Соколиная семья - Яков Михайлик

Это был единственный случай в моей практике за время войны. Такого боя мне больше не приходилось вести.

Уже на аэродроме я увидел, что на моем яке нет нижнего капота. Он был сорван очередью мессершмитта в момент последней лобовой атаки.

Техник звена Алексей Погодин и механик самолета Юрий Терентьев в один голос заявили:

— Не беспокойтесь, товарищ командир, машина будет отремонтирована вовремя.

Заранее поблагодарив своих старательных помощников, я пошел к командиру эскадрильи, чтобы вместе с ним доложить на КП о выполнении боевого задания. На командном пункте были Мельников, Бенделиани, Верещагин, Норец и Ганзеев. Балюк рассказал обо всем, заслуживающем внимания командования, затем добавил:

— Между прочим, Михайлик провел любопытный бой – шестнадцать лобовых атак, в том числе и в необычном положении, вверх колесами дрался с мессершмиттом.

— Ай да Яков! — воскликнул горячий кавказец. — Молодчина!

— Трудно пришлось? — спросил помощник начальника штаба, отодвигая блокнот, в котором он только что сделал записи со слов командира эскадрильи.

— Обрисуй вкратце, — попросил замполит. Пришлось воспроизвести картину воздушного поединка с вражеским истребителем.

— Вот что, Михайлик, — выслушав мой рассказ, посоветовал командир полка, надо об этом побеседовать с молодежью.

— Обязательно, — подхватил капитан Норец. — И не откладывая в долгий ящик. Новая эскадрилья Ривкина (с конца ноября полк стал трехэскадрильным) сегодня же соберется в полном составе. Там нужно выступить в первую очередь.

— Хорошо, — согласился Мельников, — дело решенное.

Раздалась резкая телефонная трель. Подполковник Верещагин поднял трубку и тотчас же передал ее командиру полка, предупредив, что на проводе полковник Утин.

— Кобылецкого? — переспросил Мельников. — А как же! Знаю, воевали вместе… Должность? Моим помощником по воздушно-стрелковой службе пойдет? Тогда я немедленно вылетаю за ним… До свидания.

По тому, как с самого начала разговора о Кобылецком оживился Чичико Кайсарович Бенделиани, по его восклицанию: Вано будет с нами?! — я понял, сколь был расположен майор к незнакомому мне человеку, сколь обрадовался тому, что этот человек прибудет в наш полк.

Командир полка приказал инженеру Коберу подготовить самолет По-2 и вскоре улетел за капитаном Кобылецким, несмотря на довольно скверную погоду. Значит, ему тоже хотелось побыстрее встретиться со своим будущим помощником, которого, как я понял, он не видел с начала августа.

Я попросил Бенделиани рассказать о капитане Кобылецком, чтобы иметь хотя бы мало-мальское представление о нем. И вот что я узнал об Иване Ивановиче так звали Кобылецкого.

В 1938 году он окончил летную школу и в числе других советских авиаторов-добровольцев был направлен в Китай, революционная армия и трудящиеся массы которого вели в ту пору борьбу с японским милитаризмом. Именно там молодой интернационалист получил боевое крещение и соколиную закалку под руководством опытных командиров, прошедших войну в республиканской Испании, в том числе и Т. Т. Хрюкина, который командовал здесь, под Сталинградом, 8-й воздушной армией.

Начало Великой Отечественной войны И. И. Кобылецкий встретил на юго-западе страны. За сравнительно короткое время он совершил несколько десятков боевых вылетов. Только на киевском направлении и непосредственно в районе украинской столицы смелый, находчивый летчик 50 раз водил свою крылатую машину на разведку войск. противника.

И воздушных боях – а они были в ту пору весьма ожесточенными – Кобылецкий сбил 2 фашистских самолета лично и 17 совместно со своими однополчанами. За мужество и отвагу он был награжден орденом Ленина и двумя орденами Красной Звезды.

С Юго-Западного фронта И. И. Кобылецкий направляется в Сталинград. Здесь старший лейтенант, не жалея своих сил и самой жизни, самоотверженно дрался с гитлеровскими истребителями и бомбардировщиками и снискал славу незаурядного воздушного бойца. Особенно памятно для него четыреста первое боевое задание. Вот что об этом написал мне из Киева Герой Советского Союза подполковник в отставке Иван Иванович Кобылецкий в 1969 году (письмо привожу в сокращенном виде):

17 августа 1942 года в 3 часа 15 минут утра мы получили боевое задание сопровождать группу илов для нанесения бомбоштурмового удара по переправе, восстановленной противником предыдущей ночью в районе Калача. В случае появления вражеских истребителей мне и моему ведомому было приказано принять бой на себя.

Сначала появились восемь Ме-109. Мы вступили с ними в бой. Потом подошла еще четверка гитлеровских истребителей. В результате схватки я сбил два вражеских самолета. Тем временем фашисты подожгли машину моего ведомого (не однажды отбивал я атаки мессершмиттов, заходивших в хвост его яка, а на этот раз не успел – слишком неравны были силы). Когда летчик выпрыгнул с парашютом, истребители противника попытались расстрелять его в воздухе, но я не допустил их к нему. Замечу кстати, что впоследствии мы встретились с ведомым в 360-м эвакогоспитале.

Примкнуть к основной группе наших самолетов мне не удалось. Оставшись один, я продолжал вести ожесточенный бой. Убедившись в том, что я не только успешно обороняюсь, но и нападаю, немецкие летчики решили свести со мной счеты. К тому времени штурмовики успешно выполнили боевое задание. Это главное, во имя чего одному пришлось драться против целой эскадрильи.

Бой продолжался. Во время воздушной дуэли осколки снаряда попали в мотор моего самолета и повредили бензосистему. Загорелся двигатель, хотя работал он бесперебойно.

Подо мной была территория противника, поэтому о прыжке с парашютом не могло быть и речи. Убедившись что ручка управления действует безотказно, я продолжал вести бой. При этом старался оттягивать неприятеля в сторону наших наземных войск, к востоку.

Пламя начало обжигать мне руки, лицо… Больше всего я боялся, чтобы огнем не испортило глаза. Закрою фонарь кабины – нечем дышать, открою – пламя начинает бушевать еще больше. Пришлось высовывать голову из кабины, закрывая лицо рукой.

Сбить пламя маневрированием самолета не удалось. Пожар перекинулся с мотора на правую плоскость. А вскоре запылала и левая. При таком положении бензобаки могли взорваться в любую минуту. Не дожидаясь этого, делаю переворот. При выводе из пикирования правой плоскостью зацепил за верхушку высокого дерева, и самолет качнуло вправо. Выполняя петлю Нестерова, выбрал момент, когда машина находилась вверх колесами, оторвал ручку управления от себя, отстегнул ремни и вниз головой вывалился из кабины. Падая, попал в плоский штопор. Пока вышел из него, дернул за вытяжное кольцо парашюта, высоты оставалось 500 – 450 метров. Шелковый купол не сразу наполнился воздухом, а когда произошел аэродинамический хлопок, было уже поздно: я со всего размаху ударился о землю и потерял сознание…