Все время мира - Сара Пурпура

проект, глина, из которой можно слепить что угодно. Я постоянно кажусь им неполноценной, созданной для одного и неподходящей для многого другого, – Анаис выплевывает слова с обидой, и я испытываю гордость, что она делится своими чувствами со мной.

– Почему ты мне все это говоришь?

На мгновение она колеблется. Может быть, она уже раскаялась, что доверилась мне так сильно, но затем она молча смотрит мне в глаза, и я наслаждаюсь видом ее лица, тем, как тысячи эмоций постепенно меняют его выражение.

– Потому что, Дез, ты меня понимаешь. Мы оба сломаны, хотя нельзя сказать, что эти повреждения одинаковы.

Никогда прежде ничьи слова не могли меня сильно тронуть, но на этот раз то, что сказала Анаис, будто поглотило весь воздух, который я хотел вдохнуть.

Я задыхаюсь. Анаис имеет надо мной власть, которую я никому никогда не давал.

– Что с тобой? – ничего не подозревая, спрашивает она меня.

Я стискиваю зубы и избегаю ее взгляда, но я очень хорошо ощущаю ее присутствие рядом.

– Дез, что с тобой? – снова спрашивает Анаис.

– Нектаринка, – я делаю глубокий вдох и, обняв ее лицо своими ладонями, наклоняюсь к ней, – будет огромной ошибкой поцеловать тебя?

Анаис резко выдыхает и едва заметно приближается ко мне. Ее глаза блестят. Мы сидим спиной к двери, которая, казалось бы, должна нас удерживать от любого безрассудства: в любой миг оттуда может кто-нибудь выйти и увидеть, что мы сидим так близко, что кончики наших носов касаются друг друга. Но никого из нас, похоже, это не волнует.

Ее губы слегка приоткрыты, и я чувствую, как по моей коже пробегает легкое дуновение от ее дыхания. Оно становится моим. Я слегка касаюсь рукой ее подбородка, провожу пальцем по ее горлу, затем приподнимаю ее руку и целую порез.

– Дез…

Это не предупреждение и не просьба остановиться. Я понял бы, если бы это было так, но это совсем другое. Медленно я прикасаюсь губами к ее рту. Губы Анаис горячие и пахнут клубникой, с трепетом я пробую их – впервые, поэтому боюсь овладеть ими слишком быстро. Мои губы соединяются с ее, и когда мой язык осторожно начинает двигаться вперед, она раскрывает рот ему навстречу. Я обнимаю Анаис за талию и притягиваю к себе.

Как же она прекрасна! Анаис – идеальная девушка для меня.

– Я передрался со всем миром, Нектаринка, но ты – мое единственное поражение, – говорю я ей.

Меня охватывает головокружение, и я пытаюсь сделать глоток свежего воздуха или вдохнуть все то, что, кажется, дает мне Анаис вместе с поцелуем.

Мы словно только что вынырнули из воды. Я прихватываю ее нижнюю губу своими. Анаис издает легкий стон.

Ее пальцы ерошат мои волосы, и я ищу губами ее шею.

– Нектаринка, мы должны остановиться…

Боже, как же это сложно!

Я смотрю ей в лицо. Мы оба тяжело дышим. Глаза Анаис еще зажмурены, а ее пухлые губки по-прежнему приоткрыты и приглашают меня к еще одному мимолетному прикосновению перед тем, как Анаис, издав тяжелый вздох, отодвигается.

Что я делаю?

Я хочу эту девушку больше, чем все, чего я когда-либо желал в своей жизни. Больше, чем хочу освободиться. Больше, чем хочу стать профессиональным футболистом. Больше, чем надрать зад тому, кто там, наверху, решил, что эта дерьмовая жизнь должна достаться мне. Я хочу ее сильнее, чем встречу с Брейденом и осуществления наших совместных планов на жизнь. И эта последняя мысль остужает меня, словно ведро ледяной воды. Вот почему я не могу. Я не могу упускать из виду самую важную цель.

– Дез… – ее голос – будто соль на рану, которая не затянется еще долго.

– Возвращайся внутрь, Анаис. То, что случилось… – я осекаюсь и вижу позади идеально освещенного сада ту же тьму, которую ношу в себе уже долгое время.

Было бы непростительной ошибкой причинять зло такой девушке, как Анаис, и я не смог бы с этим жить.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Она поднялась и неподвижно стоит, заламывая руки и ожидая, что я скажу ей хоть что-нибудь. Я нервно сглатываю и прячу внутрь все хорошее, что Анаис может разглядеть во мне.

– Давай забудем об этом, Нек… Анаис. Это… Это была лишь глупая ошибка, – выдавливаю я из себя.

16

Дезмонд

Ее любезность – бальзам для моей неприкаянной души.

Карлос зовет меня каждую неделю, но я не собираюсь становиться его золотым мальчиком, о чем я прямо заявил ему. Я поучаствовал в гонках еще только один раз и снова победил. Еще две тысячи долларов в копилку для Брейдена. Я поглядел смерти в лицо и снова избежал ее, так что я по-прежнему здесь, в шаге от выпускного диплома и в роли лидера футбольной команды, пусть Майлс и остается ее капитаном.

Влиться в команду и играть так, как я умею, было несложно, так что теперь я главный конкурент Брайана, отчего он ненавидит меня еще сильнее. Я стал его худшим кошмаром, и одна только мысль об этом раздувает мое самолюбие до небес.

Я усаживаюсь на своей кровати с наушниками в ушах и раскрываю учебник по философии. Hurts поют свою «Devotion», и строчки в книжке пляшут перед моими глазами.

Сегодня учеба не прет.

Я смотрю в окно: на улице льет. Мне нравится дождь. Он очищает, смывает все лишнее и освежает. Но не меня. Если бы он только мог…

Прошел почти месяц с тех пор, как моя жизнь внезапно изменилась. Я еще не чувствую себя настоящего и думаю, что никогда не смогу стать самим собой.

Сара немного сблизилась со мной и пытается вести себя как мать, но я смотрю на нее и по-прежнему вижу чужую женщину, которая не способна быть матерью даже для родных дочерей.

Мэтт, напротив… Ладно, он просто глава семьи. Кормит меня, одевает и гарантирует образование. Он выполняет свой долг добропорядочного гражданина, и Америка может радоваться, что в ней живет такой человек. Мэтт воспитывает Анаис как солдата, который должен подчиняться его приказам, в то время как со мной он скрывает свою подлинную натуру за раздражающей меня фальшивой любезностью. И он по-прежнему избегает моего взгляда, даже когда мы сидим за столом.

– Как прошел твой день, Дезмонд? – спрашивает он меня каждый раз, уставившись в свою тарелку.

– Хорошо, – отвечаю я. – А ваш?

– Хорошо. Спасибо, – сообщает он.

После этого я могу идти в постель.

Он выполнил свою задачу, а я свою.

Однако на его