Бородин - Елена Дулова

— Александрушка, Лиза, скорее чаю, рому, глинтвейну горячего. А то как бы родимый наш не рухнул!

Весь до последней косточки промерз, наездился, намаялся. Всех выручил. Вон как блаженствует теперь над чашкой чаю. Майчик мой смешной, драгоценный. Век Майчиком останется. Ведь что придумал: одного кота вместо боа на шею себе повесил, другого на коленях вместо муфты держит — греется!

— Сашенька, еще-то чаю налить тебе? «— А сколько уж я выпил, Зозо?

— Да я и со счету сбилась.

— Ну тогда, пожалуй, довольно будет.

Отогрелся, разморился, совсем засыпает, прямо за столом…

Весна 1880 года в Баден-Бадене. Здесь проходит ежегодный праздник «Всеобщего немецкого музыкального союза». В одном из концертов, 8 мая, с огромным успехом исполняется Первая симфония Бородина. В Россию летят поздравительные письма и хвалебные рецензии. Немецкие музыканты высказываются с большим уважением и восхищением. Бородин смущен, доволен, несколько растерян. На такой успех он даже и не рассчитывал.

Отчего именно теперь особенно трогательно и дорого такое признание? Может быть, оттого, что это счастливая музыка счастливых времен — лучших времен нашего кружка. Все было тогда у нас — молодые надежды, огонь, силы физические и нравственные. Была твердая опора, безграничная вера.

Балакирев… восприемник моего первого детища. Неужели его не обрадует такой успех? Не может быть. Напишу ему теперь же. Непременно. Знаю, что ему будет приятно.

Признаться, никак не ожидал такого эффекта от своей эпистолы. Балакирев явился безо всякого предупреждения. Милий, который лет девять уж не бывал у нас, беседует, будто мы расстались вчера. Милий, который живет теперь по часам, засиживается до полуночи. Куда подевался желчный, подозрительный скептик? Весь вечер он — веселый, радостный, теплый. То и дело подбегает к фортепьяно. Переворошил кучу нот, усадил с собой Катю играть в четыре руки. Чудеса, да и только. Повеяло прежними хорошими воспоминаниями. Чувствую душевную размягченность, совсем раскис… Тут еще есть причина. Кажется, скоро образуется небольшой птичий двор из Чижа и Куропатки. Да-с, благословили мы с Катей наших детей. Теперь у нас в доме свои жених и невеста.

Похоже, близко уже к свадьбе. Многие вам лета, Александр Павлыч с Лизаветой Григорьевной. Радуюсь ли за них? Всякий брак есть испытание трудное. Во всякой семейной жизни шипов гораздо больше, чем роз. Однако уповаю в будущем на Лизуткину кроткость, на Александрушкин разум. Сейчас-то им не до разума. Сладостная у них пора, пора беззаветного увлечения. Зачем своими рассуждениями да рефлексиями отравлять им первую радость. Все изменится в свое время. Ничего вечного нет. Молодая любовь уйдет. Дай-то бог, чтобы образовались хорошая привычка, нежность, участие. Тяжко одно — холодное прозрение, пустая душа, равнодушная жизнь вместе. Нет, я в наших детей крепко верю. Будут они счастливы. А мы с Катей еще внукам порадуемся.

Теперь главная моя забота — устроить «Шашу». Уж больно хочется его в Академии оставить. Вот и хлопочешь о мало-мальски приличном жалованье. Однако туго мы опять живем. Курсами командует Николаевский госпиталь, и командует безо всякого порядка. Опять сделали подлость: объявили профессорам, что жалованья до января платить не будут. Крутись как хочешь. И лаборатория без средств осталась. Так что страдайте за науку, господин химический профессор, выкладывайте на лабораторию свой последний бедный лепт. Не могу я этого понять — сколько уже пользы принесли наши слушательницы, сколько страданий облегчили, какие беды своими руками отвели. А Курсы все на положении просителя в богатой прихожей. У правительства миллионы во тьму уплывают, зато на самое святое дело впору хоть побираться.

Перелистав газету «Новое время» от 14 ноября 1880 года, в разделе «Хроника» найдем такое любопытное сообщение:

«…В среду, 12 ноября, в зале Кононова состоялся «семейный вечер» в пользу слушательниц Женских врачебных курсов. Вечер этот лишен был обычного характера «студенческих балов» и в то же время совсем не походил на заурядные увеселения столичных клубов. Непритязательность и простота костюмов придавали ему «семейный характер»… В состав вокальной части вечера входило исполнение хора курсисток и студентов. Хор этот пел четыре раза. Профессор Бородин, дирижировавший хором, вызывался на эстраду шесть или семь раз кряду и каждый раз вознаграждался шумными одобрениями и приветствиями… Танцы продолжались часов до трех пополуночи. Вообще же надо сказать, что вечер прошел оживленно и, говорят, сбор с него в пользу Курсов превзошел самые смелые ожидания».

Это отзыв о благотворительной деятельности профессора химии. А очень скоро в другой газете появится статья о новой работе Бородина-композитора.

Газета «Голос», 14 января 1881 года:

«…Бородин — один из наших самых талантливых композиторов. Пишет он легко и свободно. Если при этом он пишет мало, причиной тому его серьезные служебные занятия, оставляющие ему лишь редкие часы досуга. Он богат темами, нередко широкими и певучими, всегда свежими и красивыми… При крупных достоинствах и малочисленности его произведений понятен интерес, который возбуждает каждое новое его сочинение, а следовательно, и струнный квартет, о котором идет речь… Стиль этого квартета совершенно «квартетный», а это не часто встречается… каждый инструмент играет видную и самостоятельную роль; написан он довольно трудно, но звучно. В нем же Бородин проявляет поразительную композиторскую технику… Таково новое произведение, которым обогатилась наша камерная музыка, произведение видное и очень талантливое…»

Стихотворение, поднесенное Екатерине Сергеевне Бородиной ко дню ее рождения вместе с подарками.

В день светлый Вашего рожденья У Ваших ног — и поздравленья, И пожелания, и приношения Почтительнейше приношу И снисходительно принять прошу.

3 января 1881 года.

Эти шутливые строки Бородин написал в канун совсем нешуточных событий. Александр Порфирьевич часто повторял то в шутку, то всерьез, то в утешенье фразу из «Руслана и Людмилы»: «За благом вслед идут печали, // Печаль же радости залог…»

Наступил март месяц 1881 года, месяц многих печалей.

1 марта 1881 года — убийство Александра II народовольцами. Исполнительный комитет организации «Народная воля» требует пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни. В ответ — террор, аресты, казни революционеров.

20 апреля — манифест о незыблемости самодержавия.

На русском престоле — Александр III. Волнения в стране продолжаются. Дабы пресечь брожение умов повсеместно и во всех сословиях, готовится «Положение о мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия». Ждут только подходящего момента для утверждения.