, — сказал Шель водителю.— Я собирался заехать за своим приятелем на Эйхенштрассе, — объяснил он, — но вспомнил об одном важном деле. Не могли бы вы подъехать к дому двенадцать и дать два коротких гудка? Мой приятель выйдет и вернется с вами в город. За дорогу я, конечно, заплачу вперед. — Он протянул шоферу пять марок и, не дожидаясь ответа, выскочил из машины и притаился под полукруглым сводом ближайших ворот.
Через несколько секунд из-за угла появился черный автомобиль. Заметив удаляющееся такси, водитель прибавил газу и направился вслед за ним.
Шель усмехнулся. Взглянув последний раз на исчезающие из виду машины, он не мешкая отправился в радиомагазин, где, как сообщил ему вчера словоохотливый прохожий, дают вещи напрокат.
— Вам нужен магнитофон? — переспросил его продавец, худощавый молодой человек с кудрявой шевелюрой. — Конечно, у нас вы можете его взять напрокат. Дайте, пожалуйста, паспорт или служебное удостоверение. Залог составляет четверть стоимости, плата — четыре марки за первый день и две за каждый последующий.
Шель вынул паспорт.
— Вы иностранец? — Продавец заколебался. — Мы даем только…
— Я оставлю больше денег в залог. Магнитофон мне необходим. Вот двести марок, — Шель положил деньги на прилавок. — Это почти половина всей суммы. Надеюсь, это вас устроит?
— Хорошо, — согласился продавец. — Ваш адрес в Гроссвизене?
— Эйхенштрассе, 12, у фрау Гекль. Я принесу магнитофон обратно не позже чем через два часа. Ленту мне бы хотелось оставить у себя.