Гений - Слаповский Алексей Иванович

Независимые студии, которых было мало, но тем уважительней они к себе относились, считая своей обязанностью во всем идти против течения, выдвигали версии о том, что это могла быть акция боевиков с Кавказа, не исключено также, что свои стреляли по своим, как не раз уже бывало в путанице этой войны, есть вероятность и того, что показывает себя таинственная третья сила, о которой давно уже говорят – и говорят, судя по всему, неспроста.

Глава 12

Життя пішки йде, смерть на коні скаче

[17]

Кристина Игоревна встретила дочь неласково. Она и на покойного мужа до сих пор была обижена, считала, что умный человек в тюрьму не попадет и убить себя не даст. Виноват или не виноват, это другое дело, не виноватых вообще на земле не водится, но, если есть в тебе соображение, всегда найдешь выход. Незадачливый ее Михаил не сумел. Светлана могла помочь – не захотела. Сама Кристина Игоревна хотела – не смогла. Мовчан ей сказал с полным уважением: для вас всегда рад, но вы же свои мозги мужу не вставите? А собственными он думать в нужную сторону был не способен!

Мать корила дочь, но кормила, весь стол заставила тарелками, мисками, глечиками, подкладывала ей, глядела с жалостью.

– И чего ты добилась, скажи мне? Хотела сгинуть в тюрьме, как отец? И останусь я с Русланом, а ему тринадцать всего. Пока он начнет работать и матери помогать, я вся вымотаюсь! Оно мне надо? И так сколько лет горбатилась на отца твоего, царство ему небесное, на тебя, на Руслана, родителям еще помогаю, вы имеете совесть или нет!

– А где Руслан?

– С друзьями где-то. Опять, ты посмотри, он учится хорошо, помогает, но ты же тоже и училась, и помогала, а теперь что? Я тоже дура, своими руками отправила тебя учиться, и что с той учебы? И себе, и другим жизнь испортила! Доча, давай вот что. Брось эти все свои дела, давай поработай на хозяйстве. Я вон, посмотри, все руки облезли: двадцать две банки огурцов закатала, помидоров пятнадцать, винограда надавила и вина сделала сто литров уже, а там еще на столько же осталось, капусты нарубила, кабанчика засолила, яблок замочила бочку, варенье наварила из вишни, из абрикосов, из дули, из китайки, да что же я! – воскликнула Кристина Игоревна с досадой и радостью. – Что ж я не угощу-то, ведь у китайки в этом году первый урожай, я боялась, кисловатая будет, а она такая получилась, что лучше любого другого варенья, немножко на айву похоже, но совсем другой вкус, сейчас!

Мать подхватилась, выскочила в кладовку, которая была размером с хорошую комнату, там был еще и лаз в просторный подвал, принесла банку варенья.

– Я закатывать не стала пока, для еды оставила. Руслану очень понравилось.

Она зачерпнула ложкой и поднесла ко рту Светланы.

– Пробуй!

Светлана коснулась ложки губами, попробовала и заплакала.

– Ты чего? – удивилась Кристина Игоревна и осмотрела ложку, ища причину. – Семечки, что ли, остались, укололась? Они же все уварились до мягкости, быть того не может!

– Степу убили, – сказала Светлана.

– Ох ты ж!..

Кристина Игоревна покачала головой, обдумывая известие.

Сунула в рот варенье, чтобы не класть обратно в банку, жевала, думала еще.

Сказала:

– Вот надо было выйти тебе замуж за него. Тебе бы Мовчан, как вдове сына, отличную жизнь устроил, особенно если бы ты от Степы еще и ребенком забеременела. Господи, почему я одна за всех жизнь понимаю, а вы такую хрень разводите, что зло берет!

– Мам, человек погиб.

– Ясно, что не курица! Думаешь, не жалко? Совсем ведь молодой!

Кристина Игоревна зажала рот, сморщила глаза, из них потекли слезы. Но тут же она взяла себя в руки, вытерла глаза и начала распоряжаться.

– Значит, так. Я тебе сказала мне помогать, так вот, не надо мне помогать. Справлюсь. И вообще, езжай-ка ты в Белгород или в Ростов. А то и в Воронеж. Я чую, начнутся тут дела. Может, еще тебе придется нас к себе взять.

– Странно, – сказала Светлана.

– Чего странно тебе?

