Одиночество менестреля - Владислав Адольфович Русанов

и не любил их раньше, приняла на себя аркебузную пулю и устояла, хотя рёбра под вмятиной болели, будто конь лягнул. В отчаянной схватке они загнали браккарцев на нижние палубы и не давали носа высунуть, ведя неприцельный огонь сквозь световые решётки люков.

В это время к островитянам подоспела подмога. Двадцатипушечная каракка «Морская наездница» приблизилась борт в борт и выстрелила картечью по палубе из трёх фальконетов. Ланс хорошо помнил, как кусок железа просвистел, обдавая ветром на расстоянии ладони от его виска. Десяток бойцов из его абордажной команды погибли на месте, вдвое больше были ранены. У «Верной» дела обстояли ещё хуже. Кусок рея, срезанный картечиной ударил менестреля по лодыжке. От боли потемнело в глазах, он повалился на палубу, ругаясь, как портовый грузчик. А когда вернулось зрение, то стало ясно — браккарцы не остановились на достигнутом, вознамерившись во что бы то ни стало вернуть «Заступницу Бракки».

Конечно, их встретили яростным отпором. Капитан Васко не подвёл — прислал на помощь гребцов, вооружённых тесаками и кортиками. На палубе каракки сразу сделалось тесно, как на рыночной площади в большой церковный праздник. Моряки резали друг друга, глядя глаза в глаза. Кровь убитого тобой брызгала тебе же в лицо. Менестрель отбросил шпагу и рубился двумя подобранными тесаками, в очередной раз поблагодарив Вседержителя, что не поленился надеть кирасу. Полдюжины глубоких царапин и вмятин на ней — пропущенные удары, каждый из которых мог отправить его на тот свет. Трагерцы дрались отчаянно — ведь они защищали родину, которую северяне пришли завоёвывать. Уроженцев Браккары и так никто не любил, даже купцов, а уж захватчиков и подавно.

В какой-то миг островитяне дрогнули, подались назад. Их прижали к фальшборту и безжалостно перебили при попытке искать спасения на палубе «Морской наездницы». Избежал смерти от клинков лишь тот, кто прыгнул в холодные волны. Но спаслись ли они? Этого Ланс не знал, хотя догадывался, что те, кто не сдался в плен, а попытался доплыть до ближайшей суши, окончили дни в акульем брюхе. Эти твари не давали спуску никому и никогда, с равной жадностью поглощая капитанов и юнг.

Контратакуя, трагерцы ворвались на «Морскую наездницу». Пока менестрель со овей командой загонял неприятеля на квартердек, лейтенант «Верной», имени которого Ланс не запомнил с тремя бесстрашными до полного презрения к смерти моряками вскарабкался по вантам фок-мачты на фордек, развернул установленный там фальконет в сторону кормы и поднёс фитиль к запальному отверстию. Картечь легла кучно, положив на месте не тольок капитана браккарской каракки, но и его помощников, а также матроса, державшего колдершток, и нескольких островитян, перезаряжавших аркебузы. Остальные начали бросать оружие на палубу и поднимать руки.

Только после этого Ланс понял, что не может стоять на правой ноге. Лекари объяснили ему, что тяжёлая деревяшка перебила ему малую берцовую кость на два пальца выше щиколотки. В горячке боя он и не заметил, что наступает на сломанную кость.

Победа в проливе Бригасир вселила уверенность в трагерских моряков, позволила поверить, что и Браккару можно бить в открытых сражениях. Адмирал Жильон альт Рамирез готовился дать ещё одно сражение. Той эскадре, которую вёл сам король Ак-Орр тер Шейл из Дома Белой Акулы. Убитых с положенными почестями похоронили, раненных списали на сушу и два длинных передвижных лазарета — по полсотни крытых тентами повозок в каждом — повезли их в столицу. В Эр-Трагере и врачи лучше, и лекарственных снадобий больше, не говоря уже о том, что всегда найдётся множество добровольных помощниц, как благородных, так простолюдинок, готовых ухаживать за ранеными. Васко альт Мантисс, прощаясь с менестрелем, повесил ему на шею образок святого Игга — покровителя трагерских моряков. Сам капитан носил тогда руку на перевязи. Его зацепило картечью, но чуть-чуть, вскользь. До столицы великого княжества оставалась какая-то парочка дней пути. когда гонец принёс известие о подходе главной браккарской эскадры, о «пушечном штурме» и о позорной капитуляции, подписанной Пьюзо Вторым альт Ортега.

Васко альт Мантисс почти не изменился. Только прибавилось седины и морщин. Одевался он, как и прежде, в кожаный дублет, потёртый там, где его касалась перевязь. Ланс попытался приподняться ему навстречу.

— Куда? Не вставайте… Этого вам лекари пока не позволяли, — улыбнулся капитан, в два широких шага поравнялся с кроватью, стиснул предплечье менестреля. — Рад видеть вас, пускай ещё не в добром здравии, но на пути к нему.

— Я тоже, — лучезарно улыбнулась Ита. — Рука не поднимается зарезать немощного.

— Какой ужас! — искренне удивился Регнар. — Я не ожидал подобной кровожадности от столь прекрасной праны.

— А я не прана!

— О, прошу прощения! Вы же с Кринта… Конечно, я должен был сказать — прекрасная трена.

— Мой отец был краснодеревщиком, а мать до сих пор торгует копчёной рыбой в Кранале. Из меня трена, как из собирателя трепангов китобой.

— Поражаюсь, что вы не выяснили отношения раньше! — восхищённо воскликнул Ланс. — Насколько я понимаю, у вас было несколько дней.

— А нам некогда было, — запальчиво возразила Ита. — Мы одного бесчувственного менестреля отпаивали с ложечки сладкой водой, вливали ему в глотку всякие горькие снадобья, которые он не стал бы глотать, если бы не бессознательное состояние, да вытаскивали из-под него тряпки.

— Вот сейчас про бесчувственного ты в каком смысле сказала? — прищурился Ланс. Спрашивал он не зря — от ответа Иты зависело, как следует вести себя в дальнейшем.

Танцовщица ему нравилась больше любой другой встреченной женщины. Ну, до появления на осеннем аркайлском балу Реналлы из Дома Жёлтой Луны. Но если чувство к Реналле казались внезапными, как захватившая тебя внезапная болезнь — ты ничего не в силах сделать, можешь лишь жалеть о том, что промочил сапоги и не высушил их у костра, а отправился в дальний путь в мороз и вьюгу, то с Итой они сходились довольно долго, примериваясь и приноравливаясь друг к другу. Так бывает, когда в отряд наёмников попадают два бойца, равных по славе и одинаковых по мастерству. Ни один из них не хочет уступать, но и вызвать соперника на дуэль тоже нельзя — законы вольнонаёмных Рот не позволяют. Надо как-то мириться, находить общий язык. Вот они и ходят вокруг да около. Присматриваются, изучают повадки, как два волка, оказавшиеся волею судеб в одной загородке. Часто расспрашивают общих знакомы — чего можно ожидать от подозрительного типа? Потом начинают проверять друг друга в мелочах. На честность, на