Черный хлеб (СИ) - Ульяна Жигалова

— Кури под вытяжкой, ни детям, ни больной старухе дым не полезен, — не выдержала я. Я сама тоже курила, но вынужденно пряталась от детей, не подавая им плохого примера.

— У меня ничего не получается, — грустно сказала она, — все бесполезно. Но я не могу оставить сына и уехать. Что мне делать? Я хочу его обнять, а он обходит меня за метр.

— А ты думала, что он за месяц забудет десять лет и бросится на шею? Терпение, дорогая моя. Только терпение и внимание. Не себя жалей — а думай о нем, как тяжело ему. Он отдаляется от меня, но не приближается к тебе. Теперь он был бы одинок, если бы не Тошка. Время, дай им время.

Неожиданно произошло еще одно событие — вернулся Георгий, которого я давно уже похоронила. Оказалось, ему хорошо дали понять, что шантаж не пройдет, но первую-то сумму он получил, что и дало ему возможность остаться на островах. А там нашлась одинокая мадам…. Короче, как всегда. Лев велел разыскать его, и сообщить о болезни матери.

Георгий забрал мать, поселился с ней в ее квартире, нанял сиделку, устроился на работу — в ЧОП, к бывшему коллеге. Я через день заходила проведать свекровь, и проверить работу сиделки.

Конечно, надолго Гошика не хватило, он начал ныть, что ему тяжело, за что ему такое и так далее. Потом начались истерики, что я виновата во всем — нашу жизнь порушила, мать довела до болезни. Выпив, он мог явится и в два и три часа ночи.

Наталья, которая теперь жила в комнате свекрови, наблюдала это с презрением. Я боялась, что его дебоши станут поводом к насильственному увозу ребенка.

К счастью, она просто вызвала охрану, Гошика увели и больше он не вернулся. Домой к нам. Зато приходил ко мне на работу, звонил и ныл. Я его жалела, оставалась со свекровью вечерами и в выходные, когда ему надо было выйти проветриться. Так что дети много времени стали проводить с Наташей, она возила их к репетитору, в кино, на кружки.

Ожидаемо, к Новому году Кирилл дал согласие поехать к матери в Женеву.

Наталья летала на крыльях, Кир смущался меня, Антон дулся — весь букет. Потом решили, что поедем все вместе на новогодние каникулы, и, если Кирилл решит, он останется, а мы вернемся. Билеты, визы и паспорта оформлял Лев Александрович.

Жизнь внесла свои коррективы — умерла свекровь, мне пришлось остаться, дети улетели с Натальей. Я старалась не плакать, убеждая себя, что он уедет к родной матери, но сердце все равно разрывалось.

Антона привезли 11 января, Кирилл остался с матерью. Наша квартира опустела, Антон мало делился впечатлениями от поездки. Мы не говорили о Кире, но скучали сильно.

Закончились каникулы, началась работа и школа. Нам пришлось привыкать. По привычке я звала обоих детей,

— Антошка, Кирюха идите ужинать! — выходил Тошка, смотрел с упреком.

— Сынок, он сам так решил. Мы должны понять, он хочет узнать своих близких, а мы будем его ждать.

Лев подарил Антону мобильный телефон, что еще было редкостью, тем более у детей. На ноуте установили скайп, и дети могли общаться. Разница во времени делала разговоры поздними, я не разрешала говорить после полуночи.

Так прошел месяц. На разрыве эмоций, с горечью в душе и сумасшедшими надеждами. Однажды вечером Тошка, привалившись ко мне, смотрел телевизор. А я гладила его по голове, распрямляя его отросшие кудри.

— Мам, а можно Кирюха домой вернется? Ему там плохо, он домой хочет, — сказал он.

— Плохо? Его обижают?

— Нет, но школа новая, все на английском, и математика, и история, ему тяжело. Кроме того, везде надо ходить с охраной, тетя Наташа его все время обнимает и тискает как девчонку, и он скучает. Друзей там нет, и скучно, вообще.

— Конечно сынок, пусть возвращается. Мне поговорить с Львом Александровичем?

— Нет, он сам сказал поговорит. Он боится, что ты обиделась и не возьмешь его обратно.

— Глупости какие! Скажи, что мы его ждем! — сильно то не верилось, но у вдруг?

Больше об этом мы не говорили, я думала, что Кирилл не решился сказать такое матери, но к концу февраля Наталья привезла его назад. Нашей радости не было предела — мы обнимались, пацаны наперебой говорили, потом я кормила детей, Кир уплетал «мамины» пирожки и жмурился от счастья.

Наталья смотрела на нас и молчала. Когда дети ушли к себе, и мы слышали только их возбужденные голоса, пришлось обсудить дальнейшую жизнь.

Было решено купить квартиру побольше, но не далеко от лицея, и жить всем вместе. Мне этого не хотелось, но выбора не было, как мать она имела право быть с сыном.

Переезд занял почти три месяца — пока подобрали вариант, пока оформили, обставили новой мебелью. Старую квартиру оставили как есть, я понимала, что Наталья рассчитывает через год-два уехать, и нам придется вернуться обратно.

Когда с переездом было закончено, придя в новую квартиру, я застала некую девицу в форме горничной.

— Господи, Наташа, что это? — еле нашла слова от удивления.

— Это — домработница, Марина, она будет убирать и готовить. Я хочу выйти на работу. Кто-то же должен покормить детей днем? — ее уверенность была непоколебима, для нее это была норма.

— А сами они не могут включить микроволновку? Убрать свою одежду? Им нужна нянька? Они взрослые парни и как-то раньше справлялись! — я была против растить барчуков, и дети были приучены к нехитрым домашним обязанностям.

Битва за право воспитывать детей, так как я считаю нужным, длилась три дня. Дети меня поддержали, им не нужна была дома чужая тетя. Тем более днем, когда к ним приходили друзья и они бесились без взрослых. Я знала эту «страшную тайну», но никогда не запрещала приводить друзей, если дома поддерживался порядок. Мое мнение — дома лучше, чем слоняться по улице и по подвалам. В конце концов мы победили.

Наталья вышла на работу, дети успокоились. Потихоньку наша жизнь вошла в колею. К сожалению, подругами с Натальей мы не стали — слишком разный менталитет, слишком