Шпион, которого я убила - Нина Васина

– Ну, допустим, и что?

– А военные, получив запрос на подложную пленку, тут же ее уничтожили! Как это может быть?

– Да как угодно. Нестыковка, не дошло сообщение, и потом, там же приказывают совсем другие люди. Ева Николаевна, расскажите мне свою версию, а то я не совсем врубаюсь. У вас такой вид, как будто вы что-то поняли.

– Да, – кивнула Ева. – Две вещи. Первая – я связываю напрямую запрос агента Кушеля и его с напарником смерть. А это значит, что военные начали свою игру.

– Да они здесь никаким боком, – покачал головой Осокин. – Они же по нашей просьбе стали делать пленки! А что вы еще поняли? Номер два?

– Три офицера внешней разведки попросили защиты и подробного расследования в отделе внутренних расследований. В живых не осталось ни одного. Не осталось также материалов, заготовленных для передачи американцам военной разведкой. Вывод? Бодрящий массаж мне ты не сделаешь!

– Что? Почему? – опешил Осокин.

– Потому что я не позволю тебе стать сзади и положить руки мне на шею. Я тебе не доверяю.

Осокин вскочил, потом вдруг резко наклонился, поднял шпильку и протянул ее не глядя.

– Вы потеряли.

– Спасибо.

– Если я отойду от вас подальше, а вы не будете на меня смотреть… Извините, понимаете, у вас странный цвет глаз, он меня…

– Я понимаю. Я отвернулась.

– Спасибо. – Сделав несколько шагов по комнате, лейтенант успокоился и заговорил, глядя в стену: – Если это не просто отравление недоброкачественным спиртным, то ваше предположение должно предусматривать в квартире наличие еще одного человека. Там должен был находиться тот, кто отравил коньяк и подал его игрокам в карты. Пятый.

– Наша бригада уже перегнала всю съемку. Давай осмотрим квартиру в подробностях. – Ева развернулась к экрану.

– Это также предполагает, что человек этот либо должен был присутствовать в квартире с самого начала и получить приказ о ликвидации по телефону, либо, не находясь в квартире, получить приказ о ликвидации и войти в квартиру около двенадцати ночи.

– Очень интересно. – Ева прикусила губу, напряженно всматриваясь в экран. – Я ничего не нахожу. Черт! Придется ехать в квартиру. Хотя… В ванной кое-что есть. И вот это в кухне.

– Я ничего не вижу. – Подошедший сзади Осокин всматривается в экран.

Ева, резко развернувшись в кресле, подбивает ногами его ноги, и он с грохотом падает на пол.

– Не подходи сзади. – Она протягивает руку. – Отбил копчик?

– Боже мой, вы сумасшедшая!.. – Осокин с опаской косится на близкую ладонь и становится на четвереньки.

– Нет. Я в порядке. Просто не подходи сзади.

В комнату шумно ввалились фактурщики.

– Нашли следы пятого? – спросила их сразу Ева и улыбнулась, видя, как замолчавшие мужчины переглянулись.

– И шестого, непоседа ты наша! – Пожилой поставил на стол коробку с пиццей. – Потому и задержались. Пока отвезли все в лабораторию, пока прогнали экспресс-анализ на отпечатки. Был пятый, и был шестой! Хотели тебя порадовать, а ты уже в курсе. Главное, следы одного в кухне и в ванной. А вот другого только в одном месте.

– Он прокололся в туалете. – Второй фактурщик режет пиццу и раздвигает ножом куски. – Два смазанных отпечатка на держателе туалетной бумаги. Даже на сливной кнопке ничего нет, а на держателе есть.

– Значит, женщина в кухне отпечатки свои не вытирала. – Ева приближает на экране часть кухонного стола. Увеличивает. – Жена соседа? Знакомая Кушеля?

– Почему – женщина? – отойдя на безопасное расстояние, спрашивает Осокин.

– Вот. – В очерченной рамке увеличенный фрагмент: краешек раковины, часть стола, на нем – высокий тонкий стакан с еле заметным полукруглым пятном. – Это, если не ошибаюсь, губная помада?

– Точно. Яркая, специфический оттенок для брюнеток. – Пожилой фактурщик встал позади Евы. Он жует пиццу и роняет на пол крошки.

– Тот отпечаток в туалете мог быть старым?

– Скажу завтра, я не всемогущ. Но по жировой отслойке на первый взгляд – свежий. Нам повезло в каком-то смысле: хозяин тщательно убрал квартиру перед приемом гостей, везде протер пыль. Ну что, по домам? Результаты по вскрытию подвалят не раньше чем через сутки.

– Вы свободны, – кивает Ева. – Спасибо, что заехали.

– Да я подумал, что вы тут оголодали, вот, купил по дороге. – Фактурщик смотрит на оставшиеся два куска пиццы.

– Я сегодня не ем мучного, – улыбается Ева, заметив его взгляд.

– А я вообще не ем ночью, – сообщает Осокин.

– Придется нам в машине доесть, – быстро забирает коробку фактурщик. – Счастливо вам тут осматривать место преступления!

