Палач из Гайд-парка - Энн Перри

Питт начал с содержимого ящиков письменного стола. Он внимательно прочитывал каждый исписанный клочок бумаги, и, к его удивлению, это оказалось интересным. Перед ним предстал неглупый и даже тонкий человек, наделенный немалым чувством юмора, обладающий вкусом; правда, грешащий, возможно, излишней высокопарностью в выражении своих мыслей. Некоторые из его писем раскрывали в нем широту натуры, щедрость как материальную, так и духовную, судя по тем похвалам, которые он расточал своим коллегам-музыкантам. Чем больше Питт читал, тем сильнее сожалел, что из жизни ушел человек, к которому, доведись им встретиться, он мог бы испытывать симпатию и даже уважение. Это чувство разительно отличалось от того, которое он испытывал к покойному капитану Уинтропу.

Что у этих людей могло быть общего?

Книги, когда Питт приступил к их осмотру, были в большинстве своем о музыке; много заметок о композиции, полсотни нотных тетрадей, от Гилберта и Салливана до Баха и камерных сочинений Бетховена. Нет, здесь ничто не указывало на какую-либо связь с Оукли Уинтропом и его семьей.

После осмотра кабинета горничная провела Питта в гардеробную Эйдана Арледжа. Справившись, не нужно ли Томасу еще что-нибудь, она удалилась.

На высоком комоде Питт нашел головную щетку с серебряной ручкой из тех, что обычно всегда бывают парными, бритвенный прибор и другие предметы мужского туалета. В верхнем ящике комода лежали несколько запонок для воротничков и манжет и кольцо с красным камнем. Весьма скромный набор для человека, часто появлявшегося перед публикой в вечернем фраке. Скромность погибшего переходила всякие границы.

Питт занялся гардеробом. На вешалке висели костюмы, на полках лежали две дюжины сорочек, в большинстве своем для повседневной носки.

Питт перешел к общему осмотру комнаты. Несколько сувениров, фотография жены в серебряной рамке – она в костюме для верховой езды, но не в таком, в каких он видел наездниц на Роттен-роу, а в изысканно-элегантном, в каком богатые наследницы появляются в своих поместьях в окружении своры борзых. За спиной Далси Арледж темнели кущи деревьев.

В комоде он нашел нижнее белье, носовые платки, носки и прочую мелочь.

Питт не нашел в кабинете дневника, не было его и здесь. Вторая серебряная щетка тоже отсутствовала. Не было здесь и парадных запонок для вечернего костюма.

Томас внимательно осмотрел все, затем закрыл ящики и, спустившись вниз, постучал в двери гостиной.

– Войдите, суперинтендант, – услышал он голос хозяйки дома.

– У вашего мужа есть гардеробная в концертном зале, миссис Арледж? – спросил он, закрывая за собой дверь. Ему чертовски не хотелось задавать этот вопрос, но он его задал. Где-то в глубине его разума уже зрело недоброе предчувствие, и ему было больно и обидно за нее.

– Что вы, нет, суперинтендант. – Далси еле заметно улыбнулась, но в глазах ее промелькнула тень тревоги, хотя голос ее был спокоен. – Видите ли, он дирижировал во многих местах. Иногда, очень редко, концерты даются в одном зале в течение двух недель.

– Где ваш муж переодевался для концерта? – тихо спросил Питт.

– Дома, конечно. Он очень придирчив и тщателен в одежде, ведь на него смотрит весь зал. – Ее голос упал почти до шепота. – Эйдан всегда говорил, что быть небрежно одетым – значит выразить неуважение к аудитории.

– Я понимаю.

– А почему вы спросили об этом, суперинтендант? – Когда она посмотрела на него, глубокая морщинка прорезала ее переносицу. Ее глаза испытующе изучали его лицо.

Питт уклонился от прямого ответа.

– Когда концерты заканчивались поздно, ваш муж всегда возвращался домой или мог заночевать у друзей, у других музыкантов, возможно?

– Бывало и так раз или два. – Теперь в ее ответах чувствовалась неуверенность, на лице появилась тревога, даже что-то похожее на страх. – Как я уже говорила, я не всегда дожидалась его возвращения. – Она прикусила губу. – Вы можете осуждать меня за это, но я плохо переношу поздние часы, к тому же Эйдан обычно возвращался очень усталым и сразу же уходил к себе. Он сам просил меня не ждать его. Вот почему я перестала это делать… – Чувствовалось, как ей трудно держать себя в руках. – Вот почему я не беспокоилась о нем в тот вечер.

У Томаса даже прервалось дыхание от острой жалости к ней. В голове была полная сумятица. Как мог человек, писавший такие добрые письма, быть столь жесток и невнимателен к такой женщине, как эта?

