Весенняя коллекция - Джудит Крэнц

— Но что же они будут вам показывать? — упорствовала Мод. — Я поняла, что вы хотите, чтобы они примерили ваши платья.

— Вовсе нет, синьора, — ответил Марко. — Я просто хотел увидеть, как они умеют носить что угодно. Неважно, что на них надето, важно, как они умеют это подать.

— Ну и? — с вызовом спросила она.

— Например, я могу дать им свою одежду, всегда интересно, как женщина носит мужскую одежду, и попросить их примерить то, что им понравится, и передать свое к этому отношение. — Он взял свой твидовый пиджак и длинный шарф, лежавшие на стуле, и протянул их Эйприл, потом, немного подумав, добавил еще красный шерстяной жилет, который, вероятно, надевал под пиджак. — Вон там комната, где вы можете переодеться, — сказал он.

— Мне надо использовать все? — спросила Эйприл невозмутимо.

— Как пожелаешь, bella, — ответил он, улыбаясь ей, как старой приятельнице. — Ты ничего не можешь сделать не так, это же не экзамен.

Эйприл вышла, а Марко стал обсуждать с Майком достоинства различных фотоаппаратов, а я тем временем быстро соображала. Все понятно, Марко хочет проверить, как девушки двигаются.

Манекенщицы могут быть потрясающими красавицами, но только немногие умеют ходить по подиуму. Показы мод стали в последнее время настоящими шоу — театр вперемежку с цирком, и, чтобы привлечь внимание публики, просто расхаживая по подиуму, нужен особый талант. Девушки должны быть обворожительны, как Этель Мерман, зажигательны, как Джозефин Бейкер, и блистательны, как Марлен Дитрих. А Марлен Дитрих неповторима. Великие манекенщицы — прирожденные эксгибиционистки, у них просто не должно быть страха сцены, они умеют так поводить плечами, вертеть попками и тянуть носочек в туфлях на каблуках, что даже я поражаюсь. Им приходится играть перед тремя сотнями обезумевших фотографов, слепящих их вспышками, и перед тысячью профессиональных модельеров, чье суждение о продемонстрированном платье во многом зависит от того, как оно было показано.

Я сидела и чувствовала свою полную беспомощность. Если бы я могла зайти в ту комнату, объяснить девочкам, что происходит, подсказать, как себя вести! Стоп, но разве вчера у Некера девочки не показали, что умеют себя подать? Моя работа состояла в том, чтобы обеспечить их контрактом, я не обязана вводить их и дальше в профессиональную жизнь, а сейчас мои девочки действительно оказались на конкурсе, и гораздо более серьезном, чем вчерашний.

Появилась Эйприл. Она обмотала жилет вокруг шеи, и он свисал с одного плеча, как короткая пелерина. Волосы она решила убрать и затолкала их под жилет, так что их почти не было видно. Руки она засунула за пояс брюк и выставила локти вперед. Она шла на нас быстро, подбородок вверх, никакой улыбки. Колени при шаге почти заплетались одно за другое, бедра раскачивались из стороны в сторону. Обычно она — королева, но сейчас перед нами была уличная девчонка, наглая и развязная. В нескольких метрах от нас она резко остановилась, развернулась на каблуках и замерла с улыбкой, которая, казалось, говорила: «Да пошли вы!..»

— Ну и ну! — воскликнул Майк. Так, кажется, принято выражаться у фотографов, но в голосе его я уловила чуть обиженные нотки. Даже камера его словно встала на дыбы. Эйприл ушла точно так же, виляя задницей, как заправская шлюха, и тут же вернулась. Волосы ее были распущены по плечам, она вновь была королевой.

— Я забыла свитер, — сказала она скромно.

— Браво, Эйприл. Ты отлично умеешь шляться по улицам.

— Только когда это уместно. Просто в мужской одежде есть что-то… это меня заводит. Странно, правда? — мило улыбнувшись, сказала она.

— Ничего странного, — успокоил ее Марко, потрепав по руке, как заботливый дядюшка. — А теперь ты, Джордан, будь так любезна… — И Марко указал ей на импровизированную уборную. Джордан неохотно направилась туда, всем своим видом показывая, что ей не нравится быть средним ребенком.

Джордан отсутствовала в два раза дольше Эйприл. Появилась она в пиджаке, крепко стянутом у пояса шарфом. Воротник пиджака был поднят, она уткнулась в него подбородком. На ней были черные очки. Шла она, задумчиво уставившись в пол, не вынимая рук из карманов, полностью погруженная в себя. Ступала она ровно и размеренно, ставя ноги почти параллельно. Я сразу увидела кинозвезду, которая занята собственными мыслями и хочет только одного — пройти незамеченной сквозь толпу зевак. В полуметре от Марко Джордан остановилась и, высвободив одну руку, приспустила очки и взглянула на него. Одарив его улыбкой, которая говорила: «Берегись, детка, я еще тобой займусь», она так же медленно удалилась.

— Боже! — прошептал он.

— Ага! — согласился Майк, судорожно меняя фотоаппарат.

— Теперь твоя очередь, Тинкер, — сказал Марко.

Тинкер взглянула на меня холодно и понимающе. «Если бы она была первой, — подумала я, — все было бы не так плохо, но после Эйприл и Джордан что может бедняжка изобразить?»

Мне показалось, что Тинкер готовится целую вечность, я с трудом удерживала себя, чтобы не пойти выяснять, не случилось ли чего. Наконец дверь распахнулась, появилась Тинкер, и я сразу поняла, почему она возилась столько времени. Она боролась со своими проклятыми волосами, и теперь они свисали по плечам с той небрежностью, которой может достичь только опытный парикмахер. Она была по пояс обнажена, только обмотала вокруг шеи шарф Марко.

Очень неплохо, но Тинкер так и стояла в дверном проеме, безжизненно опустив руки. «Иди же, — взмолилась я, — ради всего святого — иди!» Это же не стриптиз, надо показать походку! Идиотка, волосы — они же не ходят! Наконец она подняла руки и намотала на них концы шарфа. Я с облегчением вздохнула.

Тинкер подошла к нам, походка никакая, на лице — только выражение паники. Она превратилась в хорошенькую девочку, которая забыла надеть свитер. Я не верила собственным глазам! У этой девчонки таланта и красоты больше, чем у девятнадцати из двадцати наших моделей, она обворожила нас с Джастин с первой минуты, мы несколько месяцев учили ее, как вести себя перед камерой, а она даже пройти нормально не может!

И именно в Париже, всего перед шестью вполне миролюбиво настроенными зрителями она ведет себя, как отмороженная, едва ноги передвигает, спасибо, что не падает. Тинкер наконец остановилась и как зомби взглянула поверх наших голов. Ни финального взгляда, ни жеста. В комнате стояла тишина, если не считать того, что Майк, слава богу, непрерывно щелкал затвором. Наконец Тинкер развернулась и отправилась в примерочную, один раз таки споткнувшись.

Самое худшее — то, что все мы за нее переживали. Она нас как бы посвятила в свои проблемы. А значит, это может случиться и на публике. Она провалит любую модель, даже гвоздь программы.