На скалах и долинах Дагестана. Герои и фанатики - Тютев Фёдор Фёдорович Федор Федорович

Произнеся мысленно эту угрозу, Спиридов быстро зашагал прочь от дома Элен, куда какой-нибудь час тому назад он входил полный самых радужных, сладких надежд.

Взятый русскими три года тому назад и вновь предоставленный горцам Ахульго в мае 1839 года представлял из себя первоклассную крепость. Наученный горьким опытом штурма 12–13 июня 1837 года, Шамиль исправил все недостатки и слабые места первого укрепления с искусством заправского инженера; благодаря этому, Ахульго, уже от природы наделенное всеми качествами природной крепости, было стараниями горцев обращено в неприступную твердыню, о которую должны были разбиться, по мнению Шамиля и его сподвижников, непобедимые доселе русские войска.

Впрочем, после взятая Бартуная, а в особенности Аргуани, вера в возможность удержать русских стенами какой бы то ни было сильной и неприступной крепости значительно пошатнулась в Шамиле.

Он понял, что без артиллерии почти нет возможности удержать атакующие части. Одного ружейного огня для этого было недостаточно. При штурмах аулов всякий раз повторялось одно и то же: не успевали горцы дать несколько, по обыкновению, суетливых выстрелов, как русская пехота была уже у стен передних сакль и, имея численный перевес над их защитниками, без труда овладевала ими, в свою очередь укреплялась там и открывала убийственный огонь по следующему ярусу сакль. Обстреляв их и расстроив своими залпами осажденных, штурмующие колонны снова бросались в штыки и, овладев вторым ярусом, повторяли тот же прием. Так продолжалось до тех пор, пока большая половина аула не была взята, после чего бой принимал характер одиночного поединка, кипевшего одновременно на всех пунктах, причем горцы действовали вразброд, отдельными кучками защищая занимаемые ими сакли, русские же — общей массой, поддерживая и усиливая друг друга, благодаря чему в каждом любом пункте они могли появляться в большем против защитников числе. Главное же преимущество русских было в их артиллерии. В те время, когда горцы должны были сидеть сложа руки и ждать приближения неприятеля на ружейный выстрел, русские пушки своими снарядами уже наносили им жестокий вред, разрушая стены, пробивая крыши и заранее деморализуя защитников.

Сознав огромную пользу артиллерии, Шамиль неустанно думал о заведении таковой и у себя, но до сих пор ему это никак не удавалось сделать.

Он писал в Константинополь султану, прося выслать хоть несколько горных орудий, и султан под давлением англичан поспешил отправить целый корабль, нагруженный всяким оружием, но корабль этот около Черноморского побережья потерпел крушение и был захвачен русскими, причем попался в плен ехавший на нем англичанин, купец Бэль, тайный агент английского правительства, посланный волновать горцев против России.

По приказанию императора Николая, он, однако, был немедленно отпущен. Русское правительство ограничилось лишь сообщением этого факта в Константинополь, где секретарем английского посольства был мистер Ургуарт, заклятый враг России, принимавший деятельное участие в возбуждении против русских горцев Черноморского побережья.

Переход русских через реку Койсу 12 июня и укреп-ление их на правом берегу можно было считать началом блокады Ахульго.

На этот раз, вопреки своему обыкновению поражать неприятеля быстротой натиска, генерал Граббе не спешил со штурмом, что лучше всего показывало Шамилю, насколько серьезно командующий отрядом смотрит на дело занятия Ахульго. Чтобы иметь постоянные сведения о всех делаемых неприятелем приготовлениях, Шамиль завел множество шпионов, по нескольку раз в день сообщавших ему обо всем, что происходило в русском лагере. Сведения эти, конечно, были чрезвычайно важны и полезны, но слабая сторона системы заключалась в том, что большинство этих шпионов из присущей горцам алчности к деньгам с одинаковой готовностью служили русским, которые через них, в свою очередь, прекрасно знали обо всем, что делалось и даже говорилось в Ахульго.

Был теплый июньский вечер. Заходящее солнце золотило вершины гор, сгущающиеся тени широкими косыми полосами ложились на долины и по скатам гор. В прозрачном, теплом воздухе стояла невозмутимая тишина; утомленная дневным зноем, природа как бы дремала перед тем, чтобы погрузиться в глубокий сон.

