Сквозь игольное ушко (сборник) - Ольга Литаврина

– Извините.

От удивления баба даже обернулась:

– Чего?!

Но Анна Иванна уже замолчала, опустив седую голову. Ей было некогда: она вспоминала, как впервые входила в памятное здание той самой частной школы, того самого «града Китежа» – земли обетованной из русских сказок…

«Китеж» занимал типовое здание десятигруппового московского детского сада. Анна Ивановна знала, что детей сюда привозят с разных концов Москвы и даже из Подмосковья. Поэтому здесь были и спальни для учеников, которых родители не могли забрать. По сравнению с прежней 870-й школой эта школа Макетовой показалась какой-то маленькой – точно игрушечной. Анна Ивановна ободрилась, приосанилась – и попросила охрану указать ей кабинет директора. Ее провели на удивление быстро и охотно – не то что в 870-й! Там нашлись бы и секретари, и завучи, и даже кадровичка – для предварительной беседы. Да что говорить: там и кабинет директора был в два раза больше, и дверь в него вела не одна-единственная, как в «Китеже», а с тамбуром, двойная – одна за другой. Вся это несолидность окончательно настроила Анну Ивановну на ироничный лад.

И сама директриса оказалась под стать своему кабинету. По прикидке Макетовой, лет ей, видимо, было немного: худая, стройная, с модной нынче прической – «мокрой химией». Довольно симпатичная, но несолидная. Сама, безо всякой секретарши, пригласила в кабинет, не заставив даже снять верхнюю одежду! Не задавала обязательные начальственные вопросы: «где учились? Что кончали и в каком количестве? Какие категории имеете?»

Наоборот, она больше слушала. И слушала так внимательно, что Макетова даже растерялась. Хорошо, что в дополнение к ответам принесла с собой все документы: трудовую, диплом, удостоверение Почетного работника и другие грамоты и регалии. Впервые Анна Ивановна почувствовала отсутствие у себя привычки к живому непосредственному диалогу, к общению на равных. В классе она в основном вещала, причем по заученным схемам уроков. С родителями общалась по заранее заготовленным тезисам. А тут ее полностью поставил в тупик один-единственный вопрос директрисы, причем заданный ненавязчиво и будто бы вскользь:

– Скажите, а своих учеников вы любите?

И тут в их разговоре повисла небольшая пауза…

Впрочем, Макетова нашлась довольно быстро. Снова вернулась к перечислению собственных немалых заслуг и регалий, оставив вопрос без ответа. И только в конце, считая собеседование благополучно пройденным, вдруг поймала быстрый, но пристальный взгляд директрисы и почувствовала себя не очень ловко под этим взглядом. Ей даже показалось, что ее, Макетову Анну Ивановну, заслуженную-перезаслуженную педагогическую звезду, впервые, как выпускницу вуза, видят насквозь – и не уверены до конца в ее профессиональной пригодности! И сама директриса, как отметила Макетова, не так уж и молода; и внутри нее есть невидимый стержень, который Анна Ивановна за свою педагогическую карьеру научилась безошибочно определять в «неудобных» учащихся.

Но здесь, остро поглядев в глаза Анне Ивановне, директриса тотчас вежливо заулыбалась, положительно отозвалась о ее накопленном опыте работы с детьми – и заключила, что передает принесенные документы в отдел кадров для оформления личного дела. И довольной Анне Ивановне в тот момент не могло и в голову прийти, что единственный заданный директрисой вопрос придется и ей – самой себе! – задать не один, и не два раза – так неожиданно повернулась ее карьера в «Китеже»! Но всему свое время.

Глава 2

Жданно или нежданно – настал для Анны Ивановны Макетовой первый понедельник – первый рабочий день в школе «Китеж». Сама себе удивляясь, Макетова в этот день готовилась к урокам с особым волнением. Даже вспомнила, как в свое время собиралась на работу практиканткой-студенточкой. Взбила волосы, в меру подкрасилась, хотя считала себя привлекательной и без всякого макияжа.

Она собралась и заглянула в свои конспекты, хотя давно уже заучила школьную программу наизусть! И конечно, вошла в класс заранее. В тот день ее ждал урок в десятом «А». В том самом десятом «А», в котором ее назначили и классным руководителем – вместо прежней, уволенной летом «русички». Кстати, за день перед этим, первого сентября, Макетова уже представилась ученикам, сверила пофамильно списки, провела обычный «классный час» и даже успела дать небольшое задание на сегодня: краткое резюме книг, прочитанных летом.

В 870-й школе подобное задание обычно выливалось в обсуждение фильмов по книгам. «Дворцовые перевороты», например, или американская версия «Евгения Онегина». Анна Ивановна и тем бывала довольна, снисходительно считая нынешнюю молодежь «поколением роботов».

Но в «Китеже» все сразу пошло по-другому… Словом, предчувствие Макетову не обмануло.

Начала она с обычного вопроса:

– Ребята, расскажите, что читали летом?

