Кому мы обязаны «Афганом»? - Аркадий Жемчугов

Земельная реформа довольно быстро и чувствительно аукнулась «халькистам» и в городе. Она напрямую задела интересы значительной части офицерского корпуса и генералитета, а также высокопоставленных чиновников государственного и правительственного аппаратов, наконец, влиятельных мусульманских богословов. Многие из них были крупными землевладельцами. Земельная рента была далеко не последней статьей дохода в их семейных бюджетах. Теперь они лишались этого устойчивого источника дохода, причем без каких-либо отступных. Непродуманная, не просчитанная в деталях аграрная политика режима Тараки толкнула подавляющее большинство из них в лагерь контрреволюции.

Таким образом, земельная реформа оказалась подарком для исламских фундаменталистов, о котором злейшие враги НДПА и мечтать не могли.

Понимали ли «халькисты» и их наставники, чем оборачивается для них земельная реформа? Вопрос риторический.

Н. М. Тараки докладывал на Старую площадь, причем через резидента КГБ в Кабуле, что принятые Государственным советом декреты будут способствовать расширению и упрочению революционной базы НДПА путем привлечения на ее сторону безземельного и малоземельного крестьянства.

Курс НДПА на коллективизацию кишлаков, равно как и на социалистическое переустройство всего афганского общества, не претерпевал ни малейшей корректировки. Ставка по-прежнему делалась на механический перенос опыта шурави на афганскую землю.

Лишь многие годы спустя, 20 ноября 1986 г., последний генсек ЦК НДПА и последний президент ДРА Наджибулла честно заявит на XX пленуме ЦК НДПА:

«Задумаемся все вместе, что же у нас происходит: в крестьянской стране мы не занимаемся как следует крестьянством. Такой животрепещущий вопрос, как земля и вода, мы пытались решить выдачей абстрактных документов, направляя поток бумаг на головы крестьян. Мы начали аграрную реформу не с того конца, разрушая сложившиеся производственные отношения, не считаясь с национальными обычаями, традициями и нравами».[126]

Первые вооруженные бунты кишлаков против «халькистского» режима были зафиксированы в июне 1978 г., т. е. еще до пресловутых декретов. Они вспыхнули в провинциях Бадахшан, Купар, Пактия, Бамиан, Нангархар и носили стихийный характер. Предводительствовали малики и муллы. Кабул отреагировал скоропалительно и жестко. Была задействовала армия. И не только пехота, но и авиация и артиллерия. Взбунтовавшиеся кишлаки подверглись почти полному разрушению. Существенно пострадали ирригационные сооружения. Полностью уничтожен урожай на полях. Среди жертв были женщины и дети.

Но это была пиррова победа «халькистов». Слухи об их жестокости моментально разлетелись по всей стране, вызывая негодование и жажду мести. Разумеется, противники правящего режима, прежде всего, исламские фундаменталисты, не упустили шанса возглавить крестьянские массы в борьбе за свержение ненавистного безбожного правительства.

Как уже упоминалось выше, руководители фундаменталистской организации «Мусульманская молодежь» в 1975 г. попытались свергнуть республиканское правительство М. Дауда, но, не сумев заручиться поддержкой кишлаков, потерпели поражение и бежали в Пакистан. Там ими были созданы центры подготовки моджахедов.

И вскоре на смену стихийному протесту крестьян пришла настоящая война моджахедов за возврат своей родины на традиционный путь развития. Эта война разворачивалась под религиозными антихалькистскими и антисоветскими лозунгами «Шурави — враги ислама!», «Долой продавшийся шурави безбожный режим Тараки!».

Внутриполитическая ситуация в Афганистане в корне менялась. Однако ни погрязшая во внутрипартийных распрях НДПА, шедшая на поводу у Старой площади, ни сами советники-шурави до поры до времени не придавали должного внимания тому, что страна и ее народ отвергают навязываемую им радикальную ломку складывавшегося веками уклада их жизни и его замену социалистическими ценностями, напрочь исключающими религию как таковую и освященное Кораном право на частную собственность. Отвергают еще более решительно, чем когда-то это происходило в Монголии.

17 августа 1978 г. в Кабуле было объявлено о смене руководства вооруженными силами страны. Н. Тараки присовокуплял к постам генсека НДПА и президента ДРА еще один — министра обороны. Правда, выглядело это чистой нормальностью, ибо фактически руководителем оборонного ведомства становился X. Амин, верный друг и лучший ученик Учителя.