Шамиль, возвратившийся из объезда, сидел в своей сакле, погруженный в глубокие думы. Последние неудачи сильно поколебали железную энергию имама, минутами он начинал терять надежду на успех своего дела. Больше всего его смущала недобросовестность султана и шаха персидского. С самых первых дней возникновения мюридизма на Кавказе, еще при первом имаме Кази-мулле, турецкий султан обещал самую горячую поддержку кавказскому мусульманству. «Вы только, — постоянно повторяли агенты султана, — начинайте. Как только пламя газавата охватит Чечню и Дагестан, падишах объявит русским войну и пришлет свои войска, которые помогут вам изгнать русских с Кавказа».

Впоследствии, при Гамзат-беке, турки повторяли те же обещания, но обещаниями все и кончилось.

В таком же духе говорили и персы. Мечтая о возвращении только что отторгнутых провинций, шах-ин-шах был бы не прочь воспользоваться для этих целей услугами горцев, но так как они сами нуждались в помощи, а персы после разгрома, нанесенного им Паскевичем, таковую дать не могли, то дальше праздных разговоров и обмена подарками дело не шло.

Объявив себя имамом, Шамиль, как всякий мусульманин, твердо веривший в могущество Оттоманской империи, первым долгом обратился к султану с просьбой прислать ему побольше оружия, пороха, снарядов, денег, а главное, доставить на Кавказ вспомогательный корпус турецких войск. За это он, в свою очередь, обещал, выгнав русских с Кавказа, присоединить таковой к Турецкой империи.

В ответ на это требование повелитель правоверных прислал одного из самых уважаемых в мусульманстве духовных лиц — шариатного кадия Гуссейн-эфенди — с письмом, подарками, в сущности, весьма незначительными, и целым коробом самых горячих пожеланий успеха делу. Собрав толпы народа, Гуссейн-эфенди произнес вдохновенную речь, в которой не поскупился в самых лестных выражениях превознести храбрость, опытность и религиозность великого и славного имама, заклинал слушателей до последней капли крови стоять за веру отцов, весьма энергично и красноречиво проклинал русских, еще того красноречивей живописал райские наслаждения, которые ожидают павших в бою с неверными, причем в описаниях гурий касался таких подробностей, как будто только что приехал от них сам, и в заключение раздал присутствующим бесчисленное множество амулетов, долженствовавших, по уверению красноречивого кадия, предохранить владетелей их от всякой беды и даровать им успех и счастье в бою.

На этом миссия Гуссейн-эфенди исчерпывалась. Никаких вспомогательных войск султан присылать и не думал. Что касается денег и оружия, то у турок у самих было очень мало как того, так и другого. В этом случае Шамилю оказали помощь, и весьма значительную, англичане, то и дело доставлявшие на персидских судах целые транспорты ружей и пороха. Шамиль имел даже преимущество перед русскими войсками, Ружья и порох, доставляемые англичанами, были несравненно лучшего качества, чем у русских[21].

Изверившись сам в поддержке турок, Шамиль тем не менее с упорством фанатика продолжал морочить ею своих легковерных единоверцев. Вот и сегодня, проезжая по аулу, он приказал собрать у мечети побольше народу и прочел ему полученное им от султана письмо. В этом письме говорилось, будто турецкие войска уже собраны на границе. Корабли снаряжены, и скоро знамена падишаха вступят в русскую землю.

— Стойте вы только твердо, — увещевал султан, — не допускайте гяуров завладеть вашей землей, продержитесь каких-нибудь два-три месяца, и тогда вы навсегда избавитесь от них. Вы теперь и вообразить себе не можете о том благополучии, какое в скором времени ожидает вас. Все богатство русских, живущих на Кавказе, а также их союзников грузин султан отдает вам вместе с Тифлисом, который вам помогут взять турецкие войска, высадившиеся на побережье Черного моря. Подумайте, сколь богатая добыча ожидает вас. Самый последний бедняк, не имеющий теперь даже осла, будет владеть целыми табунами коней. Те, кто теперь изнывает в тяжелом труде, чтобы заработать себе и семье своей дневное пропитание, забудут, что такое труд. За них все работы исполнят их рабы, русские и грузины. Грузинские девушки и казачки, славящиеся своей красотой, так дорого оцениваемые ныне на восточных рынках, пойдут по цене немного большей, чем оцениваются овцы, — так много будет их. Каждый из вас будет иметь по одной такой гурии для себя и целый десяток на продажу. Дорогими тканями вы украсите сакли ваши, а оружие ваше и конские седла будут сплошь отделаны серебром. Своих жен вы оденете как цариц, а девушкам вашим станет трудно ходить под тяжестью золотых монет и украшений. Вот какие радости ожидают вас, если вы до конца исполните долг ваш, как подобает каждому мусульманину.