И ее сразу поразило, что ребята не тянут руку для ответа. В этом просто не было необходимости. Они и так все были на виду – в классе сидело двенадцать человек, весь списочный состав. Достаточно оказалось высокому чернявому пареньку, сидящему на первой парте, негромко сказать:

– Можно мне?

Анна Ивановна внутренне собралась и ответила так же спокойно и уверенно:

– Конечно. Твоя фамилия?

– Влад Артемов. – Парень не спеша, словно так и положено, вышел к доске и, глядя на нее, заговорил: – Анна Иванна, летом я прочел Булгакова. Нам рекомендовал его прежний учитель. Можно рассказывать?

Анна Ивановна даже замялась на миг. Почуяло, ох почуяло сердечко, что этот урок будет непростым! Но, все еще надеясь на чудо, она одними губами спросила:

– А что именно вам рекомендовали? «Собачье сердце»?

– «Мастера и Маргариту», конечно, – с некоторым удивлением ответил Артемов.

А дальше – весь урок, такой чудный, продуманный, названный в программе «установочным», совершенно, казалось бы, безобидный вводный урок, пошел насмарку!

Никаких заученных вопросов и ответов, никакой педагогической лекции не получилось! Не вышло даже «перевести стрелки» на нашумевший фильм «Тарас Бульба», демонстрировавшийся летом в кинотеатрах. Бедная Анна Ивановна с пеной у рта пыталась доказать «поколению роботов», что Булгаков, Набоков, Бродский, даже Пастернак – не что иное, как отщепенцы, покинувшие родину в трудные годы становления советской державы и уже поэтому не заслуживающие внимания потомков. А дети совершенно серьезно отвечали ей, что роман «Мастер и Маргарита» – никакая не сатира, а зеркальное отражение того самого «становления», что рукой писателя водили высшие силы и они же заставили Сталина, бывшего семинариста, оценить гениальную книгу. И что москвичей, как и в те времена, страшно портит квартирный вопрос, и что они просят заказать экскурсию в «нехорошую квартиру», ставшую музеем, и хотели бы выступить на празднике ко Дню учителя со сценкой из книги – они уже подготовили отрывок, где Воланд предсказывает судьбу Берлиозу!

К концу урока страсти накалились настолько, что в кабинет Макетовой заглянула сама директриса. Узнав о причине разногласий, к искреннему недоумению Анны Ивановны, директор, вместо того чтобы безоговорочно, как в 870-й, поддержать «авторитет учителя», спокойно ответила:

– Булгаков и впрямь автор гениальный и вполне заслуживает театрального действа на Дне учителя. А то, что вы разошлись во мнениях, – закончила она, слегка подмигнув ошарашенной Анне Ивановне, – это даже интереснее. Следовательно, личность и творения Булгакова и впрямь неоднозначны. Готовьте постановку как следует, а если справитесь, мы с Анной Ивановной подумаем, когда лучше организовать литературную экскурсию!

После такого урока Анна Ивановна ощутила себя выжатым лимоном. Наспех провела уроки в других классах и поспешила домой – готовиться к новой встрече со своими подопечными, а заодно предаваться ностальгическим воспоминаниям о 870-й школе, где ни один ученик не смел подвергать ее суждения ни малейшему сомнению.

Глава 3

Конечно, опытная и поднаторевшая в школьных интригах Макетова не позволила назревающему конфликту вылиться во что-то серьезное. Напротив, она даже подыграла детям, считая, что лучше уже читать «русско-зарубежную» литературу, чем вообще никакую. Но уже тогда поселился в ее душе, как в подгнившем яблоке, червячок странной неуверенности. Впервые в ее трудовой жизни возникли сомнения – а что, если она не все знает о тонкой науке преподавания словесности? И что, если настоящие книги – не просто литература, а как бы инструкция по обращению с себе подобными, и каждый – в том числе и сама она – рискует встретить в них героя с собственным лицом! Да еще и с каким лицом?

Но Макетова дурные эти мысли решительно отогнала. Постаралась сблизиться с ребятами, ездила с ними на экскурсии, пыталась понять их. А один раз отважно собралась да и поехала с ребятами на выходные в Петербург. Взяла с собой одну-единственную мамашу-активистку. Сто раз потом пожалела об этом. Надо было брать десять таких мамаш! Все время, проведенное в Питере, гонялась за своим маленьким «стадом», боялась обсчитаться, потерять кого-то. Плюс еще они с родительницей дружно и тщательно считали экскурсионные копейки, уверенные, что переплатили фирме и за размещение, и за питание, и за «культурную программу». Конечно, толком никаких красот северной столицы Макетова не увидала. Смутно запомнился Петродворец с ансамблем фонтанов и огромные голые площади, где детям так легко затеряться! Вернувшись, она созвала родительское собрание, разобрала по косточкам поведение каждого ученика десятого «А», вынесла выговор за две бутылки «сухенького», отнятые ею на обратном пути, словом, вела себя как и положено опытной наседке. Родители сидели притихшие. Обещали «принять меры». Анне Ивановне казалось, что наконец-то контакт установлен. Домой она ушла поздно, но довольная: теперь в ее классе никто не пикнет.