Вишенки в огне - Виктор Бычков

– Э-э, Кузьмич. И знали, и готовились. Да тут политика, туды её мать.

– Хороша политика, если солдатскими жизнями писана. Только служивые жизнями своими рассчитываются. Плоха та политика, грош ей цена.

Кузьмич смачно сплюнул, взмахнул рукой, как от безысходности, пошёл куда-то в сторону костра, что слабенько грел несколько солдатских котелков.

– Не удивляйся, сержант, что мы так с солдатом, с Кузьмичом.

Отец это мой. Приехал в гости в субботу двадцать первого июня, а тут война. Вот и пристал к нам, к батальону. А ты иди, не стой над душой, собирай взвод. Я знаю твёрдо, что бегунками кишмя кишит лес. Не дай им превратиться в дезертиров, помоги им остаться солдатами. Солдатом руководить надо, командовать. Вот иди и командуй, руководи.

К исходу дня Кузьма вместе с Андреем Суздальцевым, Агафоном Куцым смогли задержать и привести к капитану Колпакову семнадцать человек вместе с лейтенантом. Это оказались остатки роты хозяйственной части при штабе 10-й армии Западного фронта.

– Мы оказывается однополчане, – улыбнулся Кузьма, когда лейтенант Бондарев рассказал о прежнем месте службы младшему сержанту.

– Да-а уж. Мы теперь все однополчане.

Капитан Колпаков назначил лейтенанта-интенданта командиром роты.

– Познакомься с командирами взводов, составьте списки личного состава. Должен быть строгий учёт подчинённых. Безымянных солдат быть не должно, впереди тяжкие бои. Возьмите на учёт всё вооружение, боеприпасы, Кузьмич у нас будет начальником тыла. Запасы продовольствия – на строгий контроль. Выдавать пайки по самому минимуму. Если будет возможность, постараться накормить людей горячей пищей. А то указывать на ошибки других легче лёгкого. А вот теперь сам, Кузьмич, испытай на себе прелести командирской должности. Будем выходить из окружения, пробиваться к своим. Так что рая я вам не обещаю в ближайшие дни, а вот бои будут, и будут нешуточными, смертельными, отцы-командиры.

Шли теперь по всем правилам военной науки с дозором, боевыми охранениями.

В авангарде шёл рядовой Куцый вместе со своим отделением в количестве четырёх солдат. На эту должность его назначил командир взвода младший сержант Кольцов, придав ему троих пехотинцев и одного сапёра, которые буквально за час до марша наткнулись на подразделение капитана Колпакова. Правда, на одного солдата не хватило оружия.

– Ты откуда такой к нам свалился без оружия, сынок? – пристал к нему старый солдат.

– Я сапёром служил, а там оружие не положено, – оправдывался красноармеец. – А сейчас не знаю, как быть без оружия. Вот, только топор, – с этими словами сапёр вытащил из – за пояса топор с отполированным руками топорищем.

На что ему Кузьмич мудро посоветовал:

– В бою добудешь. Лучше всего у врага. Однако будь внимателен: как только товарищ упал, не дай, Господи, ты его ружьишко-то и бери, подними. Негоже оружию валяться бесхозным: оно стрелять должно по врагу. Понятно? Извини, не по моей вине оружейные склады отстали. Но и ты, солдат, за это время уже смог бы достать винтовку-то, понятно я говорю? А то бежал без оглядки, а воевать за тебя кто будет? – стыдил красноармейца старик. – Воевать и доставать оружие для тебя никто не обязан. Сам, всё сам должен делать, служивый. Потом только сможем погнать врага в обратную сторону, если все вместе поднатужимся. А топор отдай мне: нам он ещё пригодится. Хотя, – старик снова глянул на солдатика, заговорил уже с теплотой в голосе:

– Хотя, служивый, ты вроде как молодец. Вишь, своё штатное оружие, топор то есть, не бросил. Значит, и настоящее оружие из рук не выпустишь. Надеюсь я на тебя, сынок… верю тебе. Вот оно как…

В арьергарде вышагивал Николай Кузьмич вместе с пятью солдатами, что выделил капитан для тылового обеспечения. На телеге, запряжённой двумя немецкими битюгами, лежал тяжело раненый командир роты старший лейтенант Зимин. Там же в изголовье и в ногах находилось нехитрое имущество подразделения: несколько комплектов солдатских гимнастёрок и галифе; четыре цинка с патронами; два ящика немецких гранат и ещё что-то. Посторонних до своих кладов Кузьмич не допускал, оберегал пуще всего.

– Хорошие колотушки, картошку толочь очень удобно, – отозвался о гранатах Николай Кузьмич. – А в бою жаль, что сразу взрываются: отвинтил колпачок, дёрнул резче за шарик на шёлковой верёвочке, посчитал до трёх-четырёх, да и бросай к чёртовой матери. Только не затягивай, не то сам взлетишь. Зато и в рукопашной, в случае чего, можно использовать как небольшую булаву. Сам пробовал: работает безотказно. По голове фрицу если въехал, в тот же миг в Германии приступили оплакивать несчастного.

