Сердечные струны - Ребекка Пейсли

— Ваши вычисления абсолютно неверны, мистер Монтана.

Он медленно поднял голову.

— Мисс Уорт, пожалуйста. Разве вы не видите, что я пытаюсь сосредоточиться? — Он сунул руку в карман, достал горсть счетов и немного мелочи и сосчитал их. — У меня тридцать семь долларов пятьдесят четыре цента, это значит… — Он нацарапал еще несколько закорючек на бумаге.

— У вас будет двести сорок восемь долларов двадцать шесть центов после того, как вы заплатите и соберете все, что вам должны, все, что вы должны и все, что вы будете должны после закупки продуктов. И это включая ваши карманные деньги.

Быстро, как только мог, он записал сумму, которую она ему назвала.

— Это именно та цифра, которая у меня вышла, — сказал он, улыбаясь. — Вот видите? Я же сказал, что мне не нужна ваша помощь.

По его усмешке она поняла, что он врал. Ее глаза округлились, когда Теодосия осознала, что он одурачил ее. Высокомерный нахал снова взял верх!

— Вы… вы… вы…

— Испытываете затруднения с выбором правильного слова? Провел вас? Одурачил? Обманул?

— Вы…

— Обманщик? Нахал? Негодяй?

— С каким удовольствием я бы…

— Дали мне пощечину? Ударили меня? Укусили?

— Ради бога, перестаньте.

Он испытывал истинное удовольствие, заставляя ее мысли вертеться, так же, как она не раз проделывала с ним.

— Конечно, я перестану. У меня нет причины продолжать. Я получил то, что хотел. Почему бы вам не получить того, что желаете вы?

— Что? Что я хочу?

— Думал, вы хотите спать. Больше не хотите?

— Я…

— Или вы вначале предпочли бы поцелуй? Считайте это моей платой за то, что вы дали мне ответ на эту сложную арифметику.

— Нет, я не хочу.

— Лгунья.

— Лгунья, — повторил Иоанн Креститель. — Нет сомнений, вы хотели бы, чтобы я спала обнаженной, мистер Монтана.

Смеясь, Роман откинулся на спину, чтобы поглядеть на ночное небо.

Теодосия наблюдала за игрой света в его волосах, струящихся вдоль белого ствола березы у него за спиной. Он расстегнул рубашку; ее широкий вырез открыл ей дразнящий вид его мускулистой груди. Лунные лучики плясали и на его гладкой смуглой коже.

— Если вы закончили изучать мою грудь, мисс Уорт, взгляните вон на ту звезду. — Он указал на небо.

Теодосия быстро отыскала указанную им звезду.

— Интересно, почему она намного ярче, чем другие? — вслух размышлял Роман. — Не напоминает ли вам одну песенку?

— О какой песне вы говорите, мистер Монтана?

— Вы знаете, песенка про звезду. Она звучит примерно… э, не могу вспомнить мотив, но слова там такие… «Ярче, звездочка, свети, нам с тобою по пути. Ты, высоко над землей, освещаешь путь домой».

Она задумалась над тем, что его воспоминания о песне были такими смутными.

— Откуда вы знаете песню?

Он нахмурился. Должно быть, отец пел ее. Никто другой в его жизни не мог сделать для него такое.

— Я просто всегда знал ее, — уклонился он.

— Понятно.

Был, по крайней мере, один человек в его детстве, который проявлял к нему доброту, размышляла Теодосия. Кто-то, кто не пожалел времени, чтобы разучить с ним песню. И кто бы он ни был, Роман пробыл с ним недолго, иначе его воспоминания были бы ярче.

Что-то потянуло ее за сердце, когда она подумала, каким печальным и одиноким, очевидно, было его детство.

— Только не начинайте, — предостерег ее Роман, заметив выражение глубокой задумчивости на ее лице. — Что бы вы ни пытались разгадать во мне, держите это при себе.

Она подобрала несколько камешков, которые он ей бросил, и стала перекатывать их между пальцами.

— Очень хорошо. Что бы вы хотели обсудить вместо этого?

Он выбрал безобидную тему.

— Мы говорили о звезде.

— Нет, мы говорили о песне. Вы знаете ее мотив? — Она стряхнула листок, который спланировал ей на волосы. — Я никогда не слышала, чтобы это стихотворение пели, но читала его. Это стихотворение для детей, написанное Энн и Джейн Тейлор в 1806 году, и, должна сказать, нахожу его бессмысленным уже потому, что звезда, как таковая, не может освещать путь. Одного ее света совершенно недостаточно, чтобы освещать дорогу путнику. В ночное время землю освещает свет луны, которая фактически во много раз меньше подавляющего числа звезд, свет которых доходит до нас, но она кажется нам крупнее и ярче, поскольку расположена неизмеримо ближе, чем вышеупомянутые небесные тела, являющиеся шарообразными скоплениями раскаленного газа, который светится своим собственным светом. Он игнорировал ее научное объяснение и продолжал смотреть на звезду.

— Знаете, на такие яркие звезды, как эта, можно загадывать желание. — Он решил, что отец рассказал ему и о загадывании желаний.

— Желания? — повторила про себя Теодосия. Она еще раз взглянула на звезду. — Яркость звезд определяется их величиной, способ, дошедший до нас из классической древности. Звезда первой величины в два с половиной раза ярче звезды второй величины, которая, в свою очередь, в два с половиной раза ярче звезды третьей величины…

— Мисс Уорт?

Она оторвала взгляд от звезды и посмотрела на него.

— Так как насчет загадывания желания?

— Желания, мистер Монтана?

— Разве вы никогда не загадывали на звезду? Она легла на свою каменистую постель.

— Я верю тому, что говорит об этом Джон Адаме: «Факты — упрямые вещи; каковы бы ни были наши желания, наши намерения или веления страстей, они не могут изменить состояние фактов или свидетельств».

Роман поднял сухую веточку, почертил ее концом на земле, затем отбросил в тень.

— Да? Что же, позвольте сказать, что я думаю о вашем мистере Джоне Адамсе. Не он составляет мне компанию, когда я скачу ночами по бесконечным дорогам. Он не предлагает ничего, что можно посчитать, когда я не могу уснуть. Не на него приходится смотреть, когда хочется увидеть что-то, что могло бы отвлечь от тревог дня. И кому, черт возьми, какое дело до того, что этот Джон Адаме говорит о загадывании желаний? Если бы он больше загадывал их, может, стал бы первым президентом, а не вторым.

Не видя смысла продолжать этот спор, Теодосия закрыла глаза и постаралась уснуть.

Роман смотрел, как она мечется и ворочается. Наконец, примерно через четверть часа, она затихла, и он понял, что девушка уснула.

Он растянулся на тюфяке и снова посмотрел на небо.

Для Теодосии цветы не были просто чем-то красивым, чем можно любоваться: их нужно изучать, разбирать корень и все прочее; чтобы успокоиться, ей недостаточно сделать глубокий вдох; она цитировала латинские слова, имеющие отношение к раздраженному настроению. Она не знала, каков дождь на вкус или каково ощущение прохладных простыней на обнаженной коже, даже никогда не загадывала на звезду.