– Я понимаю вас, мэм, – сказал он мягко. – Это было разумное решение. Я тоже не требую от жены, чтобы она ждала меня, когда я возвращаюсь поздно. Более того, я чувствовал бы себя чертовски виноватым, если бы она это делала.

Миссис Арледж благодарно улыбнулась, но в глазах ее по-прежнему стоял страх. Питту показалось, что он даже усилился.

– Я благодарна вам за сочувствие. Спасибо за ваши слова.

– В этот вечер у вашего мужа был концерт?

– Нет… нет. – Она отрицательно покачала головой. – Он весь вечер был дома, работал над трудной партитурой, так он сказал. Я думаю, что поэтому он и решил прогуляться, чтобы дать голове отдохнуть перед сном.

– У него есть камердинер?

– Конечно. Вы хотите поговорить с ним?

– Да, пожалуйста, если это возможно.

Миссис Арледж встала.

– Вас что-то тревожит, суперинтендант? Вы что-то нашли… что-то связанное с Уинтропом?

– Нет, отнюдь нет.

Она отвернулась.

– Понимаю. Вы не хотите говорить это мне. Простите, что я спросила. Я не привыкла… не привыкла…

Питт очень хотел хоть чем-то утешить ее, – пусть это даже будет неправда, – лишь бы облегчить ее боль и смягчить тот новый, возможно, еще более жестокий удар, который, он был уверен, ее ждет.

– Все, что я делаю, возможно, ничего не докажет, миссис Арледж. Я предпочитаю пока не делать никаких выводов. – Томас понимал, насколько беспомощны его попытки, но слова сами собой сорвались с его уст.

– Конечно. Да, камердинер, – согласилась она. Слова ее тоже были такими же пустыми, как слова Питта. Она избегала его взгляда.

Миссис Арледж позвонила и, когда появилась горничная, послала за камердинером, велев передать тому, что Питт будет ждать его в кабинете.

Однако ответы камердинера лишь совсем все запутали. Он или не знал, куда подевалась вторая щетка его хозяина, или не хотел говорить. Он был смущен и напуган, но Питт был уверен, что какого-либо чувства вины слуга не испытывал.

Медленно шагая по Маунт-стрит в сторону парка, Питт пришел к безрадостному выводу, что, несмотря на юмор и воспитание, Эйдан Арледж не так открыт и понятен, как ему показалось вначале. За всем этим кроется нечто, требующее своего объяснения. Куда Арледж отправляется после концертов? Где-то было нечто, что Питт надеялся найти, но так и не нашел. Почему у Арледжа оказались две связки ключей? Возможно, у него была еще одна квартира, о которой ничего не знала его жена?

Зачем? Зачем мужчине бывает нужна тайная квартира?

У Питта был лишь один ответ – очевидный, бесспорный и жестокий, способный причинить кому-то боль. У Арледжа была любовница. Где-то существовала еще одна женщина, оплакивающая его гибель, женщина, не смеющая показать свое горе, не имеющая права даже признаться в том, что знала его.

Грейси приняла решение, еще сидя в кухне и глядя, как хозяин лакомится ее бисквитом с патокой. Но привести в исполнение свой план она смогла лишь после полуночи, когда в доме все уснули. Если заметят, как она уходит в такой час, расспросов не оберешься, да и причину придумать не так легко. В этом случае ее план рухнет. А после того, что было, Питт просто придет в ярость и уволит ее. А этого она не вынесет. Но так же невозможно терпеть то, как ругают его в газетах люди, которые ничего не смыслят в сыске, да и мизинца ее хозяина не стоят.

Поэтому ей надо постараться разузнать что-нибудь. Поскольку хозяйка поглощена ремонтом дома, а миссис Эмили – выборами, кто, кроме нее, Грейси, может этим заняться?

Выйдя из дома, она энергичной походкой направилась к главному перекрестку. У нее было достаточно денег, чтобы взять кэб до парка и обратно. Она сэкономила их, покупая сегодня рыбу. Это, конечно, нехорошо, но ничего страшного, ведь только она сама останется завтра без рыбы. Так что никакого мошенничества с ее стороны нет.

Грейси никак не походила на проститутку в своей одежде служанки – закрытый высокий ворот, длинные рукава, да и цвет платья какой-то невыразительный, сине-серый. Но в ее планы и не входило привлекать взоры мужчин. Ей нужно было добыть нужную информацию, а вовсе не заработать на панели. К тому же проститутки не увидят в ней для себя опасности при ее невзрачности, не станут прогонять и не натравят на нее сутенера. В таком виде она у них не вызовет неприязни. Они, возможно, высмеют ее, а может, и пожалеют, но, во всяком случае, не будут считать опасной конкуренткой.