Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль

по вечерам и ночью можно было смотреть, как в глубине этого крошечного храма поблескивает изящная фигурка, освещенная пламенем маленьких свечей. Тем временем Бальтазар предпочитал затачивать концы палок и устраивать ловушки для птах, которые на следующее утро служили украшением нашего завтрака. Глаза некоторых птиц считались у пунийцев самым изысканным яством.

* * *

Как я тебе уже говорил, Прозерпина, через три дня мы остановились на ничем не примечательном участке равнины, покрытом скудной растительностью.

– Вон там, да, именно там появилась мантикора, – сказал Куал, указав на какую-то точку среди желтоватой пустоши, по которой тут и там были разбросаны безымянные кустарники.

Пастух тыкал пальцем, и рука его дрожала не переставая. Когда мы велели ему двигаться дальше, он отказался, полумертвый от страха. Бальтазар Палузи подошел к нему.

– Ты такой трус, что даже в сопровождении двенадцати мужчин боишься несуществующего чудовища? – упрекнул он пастуха и подтолкнул его, невзирая на сопротивление.

Мы двинулись вперед. Все без исключения. Последние сто метров мы преодолели в полной тишине, настороженно глядя перед собой. Слышны были только наши шаги: моих рабов и охотников братьев Палузи. Ситир, как всегда, двигалась совершенно бесшумно.

Наконец мы все собрались вокруг ямы. Ничего особенного в ней не было: просто черная дыра овальной формы, а потом нора, которая изгибалась и уходила куда-то вглубь. И все.

– Вот, это и есть Логовище Мантикоры! – простонал Куал.

Пастух нас не обманывал. Я обратил внимание на то, что его рука покрылась мурашками, когда он указал на эту ямину. Как бы то ни было, никаких следов ни пантер, ни мантикор, ни даже какого-нибудь завалящего слепого крота здесь не наблюдалось. Я выразил свое разочарование.

– А чего ты хотел? – обругал меня Бальтазар. – Чтобы пантера здесь спокойно лежала и поджидала нас? Она может нас увидеть на расстоянии в десять раз больше, чем то, на котором можем заметить ее мы, и даже прежде, чем разглядеть, она нас учует.

Проведя с ними несколько дней, я ясно видел различия в характерах братьев: Адад старался разумно руководить всей группой, а Бальтазар был несдержаннее и порывистее.

Адад начал готовиться к охоте на зверя, следуя нашему плану: мы решили использовать труп раба, убитого самим Палузи, в качестве приманки. Именно ради этого мы тащили его с собой все эти дни. (Я знаю, мой черный юмор тебе не по вкусу, Прозерпина, но позволь мне все-таки рассказать тебе, что мы запихали в рот бедняги и под его тунику бесчисленное множество пучков ароматических трав, чтобы он не слишком вонял. И, говоря о нем, называли его Козленком, потому что одним из самых изысканных блюд римской кухни считался фаршированный дикий козленок.)

Итак, мы положили нашего Козленка у самого Логовища Мантикоры. Как ты можешь себе представить, Прозерпина, четверо носильщиков, оставшихся в живых, наблюдали за этими приготовлениями с тяжелым сердцем.

– Не беспокойтесь, – пошутил я. – Если наш план сработает с первого раза, нам не придется пустить на мясо и вас тоже.

Братья Палузи и их охотники чуть не лопнули со смеху. Они были бедными, но свободными людьми и называли рабов «плешивыми», потому что тех обычно брили наголо, чтобы сразу отличать в толпе. Носильщикам и Сервусу моя шутка не показалась уж очень забавной.

Мы расположились на почтительном расстоянии от Логовища Мантикоры и Козленка. В сотне шагов от ямы росли какие-то кусты, и мы разбили за ними свой маленький лагерь, где разместились все: десять мужчин и Ситир, а также пять моих рабов, включая Сервуса.

Носильщики приготовили мой паланкин для ночлега, а у братьев Палузи и их охотников были с собой небольшие палатки, сделанные из козлиных кож, в которых они спали по двое.

Потом охотники срубили ветки акаций, подобрали несколько сухих стволов и соорудили из этих материалов заграждение перед нашим лагерем. Эта низкая изгородь из веток и бревен по форме напоминала подкову и защищала нас практически со всех сторон. Единственная зона, которая оставалась открытой, располагалась на отрезке, наиболее удаленном от Логовища Мантикоры. Когда основная структура заграждения была построена, они укрепили ее с помощью больших колючих кустов, которые послужили кольчугой, покрывавшей ветки и бревна. Надо отдать должное их находчивости: увидев шипы длиной в палец, ни один хищник не решился бы приблизиться. Охотники обвязали морды лошади, осла и двух мулов тряпками, а на копыта надели маленькие мешочки, которые приглушали их стук, – все это, чтобы никоим образом не выдать своего присутствия. На всякий случай мы завели животных внутрь Подковы – так мы стали называть наш лагерь.

Несмотря на то что братья Палузи решили меня убить, эти негодяи начинали мне нравиться – они были предусмотрительны, действовали решительно и быстро: в мгновенье ока сумели построить надежный и хорошо защищенный лагерь.

После этого нам оставалось только ждать.

Ожидание, которое достается охотникам, прекрасно развивает терпение и способность подчиняться судьбе. Ловчий постепенно понимает, насколько незначительна его воля: он может взять на изготовку оружие, напрячь тело и дух, но все остальное не в его власти и зависит от поведения других живых существ. Прошло утро, миновал полдень, потом солнце стало клониться к закату, но ничего не происходило. Мое юношеское нетерпение проклинало всех богов: я потерял целый день, прячась за изгородью из веток и колючек и наблюдая за ямой, и не произошло решительно ничего: только пара воронов пиршествовали в свое удовольствие, выклевывая глаза несчастного Козленка.

Я устроился между братьями Палузи.

– Вы думаете, что пантера по-прежнему где-то недалеко от ямы, в которой ее видел Куал?

– Каждая пантера живет на своей собственной территории, – пояснил Адад, поглаживая бородку, но при этом не отводя глаз от Логовища Мантикоры. – Обычно они спускаются сюда с гор Атласа и, когда находят для себя удобное место, остаются.

– На самом деле черная пантера – это просто темный леопард, – добавил Бальтазар. – Это как у людей: одни смуглые, а у других светлая кожа. Но дело в том, что черные леопарды – это исключение, поэтому они так ценятся.

– Но за целый день мы не увидели никаких следов хищника, – настаивал я. – Разве это нормально?

– Да, – сказал Адад. – Леопарды и львы охотятся по ночам.

Я запыхтел, рассердившись, как фавн, у которого стащили флейту:

– А вы не могли сообщить мне это утром, а не сейчас? Тогда я бы, вероятно, провел время за чтением в паланкине. По крайней мере, мне бы не пришлось валяться здесь на земле, и от солнца я бы спрятался!

Провожая меня до паланкина, Сервус сказал:

– Доминус, ты мог бы, наверное, разрешить