Впервые минуты встречи Кузьмич сразу же конфисковал консервы, что добыли Суздальцев с Куцым прошлым вечером.

– У меня будет надёжней, не съедите. Поделим на всех. Ишь, что удумали? Скрыть от меня решили. Крысятничать и в мою молодость нельзя было: морды били за это.

Что из продовольствия лежало у запасливого солдата в двух вещевых мешках, можно было лишь догадываться. Однако, как впоследствии оказалось, утром кипятили настоящий чай и пили с сухарями, а вечером была самая настоящая каша с немецкими консервами.

Бывший танковый экипаж Кольцова переоделся в общевойсковую форму и теперь совершенно не выделялся среди всех остальных солдат. Кузьма держал при себе связным рядового Андрея Суздальцева.

На исходе вторых суток марша от шедшего в авангарде Куцего прибежал посыльный, доложил, что впереди непроходимое болото.

И если обходить вокруг, то ещё неизвестно, где и как это можно сделать. Поскольку шли с обозом, то Агафон выбирал просеки или мелкий подлесок, кустарники, где можно было пройти с телегой. А тут тупик. На совещании у капитана Колпакова Куцый обстоятельно и подробно лично докладывал обстановку.

– Болотом не пройдём по всем данным. Обходить вокруг – я не знаю этой местности. Но, судя по всему, болото огромное, а карты у нас нет, – Агафон чертил прутиком на земле. – Правее метров четыреста находится какое-то село. Оно вытянуто с километр вдоль леса на краю болота почти строго с севера на юг. С той, западной стороны, большое пшеничное поле, несколько колков на нём. Сразу за деревней снова начинается лес. Я ходил туда по кромке болота, проверял. Надёжный лес. Мне кажется, он так и будет тянуться по кромке болота. Но вот на какое расстояние – не знаю, тут карту бы… По полям идти нам рискованно: много нас. Не спрячешься. Если обходить вокруг, то ночи сейчас лунные, светлые, могут обнаружить. Так что, остаётся только лесом…

– Ну и что ты предлагаешь, следопыт? – капитан с интересом слушал солдата, внимательно рассматривая нарисованную им схему. – И откуда ты такой грамотный к нам попал?

– А у нас в экипаже все такие, – не стал скромничать Агафон.

– Так что ж ты предлагаешь, танкист? – ещё раз спросил капитан.

– У кого какие будут мнения?

– В деревне есть немцы. Я проверил. Говорил с пареньком лет пятнадцати, он подтвердил, что со вчерашнего вечера там встали около тридцати солдат с офицером. Паренёк не разбирается в званиях, но что офицер – точно. Я сам видел, когда лежал полчаса в огороде. По всем данным, это один немецкий взвод.

– Наш пострел везде успел, – с чувством гордости произнёс Кузьмич.

Агафон определённо ему нравился своей рассудительностью: обстоятельный человек, серьёзный. А таких людей любил старый солдат.

– Ну – ну, – поощрил Куцего. – Говори, говори, мил человек. Я чую, у тебя уже есть свой план, а мы послушаем.

– Прямо посреди села, рассекая его почти пополам, с запада на восток проходит дорога. Она идёт с поля, пересекает населённый пункт и уходит в лес. А он начинается сразу за огородами, метрах в пятидесяти. Следовательно, эта дорога должна уходить лесом до какого-то следующего населённого пункта. Просто так дороги по лесу не проходят.

– Ну и? – поторопил Колпаков.

– На мой взгляд, если эту развилку в деревне захватить минут на двадцать, то основные силы как раз успеют ускоренным маршем пройти через село и углубиться в лес. А мы следом, – как уже о решённом деле закончил Агафон. – И подойти можно почти незаметно: по дороге к деревне слева вытянут небольшой колок с полгектара площадью. Там можно сосредоточиться перед броском.

– Ты смотри: обрисовал лучше некоторых начальников штабов, – восхищённо произнёс Николай Кузьмич. – Утверждай план, командир! – обратился уже к сыну.

– Не кажи «гоп», – осадил отца капитан.

Но не всё так гладко оказалось на самом деле. С наступлением темноты с промежутком в пятнадцать минут вдоль деревенской улицы проезжал немецкий патруль на мотоцикле. Доезжал до одного края, там разворачивался и сразу же направлялся в другой конец деревни. Перекрёсток пересекал с немецкой пунктуальностью – раз в семь-восемь минут туда и обратно. Возникла большая вероятность, что подвижной патруль может засечь передвижение воинского подразделения. Куцый обо всём доложил капитану Колпакову.