– Я ведь даже не сказала, как Степу убили, а ты сразу такие выводы.

– Все думаешь, мать глупая у тебя? В такое время по-хорошему не убивают! Либо хохлы пристрелили, когда он сюда ехал, либо свои по ошибке. Или за чужого приняли. Так ведь?

– Я это выясню, – твердо сказала Светлана.

Кристина Игоревна сразу же поняла: дальше говорить бесполезно. Она знала этот голос дочери и этот ее взгляд. С детства такая: если в чем упрется, не пробьешь, не убедишь, не проймешь ни лаской, ни таской. Но все же сделала попытку достучаться:

– Ну, выяснишь, и что? Легче тебе будет?

– При чем тут легче? Людям нужна правда. Ты посмотри, никто уже ничего вокруг не понимает! Из этого теперь точно провокацию сделают какую-нибудь!

– Из тебя провокацию сделают! – горестно вздохнула мать. – Варенье будешь еще, или я убираю?

– Буду, – сказала Светлана не потому, что хотела варенья, а чтобы сделать приятное матери и примириться с нею. Кристина Игоревна поняла это, потянулась через стол и положила руки на плечи Светланы, обнимая ее. Голова была опущена, поэтому Кристина Игоревна увидела на скатерти пятно, которого раньше не замечала, и сделала себе мысленно заметку на ближайшее будущее постирать скатерть, вспоминая, есть ли у нее перекись водорода, которой она отдавала предпочтение перед всеми этими новомодными и бесполезными химическими отбеливателями. Да и дорогие, собаки.

А Светлана разумно понимала, что мама не та женщина, которую ей в идеале хотелось бы иметь мамой, но мало ли какой у человека идеал! Мать родила ее, Светлана – ее результат, в том числе, задумайтесь на минуточку, и с мыслями об идеале. Все просто на свете: тем, у кого нелюбовь к своим матерям и отцам, всегда можно напомнить, что они их родили – следовательно, получается, родили и нелюбовь к себе? Это, конечно, полная глупость.

Аркадий с утра находился в редакции. Он рассказал Вагнеру о вчерашней встрече с Мовчаном, о том, что Мовчан пообещал выпустить Светлану, и высказал желание написать статью о необходимости создания народной дружины.

– Какой дружины, зачем?

– В помощь официальным структурам. Трофим Сергеевич одобрил эту идею. Предложил брату принять участие. – Аркадий указал на Евгения, которому разрешили почитать новости в одном из редакционных компьютеров.

– Хочешь сказать, он его всерьез принял?

– Более чем!

Вагнер вспомнил свои ночные мысли, вызванные впечатлениями от знакомства с Евгением. Если уж на него так подействовало, то Мовчан тем более мог охмуриться этим загадочным человеком.

Но Вагнера смущало, что Аркадий до сегодняшнего дня скептически относился ко всем инициативам сверху. Явный этот патриотический оттенок в его речах – откуда? То все хохлов защищал, а теперь намекает, что это могут быть происки именно с хохлацкой стороны.

На самом деле Аркадию было почти все равно, какую писать статью, лишь бы опять взяться за работу. Вчерашняя ночь с Ниной получилась правильной: и он был горячий молодец, и Нина отвечала страстной нежностью, как любящим супругам и положено. Аркадий даже забыл на время о Светлане. А утром они с Ниной завтракали, с улыбками поглядывая друг на друга. От этого возникло ощущение налаженности, вхождения в мудрую житейскую колею, а колея эта предполагает, что у тебя, отца семейства, есть работа и ты ее достойно выполняешь.

Тут Вагнеру позвонили. Он взял телефон, послушал. Лицо стало серьезным и подчеркнуто ответственным. Положил телефон на стол, выждал паузу (все вокруг стихло) и огласил голосом Левитана, диктора Великой Отечественной войны:

– Убили Степана Трофимовича Мовчана! Расстреляли на украинской территории, когда ехал домой по пустоши около Кривого Яра.

Сказав это, он перешел на гражданский тон, недоуменно вымолвив:

– Черт, я же там сто раз ездил!

Ему было странно, перед глазами возникла пустошь, по которой не только он, многие спрямляли путь и на машинах, и на велосипедах, и пешком. Место тихое, как бы нейтральное, ничье. Учитывая рельеф и глинисто-песчаную почву, там и в советское время не пахали и не пасли скот, а теперь тем более.