Проклятие королевы фей - Тереза Медейрос

— Отец, это Остин, — властно крикнул рыцарь. — Я вернулся домой.

Он стащил одну набитую золотом суму с лошади, за которой пытался спрятаться отец Натаниэль, и торжествующе потряс ею.

— И я привез столько золота, что тебе больше никогда не придется бояться сборщиков податей короля Эдуарда!

Двор застыл в напряженной тишине. Холли затаила дыхание, удивленная страхом от мысли, что следующая стрела сделает ее вдовой.

Но из башни донеслось лишь ворчливое пофыркивание, затем шарканье приближающихся шагов. Натаниэль осторожно высунулся из-за вьючной лошади, а Кэри помог Элспет подняться с земли. Остин опустил мешок с золотом на землю, и его внезапно поникшие плечи выдали испытываемое им огромное облегчение.

— Ваш отец всех гостей встречает с таким гостеприимством? — не удержалась от вопроса Холли, поднимаясь на ноги.

Отец Натаниэль бросил на нее предостерегающий взгляд, и Холли поспешно привела в порядок все свои юбки, пока Остин не повернулся к ней.

— Скажи «спасибо», перед отъездом я спрятал смолу, а то бы он вылил ее нам на голову, решив, что мы осадили замок.

Оглядевшись, Холли обнаружила, что они находятся во дворе древней каменной цитадели, окруженной глинобитными постройками. Зодчий, планировавший возведение пограничной крепости, несомненно, сделал цитадель сердцем своего творения. Теперь же древняя башня пала жертвой печального крушения несбывшихся надежд.

Стало совершенно темно, и вылетевшие из-за зубца крепостной стены летучие мыши расселись вдоль карниза. По крайней мере, теперь можно не бояться, что они вцепятся ей в волосы, печально подумала Холли, непроизвольно держась поближе к Остину.

Окованная железом дверь со скрипом отворилась, выпуская во двор обитателей замка. Свет факелов колебался под порывами ветра, придавая зловещий отпечаток окружающей обстановке. Шаркая ногами, подданные Гавенмора двинулись вперед, напоминая пугливого дракона с двадцатью четырьмя ногами и двенадцатью трясущимися головами, и мерцающий свет факелов озарил застывшие в ужасе лица.

Холли непроизвольно отступила от своего мужа, потрясенная его угрюмым лицом. Как она сможет жить, навеки связанная с человеком, вселяющим такой страх в своих вассалов? Она почувствовала, что поддается действию царящей в замке мрачной обстановки.

От толпы отделился мужчина, череп которого был совершенно лишен волос и блестел в свете факелов.

— Добро пожаловать домой, господин. Похоже, ваше путешествие было удачным.

Остин похлопал его по плечу.

— Да, Эмрис. Я привез с собой вашу новую госпожу. Давно пора было сделать это, не так ли?

Смятение Холли росло. Слуги сгрудились вокруг Остина, словно ища у него защиты. Все, казалось, стремились прикоснуться к нему, сказать какое-нибудь обнадеживающее или приветственное слово. А. вот на нее смотрели украдкой, и во взглядах челяди сквозил плохо скрытый ужас. Холли вдруг поняла, что слуги боятся не Остина. Они боятся ее!

Ее подозрение подтвердилось, когда Остин, схватив ее за руку, вытащил в свет факелов. Женщины-служанки попятились, путаясь в длинных юбках. Один старик даже помахал двумя пальцами, традиционным жестом отгоняя злой дух.

Факел безжалостно осветил лицо Холли, чуть не ослепив ее, и девушка едва сдержалась, чтобы не закрыться руками. Однако она заставила себя гордо расправить плечи, внутренне готовая принять то отвращение, которое вызовет у слуг ее изуродованная внешность. Остин положил ей на талию смуглую руку.

Толпа как один человек ахнула.

— Ой, — выдохнул женский голос, — она прекрасна!

— Да, — вторил ей мужчина, приветственно срывая с головы шапку с пером. — Я никогда не видел такой совершенной красоты. Она просто чудо!

Холли потрясенно заморгала, полностью сбитая с толку этими словами. Остин отошел в сторону, позволяя слугам обступить ее. Они с радостными восклицаниями осматривали обкорнанные волосы, залепленное грязью платье, покрытое волдырями лицо. Старик, осенявший себя знамением, даже упал на колени, целуя мокрый подол ее юбки.

Элспет и отец Натаниэль, стоя поодаль, взирали на все это, раскрыв рты от изумления.

Холли за свою короткую жизнь успела сполна насладиться низкопоклонством, но никогда еще ею не восхищались с таким детским восторгом. Она не могла понять странное поведение слуг. Они что, все ослепли?

Совершенно сбитая с толку, девушка повернулась к Остину. Его лицо печально осунулось, но глаза искрились тайным весельем.

— Позвольте представить вам мою жену, новую госпожу Гавенмора, леди… — остановившись, он оглянулся вокруг, словно убеждаясь, что поблизости нет никаких предметов, которые можно кинуть, — …Холли.

От чарующей нежности его улыбки у Холли непроизвольно екнуло сердце. Она радостно рассмеялась.

— Гвинет? Гвинет, это ты?

Когда Остин услышал этот жалобный вопрос, его улыбка погасла, скрытая набежавшей тенью. Напряженная тишина опустилась на двор. Слуги расступились перед сгорбленной фигурой, появившейся из угловой башни и заковылявшей к Холли. Безрассудная бравада, какой лучник встретил прибытие гостей, испарилась.

Старик прикоснулся дрожащей рукой к щеке девушки. — Гвинет? — повторил он. — Это ты?

Холли заглянула в скрытые седыми бровями голубые глаза, которые можно было бы принять за родных братьев, глаз Остина, если бы их ледяной огонь не потускнел, заслоненный тенями прошлого. Изборожденное морщинами лицо старика обрамляла грива серебристых волос.

Остин положил ему руку на плечо.

— Нет, отец, это не Гвинет. Это моя жена.

— Жена, — печально повторил отец, которого безвременно старили согбенная походка и дрожащий голос. Вдруг до Холли дошло, что старик не просто эксцентричен; он сошел с ума.

Тревожный взгляд Остина не был обращен к отцу, он не отрывался от лица Холли. Ее супруг, судя по всему, опасался, что она каким-либо грубым словом обидит несчастного старика.

Холли схватила холодную руку старца, согревая ладонями иссохший пергамент его кожи.

— Меня зовут Холли, сэр, — сказала она, одаряя его ласковой улыбкой. — Если вы позволите называть вас отцом, возможно, со временем вы станете считать меня своей дочерью.

Посмотрев поверх поникшего плеча старика, Холли встретилась взглядом с Остином, и в глазах мужа она увидела такую боль, что у нее защемило сердце.

— Да, наш господин хитрый, это точно. Напугал нас всех до полусмерти, заявив, что отправляется завоевывать руку самой красивой девицы во всей Британии. Надрала бы я ему уши, как в детстве, если бы он не был тяжелее меня на пять стоунов. Вообще-то будет причина, я и сейчас их ему надеру!