Шумно переговариваясь, они уходят. В наступившей тишине Осокин смотрит на Еву. Ева смотрит на Осокина.

– Я тут подумал, – говорит он, громко сглотнув, – вы, конечно, мне не доверяете, я понимаю, я сам долго привыкаю к новым знакомым, но есть такой вид массажа… Это можно спереди.

– Неужели? – Ева выключает компьютер.

– Массаж ступней, – решается Осокин.

– Ступней?! – Она поворачивается и смотрит, не мигая.

«Как ей это удается?»

Ева искренне удивлена, и хотя губа прикушена, чтобы не улыбаться, но брови подняты, она смотрит с пристальным интересом, и лейтенант Осокин тонет в фиолетовом тумане и дергается, заблудившись, когда густые ресницы медленно прикрывают ее глаза цвета слегка разбавленных чернил.

– Этот пистолет из коллекции человека, никогда не стрелявшего. У него все оружие, как он сам говорит, – произведение искусства. Итак. Пятиствольный капсюльный пистолет, сделанный во Франции в девятнадцатом веке. Обратите внимание на пять круглых стволов. Они вращаются на продольной центральной оси. Если посмотреть на пистолет анфас, то кажется, что вы заглядываете в цветок. Это ощущение усиливается еще и потому, что ось продлена и по центру стволов ввинчено металлическое копье-штык десяти сантиметров длиной. Окончание этого маленького штыка обработано в виде четырехгранной стрелы, и это также усиливает его сходство с пестиком цветка. Теперь посмотрим в профиль. На каждом стволе в пяти миллиметрах от дульного среза крепятся мушки. Вот это – плоский самовзводный курок, весьма оригинально выполненный и находящийся сверху. Против каждого ствола в специальном углублении стержень для капсюля. Рукоять изогнута и тонко гравирована. Она переходит в металлический корпус с изящной резьбой, а под ним держатель для пальца, составляющий с красиво загнутым спусковым крючком законченную композицию. И спусковой крючок, и держатель-ограничитель – плоские изогнутые полоски металла, совершенные в своем сочетании, как загнувшийся, причудливо удлиненный листок.

– А зачем этот пестик… штык? – спрашивает шепотом Марина.

– Чтобы сначала застрелить противника, а потом еще и заколоть его! – тут же реагирует Скворец.

– А он тяжелый?

– Килограмм. Калибр – тринадцать миллиметров. Со следующего урока мы перейдем к современному оружию. Я хочу, чтобы ощущение красоты оружия у вас не пропало, но этот пистолет со штыком, как никакой другой пистолет, устрашающе прямолинеен в своей красоте. Действительно, им можно и застрелить, и заколоть. Теперь подведем некоторые итоги. И у вас, и у меня есть некоторые долги. Не все сдают в срок сочинения, или эссе, как вам угодно.

– А вы еще не рассказали, как правильно застрелиться! – Это, конечно, Костя Вольский.

– Ты пропустил прошлое занятие, а мы отрабатывали массаж сердца при оказании первой помощи. Так вот, если ты сомневаешься в том, что можешь правильно отсчитать ребра и определить месторасположение сердца, то малокалиберным пистолетом в рот.

– А утонуть?

– Выдохнуть воздух, согнувшись, в течение пяти секунд, и нырнуть как можно глубже. Минуточку, тихо. Тихо, пожалуйста. Я хочу объяснить главное, для чего я вообще здесь. Я здесь для того, чтобы вы осознали свою уязвимость. Вы все – уязвимы, как бы самонадеянно вы ни думали обо всех своих удавшихся приколах и экспериментах с жизнью.

– Ну вы прямо как наши черепки! – возмущается Гвоздь. – Те тоже все время – побереги себя, не делай этого! Меня от них тошнит.

– Не волнуйся так, это просто гормоны, – успокаивает его Ева и пережидает грянувший хохот.

– А вот все говорят – гормоны, гормоны! Ну, выросли у меня усы, и что? Почему я из-за этого перестал понимать отца? – Коля Фетисов говорит тихо и серьезно.

– У меня небольшой опыт насчет усов, – улыбается Ева. – И со своим отцом я так мало виделась, что все его приезды становились праздником, было не до выяснения отношений. А потом он погиб, чем сразу же превратил себя в навеки любимого. Но, основываясь на некотором опыте воспитания своего старшего сына и лекциях моей подруги – психолога, я поняла следующее. Ты сначала перестал понимать себя, а потом отца. В твоем организме произошли изменения, в том числе и с психикой. Ты стал чужим себе. И все люди вокруг стали чужими. К себе ты кое-как привыкаешь, а к другим пока не хочешь. Тебе кажется, что тебя должны понимать с полуслова, что зловредный прыщ испортит тебе вечер, хорошо, чтобы его никто не заметил, а мамочка по пять раз на день советует, чем смазать. Ты катаешься на роликах по проезжей части, потому что это «клево», и все разговоры об опасности вызывают у тебя скуку. Еще ты завидуешь взобравшимся на вершину горы скалолазам, потому что это – правильное и нескучное времяпрепровождение. Еще хорошо жить в Африке и дружить со львами, купаться в водопаде и летать на дельтаплане.