Ему вменялось оказывать содействие своему Учителю в руководстве вооруженными силами. Начальником Генерального штаба и начальником Главного политуправления армии были назначены соответственно шеф гвардии майор М. Якуб и М. Экбаль Вазир. Оба из ближайшего окружения Тараки — Амина.

Причина такой перетряски в руководстве армии лежала на поверхности. Это была отрыжка той самой жестокой схватки за власть, которая вспыхнула в НДПА между Н. Тараки и Б. Кармалем сразу после провозглашения ДРА. Тогда победа была за Н. Тараки. Теперь он как бы застолбил ее, так сказать, на всякий случай.

По-иному воспринял происшедшее советский посол в Кабуле А. М. Пузанов. Докладывая в Москву об этих кадровых назначениях, он подчеркнул, что они будут содействовать поддержанию единства НДПА, а главное — повышению авторитета НДПА и революционного правительства и усиления их влияния не только в армии, но и в стране в целом.

Действительность, однако, свидетельствовала об обратном. Масштабы антиправительственных выступлений вооруженной оппозиции неуклонно и стремительно расширялись.

«Мятежники стараются «расквасить нос» халькистскому режиму, — докладывал в госдеп временный поверенный в делах США в ДРА Флейтон, — чтобы свести на нет часто повторяемые халькистским руководством заявления о том, что оно пользуется «горячей поддержкой девяноста восьми процентов афганского населения»… Могут ли халькисты выстоять или они будут вынуждены призвать русских?.. Халькисты несомненно понимают, что приглашение в страну войск может полностью дискредитировать их в глазах большинства афганцев (включая тех, кто хотел дать им шанс модернизировать и вытащить страну из вековой феодальной трясины). Поэтому халькисты явно считают этот шаг последней своей надеждой. Этот момент еще не наступил».[127]

Но скоро должен был наступить. И халькисты к нему готовились.

Об этом достаточно убедительно свидетельствует предпринятый Н. Тараки 5 декабря 1978 г. визит в Москву. Это был его первый официальный визит за границу в качестве главы Демократической Республики Афганистан. Москва приняла его радушно. На состоявшихся переговорах на высшем уровне советское руководство с удовлетворением и нескрываемым оптимизмом оценило деятельность НДПА по социалистической перестройке афганского общества.

Кульминацией визита стало подписание, причем по инициативе Кабула, «Договора о дружбе и сотрудничестве между СССР и ДРА». Ключевой в договоре была 4-я статья, которая предусматривала возможность ввода в Афганистан советских войск для защиты завоеваний Саурской революции.

Другими словами, Старая площадь соглашалась на то, чтобы по первой же просьбе Тараки, ввязаться в афганскую междоусобицу и обеспечить ему победу над исламской оппозицией.

Вождю Саурской революции оставалось лишь удовлетворенно пожимать руки своим патронам.

Глава шестая

Старая площадь. Заговор молчания

Бурные события, потрясавшие вековые устои жизни афганцев, наших добрых южных соседей, никак не освещались на советском телевидении, на страницах газет и журналов. Что у них там происходило и зачем понадобились там советские войска — все это было тайной за семью печатями. Такова была воля Старой площади. Каждому, кто направлялся в Кабул или уже успел побывать там и вернулся в родные края, строжайше предписывалось держать «рот на замке».

«…Я приехал в Афганистан, — свидетельствует один из ведущих в те годы политических обозревателей Генрих Боровик, — как корреспондент АПН и «Литературной газеты» с группой журналистов, которая была послана ЦК партии для того, чтобы помочь организовать газеты в Афганистане и написать о том, что там происходит. Был март 1980 года… Я объездил всю страну и вопреки сложившемуся мнению, что в армии у нас порядок, увидел совсем другое. Увидел, что армия была совершенно не готова к этой войне, что наши солдаты не были готовы к афганской зиме. Март, холод, их палатки не были оборудованы даже печуркой. Наши вертолеты, которые были бронированы снизу, сбивали с боков, потому что они летали в ущельях. В госпиталях не хватало медикаментов…

Мне хотелось написать обо всем этом. Но, естественно, не было никакой возможности напечатать. Нам не разрешалось писать о военных действиях, хотя война шла, люди погибали, кровь лилась. Наши солдаты помогали строить школы, клумбы разводить с цветами — и это было. Но писать об этом в то время, когда идет война, было глупо. И я практически ничего оттуда не написал…»[128]